Двери не для фэйри - Надежда Николаевна Мамаева
Серебряное, в пол. С открытыми плечами… Я никогда прежде не носила таких. Но сегодня отчего-то захотелось. А еще увидеть себя в зеленых глазах одного дивного. Желание сумасшедшее и абсолютно иррациональное. Но захотелось – и все тут!
Когда я вышла в гостиную, фэйри стоял у окна, которое облюбовал накануне, и смотрел на улицу. Но когда он повернулся ко мне, то замер. И даже, кажется, забыл, как дышать.
Впрочем, у меня тоже что-то случилось с дыханием. Наверное, просто в доме закончился воздух. Весь! Категорически! Потому что дивный был сегодня… особенно дивным. Да, когда он еще только вошел в дом, я не могла не заметить, что сегодня фэйри выглядел как-то особенно элегантно и… высокородно, что ли.
Но тогда, стоя на пороге, он не смотрел на меня так, как сейчас. Словно… словно готов был продырявить мне платье взглядом своих зеленых глаз!
Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы сконцентрироваться на простых, жизненно важных вещах, например, собственном пульсе. Потому что сердце тоже начало халтурить и пропустило удар. Или с десяток ударов.
Усилием воли заставила легкие наполниться кислородом, а мозги начать, наконец, думать! Последнее, к слову, было невыполнимой задачей. Но я справилась. Почти.
– А что делать с мантикорой? – я спросила ради того, чтобы разорвать это невозможное и невыносимое в своем волшебстве молчание.
Мои слова разбили тишину на тысячу осколков. И только после я поняла, как глупо прозвучал вопрос.
– Урнир? – сглотнув, произнес фэйри, и его голос мне показался каким-то хриплым и… удивленным. Словно он не до конца осознал вопрос, а то и вовсе пропустил его мимо ушей, ухватившись лишь за окончание фразы.
В пронзительном «мяу», разнесшемся по дому, мне отчетливо послышалось возмущенное: «Да, со мной!» Но кисе одного вопля было мало. Она демонстративно прошлась еще по спинке дивана, остановилась на его краю и, прогнувшись в спине, потянулась передними лапами, намекая, что вот сейчас начнет когтить обивку.
– Стоять! Бояться! – рявкнула я, представив, что со мной сделает хозяйка дома, если увидит свою любимую мебель в затяжках. Да Дженкинс меня просто порвет на мелкие ленточки! И кису, кстати, тоже, если обнаружит эту наглую пушистую морду на своей территории. Об этом я и сообщила мантикоре. В красках.
Не знаю, насколько киса прониклась, но когти подальше от дивана убрала. И вообще села, обвив лапки своим скорпионьим хвостом, сложив крылышки и изобразив замурчательную прелесть, которую обязательно надо взять с собой.
Фэйри, который наблюдал за нашими с кисой переговорами, усмехнулся, склонился к спинке дивана, на котором восседала эта пушистая рецидивистка так, что его аристократический нос оказался вровень с розовым носиком мантикоры, и проникновенно произнес:
– При условии, что ты ведешь себя прилично.
Киса в ответ согласно мурлыкнула, а я утвердилась во мнении, что эта пушистая гораздо разумнее, чем хочет казаться. Радоваться этому факту или, наоборот, насторожиться, готовясь к худшему, я так и не решила и на всякий случай радостно насторожилась.
Меж тем фэйри как ни в чем не бывало галантно протянул мне руку. Я на миг замерла в нерешительности, а потом все же вложила свои пальцы в мужскую ладонь.
Когда мы выходили из дома, у меня было странное чувство, словно мне в спину кто-то смотрит. Оглянулась. За нами, задрав хвост, гордо вышагивала мантикора. При этом киса всем своим видом напоминала то ли конвоира, то ли телохранителя.
В машину она запрыгнула на заднее сиденье и всю дорогу до оперного театра действительно вела себя тихо. Впрочем, и пока мы поднимались в ложу – тоже. Но как только в зале погас свет, кулисы разъехались и появившийся на сцене певец взял верхние ноты, мантикора протяжно начала подпевать.
– А-а-а-а… ruer torna-a-a-a? – надрывался тенор в костюме молодого дракона.
– Мяу-у-у, – неслось ему в ответ из нашей ложи.
Я сидела, мужественно зажимая рот рукой и пытаясь не засмеяться. Ну, во-первых, потому, что оперный певец был весьма немолод, тучен, величественен и чем-то напоминал дирижабль. Ну такой, у которого сверху внушительный ирокез, имитировавший гребень, посередине чешуйчатое тело с крыльями, а снизу зеленые лосины. Ах да, еще от того места, где у исполнителя заканчивалась спина и начиналась жо… приключения, еще отходил хвост, длинный и похожий на раскормленного, но дохлого удава.
Добавить к этому то, что в партии оказалось множество быстрых переходов от высоких нот к низким, отчего тенору приходилось постоянно то задирать голову, то опускать ее… Со стороны, с учетом ирокеза, было полное ощущение, что исполнитель клюет зерно, как вульгарная курица, а не величественный сын небес, которого он должен был изображать.
Во-вторых, рядом со мной была пушистая фанатка. Правда, поклонницей ли музыки была киса или курятины – еще не известно.
Ну а в третьих, опера была на схинском! И я могла поклясться, что большая часть зала этого языка не знала. Мало того, не говорил на нем и тенор. Иначе бы он так ужасно не промахивался мимо ударений и не коверкал бы даже самые простые слова.
В общем, жалко было всех. И исполнителя, и зрителей, и себя… Себя особенно.
– Сколько будет длиться это испытан… исполнение оперы? – поправилась я в последний момент, но все же не удержалась и усмехнулась под конец.
– Три часа, – отозвался абсолютно серьезно фэйри, и лишь по тому, как дернулись уголки его губ, я поняла: его самого ситуация забавляет.
Это и стало его роковой ошибкой. Потому что я уже больше не смогла сдерживаться.
– Три часа слушать это? – даваясь смехом, уточнила я.
– Мяу-у-у, – вторя моим словам, вдохновенно взвыла киса.
На нас уже начали неодобрительно коситься из других лож. Но я не в силах была остановиться. Да и сидхе, поддавшись моему заразному веселью, уже не пытался скрыть улыбку…
– Я не мог подумать, что получится так… – признался он и щелкнул пальцами, создавая полог тишины.
Зрители оборачиваться на нашу ложу перестали, обратив все свои взоры на сцену. А я же не могла взглянуть туда без смеха.
