Копьё Маары - Кретова Евгения
– Я… тоже думала, всё… пропали… – Катя тяжело повалилась на сырую траву, опустила голову на руки и, стараясь выровнять дыхание, делала ровные и глубокие вдохи-выдохи.
– Ну, идеи есть?
Ярушкина тень дрогнула и выпрямилась:
– Попробуем снова проскользнуть на их стоянку и освободить их так же, как тебя.
– Так себе идейка, скажу я. – Катя покачала головой. Ярушка замерла. – Они на ночь стражников выставят, охранять лагерь. Можно напороться в темноте. Тебя вон видно уже в сумерках. Нужен другой вариант…
– Утра ждать? – ужаснулась Ярушка, отпрянула. – Так они на заре снимутся с места, ищи потом по лесам. Сейчас идти надобно.
– А ты знаешь точно, где Могиня с Истром?
Ярослава кивнула:
– Я как тебя искала, их сперва увидела. Их повязали между собой, не вырваться. Сторожат крепко.
– Посох я у вашего дома посеяла, вот что плохо, – удрученно отозвалась Катя вместо ответа.
– Вот этот, что ль? – и Ярушка торжественно отколола от зарукавья изящную серебряную иглу и высоко подняла ее над своей головой, позволив последним солнечным лучам осветить ее.
От неожиданности и потрясения Катя даже взвизгнула.
– Как?! – запричитала она, обнимая подругу. – Как ты его нашла?!
– Да ладно, что ты, в самом деле, – застеснялась Ярушка, пытаясь высвободиться из Катиных объятий.
Серебряная игла в ее руке, словно живая, обладающая своей собственной волей, мягко выскользнула из ее пальцев и, пролетев по воздуху, опустилась на Катину ладонь. В ту же секунду она стала расти и увеличиваться в размерах, до тех пор пока не приобрела свой прежний вид – длинного серебряного посоха. Загадочные письмена на мгновение повисли вокруг него, блеснули ярким сине-голубым светом, озарив лица девочек, и погасли. Посох вернулся к своей хозяйке.
– Так как ты его нашла? – Катя любовно поглаживала ребристую поверхность посоха.
– Так когда ты в доме бабушки появилась и из моей комнаты повалилась, я внизу была…
– Так это ты шелестела?
– Ну, выходит, что я. – Ярослава пожала плечами. – Я же говорю: я внизу была. Услыхала грохот наверху, в светелке своей. Затаилась. А тут и джунгар выскочил. А смотрю – летит прямо на меня серебряный посох и на глазах уменьшается, превращаясь в иглу. Я руку вытянула и споймала. Тут-то я и смекнула, что и ты здесь, рядом. Зря, что ли, шум я слышала. И посох этот. Смотрю в щелку, и точно, ты у нас, и тебя эти джунгары схватили, поволокли. С тобой еще девочка какая-то была. Я за вами. Но вас на лошадей посадили, я и упустила. Джунгары со всем награбленным добром к стойбищу двигались, я за ними и пошла. Там я вас караулила, искала, думала, вас ко всем пленным посадят, но не тут-то было. Я на площади вас смотрела прежде, не нашла. Так бы я тебя раньше увидела.
Сейчас, в надвигающихся сумерках, она становилась все более и более видимой. Катя уже могла различить, что платье ее изодрано во многих местах, лицо и руки измазаны в саже, а кое-где багровыми язвами горели ожоги. Сколько же она натерпелась!
Катя осторожно дотронулась до руки подруги, сжала ладошку:
– Спасибо, что выручила. Милая моя, родная Ярушка! – По Катиным щекам вдруг ручьем потекли слезы, падая на пораненные запястья, из-за чего раны начало щипать. – Мы их обязательно найдем и спасем.
Ярушка сразу как-то обмякла, сникла. Ее худенькие плечи опустились, и Катя почувствовала, что подруга тоже заплакала. Вначале тихо и беззвучно, потом все сильнее, навзрыд. Все ее тело вздрагивало и стонало от боли и бессилия.
– Ну-ну, – шептала Катя и гладила Ярославу по голове, совсем как мама ее когда-то успокаивала, – тише-тише. Все хорошо будет. Мы вместе. И у нас посох есть. Мы вот прямо сейчас что-нибудь и придумаем. Ведь придумаем?
Ярушка беззвучно кивнула, всхлипнула.
– Где ты, говоришь, их видела? – уточнила Катя.
– Там, у опушки. – Ярушка неопределенно махнула рукой в сторону стоянки джунгар.
У Кати в голове начала тлеть, словно уголек, крохотная идейка, разгораясь во вполне определенный, но, правда, довольно дерзкий план.
– Место хорошо запомнила?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ярушка кивнула.
– Тогда есть идея…
Глава 8
Магда
– Сколько дней она там? – спросил Сергей Александрович у замершей за его спиной домработницы.
Девушка неловко поправила передник, машинально скользнула рукой наверх и потрогала горловину блузки. Понятно: нервничает. Сергей Александрович обернулся, посмотрел сурово.
– Третий день, – пробормотала.
Сергей Александрович нахмурился.
– Почему мне не сказали?
– Не хотели вас беспокоить, Сергей Александрович, – пролепетала помощница по хозяйству. – Вы в поездке были. Я подходила к двери, стучала. Магда Тимофеевна отвечала, чтобы я уходила и не мешала ей.
Сергей Александрович вздохнул, жестом отправил ее и снова постучал в дверь.
– Магда, это я, Сергей, открой дверь, пожалуйста.
За дверью послышалось движение. Но никто не открыл.
Сергей Александрович постучал громче и требовательнее:
– Магда, если ты сейчас же не откроешь дверь, я ее выломаю! Предупреждаю тебя!
Снова – тишина.
– Вот что она задумала? – обратился он к мужчине, стоявшему все это время рядом.
Тот прищурился.
– Серег, надо ломать… – Обернувшись, он поманил ближе охранников, что нерешительно замерли у соседней комнаты.
Вместо ответа Сергей Александрович отошел в сторону, позволив двум крепким темноволосым ребятам подойти к двери вплотную. Те поднажали, вставили в нужное место нож, притопив его. Дверь хрустнула и распахнулась.
Сергей Александрович остановился в проеме. Темно. Стукнул из вежливости костяшкой пальца по косяку:
– Магда, я уже здесь. Я вхожу…
Ему никто не ответил. Он сделал один осторожный шаг в темноту комнаты. На полочке перед иконой горела маленькая свечка, но все равно толком ничего не было видно.
В нос ударил резкий запах валерьянки, медикаментов, свечей и ладана. У него внутри все похолодело. Первой возникла мысль, что случилось непоправимое.
– Магда? Где ты, я тебя не вижу. – Его голос предательски дрогнул.
Несмотря на все эти годы отчуждения, поселившегося между ними, оказывается, он ее любил.
В дальнем углу ему почудилось движение. Глаза едва успели привыкнуть к полумраку, он с трудом различал предметы, поэтому пробирался ощупью, то и дело наступая на какие-то вещи, натыкаясь на какие-то предметы, сметая их с пути. Бог мой! За все эти годы он забыл, как устроена ее комната. Это была ее обитель, где она добровольно затворничала.
– Магда, да отзовись же ты! – не выдержав, гаркнул он.
Вместо ответа он услышал ее дыхание. Нет, не стон. Тихий, тоскливый звук, большей похожий на вой подбитой волчицы.
Не боясь уже что-то сломать и разрушить, Сергей бросился на едва уловимый звук.
Магда лежала на полу под иконой, поджав колени к подбородку, обхватив их руками. Вокруг нее валялись смятые и использованные бумажные платочки, огарки церковных свечей, распахнутые альбомы с выпавшими веером фотографиями. Она не плакала. Слез не было.
Но тело Магды содрогалось, спазм перехватывал гортань, слетал с потрескавшихся губ сиплым, глухим скрипом. А слез у нее не было. Оказывается, они могут заканчиваться. Он не знал этого прежде.
От былой ухоженной, холодной и неприступной Магды, ставшей почти чужой, не осталось и следа. Та Магда растаяла. Исчезла вместе с тем морем слез, которые она выплакала за эти дни одна, в пустой темной комнате. Глаза ввалились в глазницы, лицо осунулось, иссохло, потеряло цвет. Она перестала походить на человека. Она скорее была похожа на тень.
Сергей Александрович сел перед ней на колени, подхватил измученное тело. Привлек к себе.
– Магда, – прошептал он, обнимая за плечи.
– Его нет, – обреченно отозвалась она, заглядывая в его лицо пустыми темными глазами.
– Мы еще ничего точно не знаем, – стал убеждать ее муж. – Я был на месте. Там стоит твой «лексус». Степаныч с ребятами проверили машину: там нет никаких особенных следов, никакого криминала… Ни крови, ни царапин, ни следов борьбы. Ты сама подумай: если б это был криминал, у нас бы уже хоть выкуп потребовали бы… В любом случае как-то вышли бы на связь.