Хозяйка собственного поместья - Наталья Шнейдер
— Что вы имеете против моего повара? — В голосе Виктора прорвалось раздражение, и мое терпение лопнуло.
— То, что этовашповар! Который будет болтаться намоейкухне! В грязных лаптях…
— Каких лаптях?!
— И с немытыми руками! Мне же больше заняться нечем, только учить ваших слуг гигиене!
— Жан — чистюля, и вы прекрасно это знаете!
— Ах, он еще и Жан!
Воображение мигом нарисовало мне образ щуплого лупоглазого человечка с тонкими завитыми усами и в высоченном поварском колпаке, брезгливо разглядывающего чугунок на печи.
— Теперь вам и имя его не нравится? Что за новый каприз? Ему что, обозваться Акакием ради вашего удовольствия? — Виктор отложил ложку.
— Да хоть Амфилохием, лишь бы он держался подальше от моей кухни!
— Вместе со мной? — Он оперся ладонями на стол, начиная приподниматься.
— Это вы сказали, не я!
Виктор отодвинул тарелку, опустил ложку на стол. Чересчур аккуратно, явно стараясь сдержаться.
— Спасибо, я сыт.
Я положила ложку — слишком резко, дерево хрупнуло о стол, черпало раскололось. Кто за тобой доедать будет? Свиней у нас нет!
— Пожалуйста, — прошипела я сквозь стиснутые зубы.
Виктор вылетел за дверь, я поднялась из-за стола, чтобы взять себе другую ложку. Собрала обломки — надо выбросить, — но нервы сдали окончательно. Я со всей дури запустила останками ложки в дверь.
Которая ровно в этот момент начала открываться.
Дуня пискнула, пригибаясь. Я ойкнула, но обломки пролетели у нее над головой, не задев. Девушка шарахнулась обратно в галерею.
— Стой! — окликнула ее я, но вместо просьбы получился командный рявк.
Дуня застыла, часто моргая. Если она сейчас заплачет, я точно разревусь — от усталости и досады. И будет в доме вселенский потоп от слез.
— Ты чего буянишь, касаточка? — проворковала Марья из-за спины Дуни. Отодвинула девушку в сторону, заходя в кухню.
— Дуня, извини, я не думала, что кто-то войдет, — сказала я. — Это не в тебя летело.
Она смутилась.
— Да что вы, Настасья Пална…
— Жаль, не аспид вместо Дуни пришел, — пробурчала Марья. — Ему бы в лоб в самый раз попало.
Нет уж, тогда и вовсе стыда не оберешься! И так веду себя как истеричка!
— А я-то думаю, чего он из дома выскочил как ошпаренный!
— Уехал? — спросила я.
Надо было радоваться, но почему-то еще сильнее захотелось разреветься.
— Нет, в сад побежал. Злой как… как аспид, только что молнии из ушей не мечет!
Почему из ушей? Хотя почему бы и нет.
О каких глупостях я вообще думаю!
— Дуня, ты что-то хотела?
— Да… — Она замялась. — Настасья Пална, сделайте милость…
— Что такое?
— Сестренки мои пришли. Они сами, честное слово!
— Да что случилось? — не на шутку забеспокоилась я.
— Дуняша, сядь, — вмешалась Марья. — Видишь, барыня и без того расстроенная. Значит, если дело есть — говори сразу по делу, а лучше бы ты в другой раз…
— Да скажете вы мне, что случилось, или нет! — воскликнула я.
Дуня сжалась на лавке, явно жалея, что сунулась в недобрый час.
Надо успокоиться. Но получалось плохо. Все, чего мне хотелось прямо сейчас, — уйти в спальню, рухнуть лицом в подушку, и лежать так, жалея себя. Не потому, что была причина, а просто, из-за несовершенства мира, — пока не засну. А утром будет новый день и новые силы.
Особенно если Виктор догадается не показываться мне на глаза пару дней. А лучше вообще никогда.
— Да ничего не случилось. — Марья погладила меня по плечу, успокаивая. — Там сестренки ее пришли барыне спасибо сказать за доброту. Прослышали, от самой Дуняши, видать, что барыне корзиночки под рассаду нужны…
Рассада! Я ведь хотела сегодня заниматься рассадой!
— Ну и накрутили, из благодарности. Маленькие еще…
Не успели усвоить, что инициатива наказуема.
Я с сожалением посмотрела на миску с остывающим пловом. Уйду сейчас с кухни, вернусь к холодному. Если мне вообще дадут вернуться, а не появится еще какое-то дело.
Я вытащила из шкафа ложку.
— Вы сами ели?
Обе кивнули.
— Плов остался еще?
Снова кивнули, одновременно. Марья — недовольно, Дуня — настороженно.
— Значит, покормите пока девочек как следует, чаем напоите. Я сейчас тоже поем и приду. Не поздно будет им одним домой бежать потом? — спохватилась я. — Не обидят?
— Попрошу кого из парней проводить. Они свои, надежные, — заверила меня Марья.
Они наконец-то оставили меня одну. Я сунула в рот ложку плова и почти не почувствовала вкуса. Но ложка за ложкой — и я успокоилась, а может, немного отдохнула и насытилась достаточно, чтобы распробовать. Удался плов.
Я вдруг поняла, что в этом мире не испортила еще ни одного блюда. Не то чтобы дома я регулярно пересаливала еду или забывала кашу на плите, но иногда казусы случались. А тут — каждый раз казалось, будто ничего вкуснее я не ела.
Потому что я много работаю на свежем воздухе и успеваю проголодаться, чтобы по-настоящему ощутить вкус еды? Или еду улучшало благословение, будь оно неладно — ведь без него Виктор бы ко мне не прицепился?
Выходя, чтобы поговорить с девочками, я столкнулась с ним в дверях. Муж с каменной физиономией уступил мне дорогу и сам вернулся в дом. Не уехал. Странно, но я обрадовалась этому.
Дунины сестренки — так я и не удосужилась узнать их имена — при виде меня подскочили из-за стола, оставив кружки с недопитым чаем. Поклонившись, уставились в пол. С барыней говорить они робели, хватило смелости только на то чтобы прийти к сестре. Я не стала смущать их еще сильнее, посмотрела вопросительно на Марью. Та, сразу поняв, что от нее требуется побыть кем-то вроде переговорщика, подвела меня к стене, где на лавке стояли две большие корзины, плотно заполненные вложенными друг в друга плетенными из соломы корзиночками под рассаду.
Марья, отчаянно играя глазами и лицом, пока девочки не видят, дала понять, что надо их похвалить и отпустить. Так я и сделала, и на слова благодарности скупиться не стала. Они действительно здорово мне помогли.
— Деревня, где они живут, тоже теперь Виктора? — спросила я няньку, когда девочки пошли к дороге.
Та кивнула.
Девочек провожал один из
