Танцовщица для небесного бога (СИ) - Лакомка Ната
— Может, господина Кама опять устраивает праздник? — высказала предположение Хема, прыгая, чтобы через головы рослых учениц, стоявших впереди, разглядеть, что происходит.
— Праздники летом? — усомнилась Ревати.
— Сейчас узнаем, — сказала Анджали, желая только одного — чтобы это поскорее закончилось, и она могла бы прилечь.
Старшая апсара вышла перед ученицами и подняла руку, призывая к молчанию. Но никто ее не заметил. Все ученицы, как одна, смотрели на незнакомую женщину в желтых шелковых одеждах, которая вышла из дома наставниц.
Она шла неторопливо, то и дело останавливаясь возле какой-нибудь ученицы, оглядывая ее с головы до ног.
Она не делала особых жестов и не принимала особых поз, но тело ее словно создавало музыку, радуя каждым движением. Как будто волшебные струи перетекали от макушки до маленьких сильных ступней, заставляя тело трепетать, и напоминая, что апсары и вправду родились от воды и унаследовали от праматери гибкость и плавность. Ее полная и высокая грудь колыхалась при каждом шаге, а талия была украшена золотой цепочкой-пояском с тремя подвесками из драгоценных камней.
— Кто это? — прошептала Анджали, не в силах оторвать взгляд от прекрасной гости.
— Не знаю, — также шепотом ответила Хема, тоже тараща глаза на женщину. — Наверное, богиня…
— Нет, она апсара, — возразила Анджали. — Дайвики.
— С чего ты решила? На ней шелковые одежды и украшения, как у богинь.
— Нет, не богиня. Я это чувствую.
— Дайвики Урваши почтила нашу школу своим присутствием, — объявила старшая наставница, и девушки изумленно зашумели.
— Она лучшая танцовщица, — объяснила Анджали подругам, — наставница Сахаджанья рассказывала.
— Вот бы посмотреть ее танец, — завистливо вздохнула Хема.
— Зачем смотреть танец? — рассудительно сказала Ревати. — Даже по походке видно, что она — лучшая.
В это время дайвики Урваши проходила мимо них. Девушки поклонились, падая ниц перед прославленной апсарой, но Анджали не стерпела и подняла голову. Дайвики смотрела прямо на нее, и взгляд был — как тысячи раскаленных иголок. Потом она проследовала дальше, и Анджали догадалась, что не понравилась первой танцовщице. Но почему — понять не могла. Сердце боязливо сжалось, и самый этот момент показался ей судьбоносным. Что-то произошло сейчас, что-то, предвещающее неприятности, если не беду. Спасаясь от внезапно нахлынувшего страха, Анджали сжала ладонь Хемы. Она ответила ей крепким рукопожатием, и страхи хоть немного, но отступили. Другой рукой Анджали нашла руку Ревати и тоже пожала. Подруга склонил голову ей на плечо, продолжая смотреть вслед удалявшейся дайвики.
— Мы будем танцевать еще лучше нее, — прошептала Анджали на ухо Хеме и Ревати. — Только не болтайте об этом, чтобы нас не наказали за дерзость.
Часть вторая. Оборотная сторона
7
Несколько дней после памятного танца Анджали царила в школе апсар. Ученицы бегали за ней по пятам, как павлины, выпрашивающие лакомство, и она купалась в этом всеобщем восхищении. На Джавохири никто не обращал внимания, и даже ее верные маленькие поклонницы из числа учениц первого года позабыли приносить ей куркуму и цветы.
Все было хорошо, но нога беспокоила ее сильнее и сильнее. За ночь боль утихала, и утром Анджали вставала почти как раньше, чувствуя только легкое покалывание в бедре, но к обеду тягучая боль усиливалась, а к вечеру мышцы начинало жечь, словно огнем. Не помогла и целебная мазь, которую она выпросила у лекаря, соврав, что слишком усердно занималась на занятиях у наставницы Сахаджаньи. Натеревшись вечером резко пахнущей белой кашицей, которую ей в свернутом листе передал лекарь, Анджали проснулась задолго до рассвета от режущей боли в бедре. В полудреме ей показалось, что она плачет, и удивилась собственной слабости, но потом поняла, что плачет вовсе не она.
Всхлипывания доносились со стороны постели Ревати.
Анджали резко села в постели, потревожив ногу и чуть не вскрикнув от боли, и спросила в темноту:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ревати, ты плачешь?
Рыдания мгновенно прекратились, и ее подруга затаилась, делая вид, что спит.
Доковыляв до подруги, Анджали села на край ее постели и потянула тонкое лоскутное одеяло.
— Рассказывай, что приключилось? — заговорила она ласково. — Тебя кто-то обидел? Это Джавохири что-то тебе сказала?
Ревати долго отворачивалась, пряча лицо в ладонях, но Анджали так нежно и твердо уговаривала ее поделиться, что она не выдержала. Села рядом с подругой, отбросив одеяло и указала на свою талию, перехваченную пониже пупка серебряной цепочкой.
— И что?.. — Анджали непонимающе разглядывала светлые звенья, и вдруг поняла, и на висках выступили капельки пота, такой ужас она сейчас пережила. — Ревати! Как такое случилось⁈.
Подруга только снова залилась слезами.
Цепочки на талиях будущих танцовщиц были одинаковой длины. По ним наставницы строго следили — не толстеет ли ученица, и если какая-то несчастная прибавляла в весе настолько, что цепочка становилась мала, то девушку безо всякой жалости изгоняли прочь из небесного города. Ведь апсара должна быть совершенна во всем. И тонкий стан — обязательный признак небесной красоты.
Крайне редко случалось, что апсара нарушала закон неприкосновенности до сваямвары и допускала к своему телу мужчину. Такие случаи, когда она начинала толстеть, ожидая ребенка, расследовались с особым тщанием. Мужчина, нарушивший закон, подвергался пыткам и предавался смерти, а танцовщицу изгоняли.
Голоса подруг, хотя они и старались говорить тихо, разбудили Хему, и она шумно завозилась на тонком матрасе, позевывая и недовольно бормоча.
— Что вы тут опять затеяли? — спросила она, потирая глаза.
Анджали не смогла ей ответить, только открывая рот, но не находя слов, в Ревати низко опустила голову, пряча слезы.
— Вы почему не спите? — зевнула Хема. Она приподнялась и отдернула занавеску с окна, чтобы посмотреть на небо.
Было почти светло, но солнце еще и не думало всходить.
— Чего вы переполошились? И меня разбудили! — возмутилась Хема.
— Прости, мы и правда провинились перед тобой, — нашлась Анджали. — Ложись спать, до рассвета еще далеко.
— Как я теперь смогу уснуть? — негодовала ее подруга. — У меня уже сон сбежал и из этого глаза, и из этого, — она по очереди указала на свои глаза, а потом соизволила заметить печальную Ревати. — Ты плачешь, что ли?
Ревати замотала головой, поспешно вытирая слезы, но от острого взгляда Хемы невозможно было ничего скрыть.
— Это что⁈ Это как⁈ — взвизгнула вдруг она, тыча пальцем в располневшую талию Ревати, плотно охваченную цепочкой.
Анджали тут же бросилась к ней, едва не зашипев, когда наступала на больную ногу, и зажала Хеме рот ладонью:
— Не кричи. Ты ничего никому не скажешь.
Хема что-то замычала под ее рукой, а потом кивнула, показывая, что кричать и звать наставниц не станет. Но едва Анджали отпустила ее, затараторила:
— Но как же? Мы обязаны сообщить старшей апсаре! Если не сообщим, нас всех накажут. Всех!
— Она — наша подруга, — сказала твердо Анджали. — Мы не можем предать ее при первой же беде.
— Она позволила мужчине прикоснуться к себе, она ждет ребенка, такое не скроешь, — настаивала Хема.
— Нет, — шепотом закричала Ревати. — Нет! Не было ни одного мужчины! Но я толстею, и ничего не могу с этим поделать… Я почти не ем, и все равно толстею…
— Ты же ей веришь, — сказала Анджали, которая уже пришла в себя, — Ревати не станет нас обманывать. Она просто немного поправилась, и никакого ребенка не будет.
— Об этом все равно узнают, и нас прогонят на землю, — сказала Хема, но уже не так уверено.
Ревати услышала об изгнании и заплакала еще горше, спрятав лицо в ладонях.
Анджали подошла и положила руку ей на плечо, утешая:
— Я что-нибудь придумаю.
— Но что ты сможешь сделать⁈ — Хема со страхом смотрела на Ревати. — Смотри, цепочка даже уже не провисает! Наставницы заметят!