Дом на Малиновой улице (СИ) - Александра Питкевич
— Все же, если бы не они, никто бы не заболел!
— Мне думается, у вас неверные сведения, — устав от перепалки, тихо произнесла я. Мне совсем не понравилось то, как эта женщина сменила свое поведение. Если при прошлой нашей встрече она была напуганной и вежливой, то теперь от прежнего ничего не осталось. Перед нами стояла сварливая базарная баба, к тому же, не желающая замечать очевидного.
— Что вы имеете ввиду?
— Сыновья госпожи Шарп сказали, что ваш мальчик привел их к старой часовне. Они даже не знали этого места. И именно он предложил им выдрать пару камней из кладки, чтобы сделать из них…Что вы должны были сделать?
— Крепость, — недовольно и хмуро буркнули тройняшки, которые, кается и не надеялись, что их оправдают.
— Глупости. Мой сын не участвует в подобных игрищах, — вскинув голову, гордо возвестила невысокая женщина.
— И все же, в словах тройни не было лжи. Или вы хотите сказать, что лгу я? — чувствуя, как вскипает все внутри, я сделала небольшой шаг по дорожке. Кажется, за спиной даже тихо затрещали, змеясь, пряди волос.
— Я вовсе не это хотела сказать, — отступая, забормотала женщина, чувствуя, что все это может завершиться не очень хорошо. Но я уже «закусила удила». Подобное слепое высокомерие было мне не по вкусу.
— Ты, — я ткнула пальцем в мальчишку, что прятался за материнскую юбку, — кто привел всю компанию в лес?
— Мама, мне страшно, — не слишком правдоподобно захныкал мальчишка. Кажется, меня ввели в заблуждение его небольшой рост и какое-то слишком детское поведение.
— Смотри на меня! И иди сюда! — покрепче ухватив метлу, чтобы не вырвалась ненароком, я указала пальцем на точку в шаге от меня.
Все вокруг, несколько ошарашенные сменой моего поведения, стояли молча и старались даже не шевелиться.
— Знаешь, что бывает, если врать ведьме? — вкрадчиво спросила я, чувствуя, что поступаю верно. Не то у меня было настроение, чтобы сегодня терпеть подобные выходки. — Сперва у тебя распухнет язык так, что ты весь день ничего не сможешь есть. Потом он станет страшно болеть, так что ты не сожжешь разговаривать. Но на второй день все пройдет. Почти все. На языке останется большой, болючий прыщ, который будет ныть и чесаться. И вот он останется у тебя навсегда, что бы ты не делал, и как бы не старался это исправить. Хочешь типун себе на язык?
— Мама, я не виноват! Там темно и страшно одному! — внезапно затараторил мальчишка, ухватившись за материнскую юбку. — Я давно хотел туда пойти, но местные мальчишки боятся! Они все говорят, что там духи, а я не верил. Мама, я не хотел!
— Думаю, тебе стоит извиниться не перед матерью. Госпожа Шарп все еще здесь, — продолжая хмуриться, напомнила я.
После сцены, произошедшей перед моим домом, дальше все пошло как по маслу. Добравшись до старой часовни, мы провели ритуал. Потревоженного и обиженного духа удалось призвать не сразу, но после искренних слов извинений и подношения небольших подарков, он все же явился. Недовольный старый монах, едва заметный из-за ярких солнечных лучей даже мне, несколько раз фыркнул, недовольно покосился на мальчишек, но все же с интересом посмотрел на подарки.
Мальчишки принесли то, что посчитали подходящим, без моей помощи. Здесь оказались и кусок кристалла, и старый самолетик, явно сделанный собственными руками. Был еще какой-то ножик, с отломанным наконечником и старинный железный ключ.
Откупорив зелье и махнув всем, чтобы отошли подальше, я осторожно вылила содержимое на предметы, выложенные на мшистом камне. Несколько минут ничего не происходило, и я уже засомневалась, что монах согласится так просто простить детей, но зелье вдруг задымилось, забулькало и через миг предметы растаяли. Испуганные и удивленные вдохи стали сопровождением произошедшему.
Я все еще видела эхо вещей, перешедших в мир духов. Видела, как монах с интересом взял в призрачную руку небольшой кристалл, рассматривая его на свет. Видела, как махнул второй ладонью в сторону детей.
Призрак, не утратив со временем сознания и ясности мысли, посмотрел на меня и медленно кивнул. Все хорошо.
И тут с внезапно почерневшего неба, словно кто-то открыл кран, повалила вода. Мы все промокли за одно мгновение.
— Вот вредность же, — тихо пробормотала я, успев заметить ухмылку на лице исчезающего духа. — Идите по домам. Через пару дней мох сойдет. Но надеюсь, это будет хорошим уроком. Для всех.
Дождавшись когда останусь одна, я, отфыркиваясь от дождя, выставила по контуру часовни небольшие отводные столбики. Чтобы поменьше случайных прохожих тревожили покой монаха. Может, когда-то он сумеет найти покой, но до тех пор не стоило испытывать судьбу, надеясь на его благосклонность. Подобные духи вполне могли наградить чем-то значительно более серьезным, чем простой мшистый лишай.
Домой я добиралась долго и как-то тяжело. От холодного дождя продрогли все кости уже к тому моменту, как я вышла на дорогу. Не спасала даже куртка, а что-то колдовать было уже поздно. Вяло переставляя ноги, и поругиваясь на вредных призраков, я уже добралась до окраин города, когда, когда из-под кустов раздалось громкое и пронзительное «мяу!».
Резко остановившись, я с недоумением уставилась на мелкого, мокрого и весьма унылого котенка черного окраса. С розового носа капала вода, мех весь слипся и это чудо сидело, отчаянно дрожа всем телом.
— И что дальше?
— Мяу! — весьма решительно ответили мне, выползая из-под куста на дорогу.
— Ничем не могу помочь. Бабуля мне не разрешала никаких домашних животных, — покачав головой, я пошла дальше, стараясь делать вид, что ничего не слышу.
— Мяу! Мяу! — так громко, что хотелось скривиться, доносилось из-за спины.
— Нет и нет, — ускоряясь, как можно громче и четче ответила я на это требование.
За спиной замолчали, и дальше я шла спокойно, то и дело стряхивая капли дождя с лица. Только бы метелка не размокла. Она еще совсем новая и не обзавелась полным спектром возможностей.
Из-за поворота увидев дом, я едва не вприпрыжку понеслась к нему, надеясь, наконец согреться. И тут позади послышалось не менее восторженное: Мяу!
Я встала как вкопанная, медленно оборачиваясь. Мокрый, унылый и совершенно непривлекательный котенок пялился на меня своими желто-зелеными глазищами.
— Я не поняла. Это что такое?
Отвечать мне никто не собирался! Задрав хвост трубой, этот комок мокрой шерсти обошел меня по небольшой дуге и уселся на пороге дома, став умываться под козырьком. Его все еще трясло, но зверюга всем своим видом выражал нежелание куда-то уходить.
— И не думай, что впущу тебя! — строго погрозив пальцем, я вынула из кармана ключ.
Отперев,
