Забытый чародей. Авария, которой не было (СИ) - Бахтиярова Анна

Иван снова проявил такт. Не стал заострять внимание ни на внезапной остановке, ни на торопливой болтовне. Поддержал беседу. Рассказал, что всю жизнь мечтал завести собаку, но не сложилось из-за маминой аллергии на шерсть. В детстве довольствовался черепахой с банальным именем Тортиллочка. Подростком получил в наследство от почившего дяди говорящего попугая Аркашу.

- Дядя был оригиналом, и птичка не без заскоков, - Иван закатил глаза. – Она знает немало приличных и безобидных фраз, но временами её заносит. Ладно б просто нецензурно выражалась, а то гостей обвиняет в краже воблы, к пиву приготовленной. А однажды вообще отмочила – в приезд свекрови сестры. Дамочка едва порог переступила, Аркаша на нее спикировал с грозным воплем: «Верни сервиз, мымра!»

Смешок получился вымученный, хотя в другой момент я бы расхохоталась от души. Все-таки воображением природа наградила красочным – полет, а, главное, приземление попугая изобразило в деталях. Иван догадался, что я не готова веселиться, и молчал, пока мы пересекали заснеженный двор, двигаясь по колее от автомобильных колес. Особой глубиной она не отличалась - большинство машин не сдвигалось с места с прошлого года и теперь обзавелось пушистыми шапками, а особо «ленивые» и шубами.

Расстались мы на этот раз у дверей квартиры. Опять обменялись рукопожатием.

- Я больше не стану вас тревожить, Яна, - пообещал парень на прощание и шепнул. - Но только прошу – будьте осторожны…

Спала я в ту ночь плохо. Ворочалась с боку на бок, пытаясь провалиться в сон. Но он всё не шёл. Тень от качающейся ветки за окном упрямо рисовала на обоях запрещенные сюжеты. Горькие и светлые. Я отчаянно пыталась их прогнать, чувствуя жжение в глазах от невыплаканных слёз. Но не могла. А, может, просто не хотела? Вдруг он настал – тот момент, когда пора открывать заслон, чтобы дать бурной реке воспоминаний выйти из берегов…

...Утро выдалось по-осеннему мерзопакостным. Холодный воздух просачивался сквозь куртку и обнимал вспотевшее от быстрого бега тело. Сырость влажной лапой гладила волосы, превращая в паклю. Под ногами хлюпало месиво из песка, мелких веток и мертвых темно-коричных листьев. Разумеется, я проспала. Не то шла бы сейчас по нормальной асфальтовой дорожке, а не срезала бы путь через газоны.

Настроение соответствовало погоде. Зверек, похожий на медвежонка гризли, уныло царапался в животе, предчувствуя тоскливый день. Первой по расписанию значилась физкультура, на которую я и летела, подозревая, что в зале во время беговой пятнадцатиминутной разминки окончательно скопычусь. Вообще-то, предыдущие три года я славилась злостной прогульщицей оной дисциплины (как и подавляющее большинство студентов журфака). Однако на четвертом курсе пришлось одуматься, ибо в конце года вместо привычного и достающегося потом и кровью зачета, значился экзамен. А прогулы точно не способствовали выставлению в диплом приличной оценки.

Следующими по списку шли два теоретических предмета, преподававшихся на редкость скучно и монотонно. Завершала день зарубежная литература. Последняя прежде не вызывала горестных вздохов, да и период изучался интересный – вторая мировая война. Однако преподаватель, доставшийся в этом семестре, оказался форменным садистом. Вы бы слышали, с каким вдохновением он рассказывал про описываемые в книгах концлагеря и камеры пыток!

Воспоминания о последних лекциях оказались столь яркими, что я почти не удивилась, услышав нечеловеческий вопль и чей-то испуганный визг. А потом влажные волосы зашевелились. До меня дошло, что жуткие звуки не мерещатся.

В экстренных ситуациях секунды кажутся невероятно длинными, и в память врезаются всякие мелочи. Серые резиновые сапоги на библиотекарше из читального зала - женщины, которая отчаянно кричала при виде бойни. Рассыпанная по земле рябина, похожая на капельки крови. А яростные глаза собаки, завладевшей добычей, я точно никогда не забуду. Такие не каждому волку достаются.

Нет, страха не было. Только злость. Хотя большой чёрный пёс мог запросто ответить, если б мое нападение не стало неожиданным. Я шла на обидчика пыльного окровавленного кота, размахивая сумкой и пакетом со спортивной формой. Что-то громко кричала. И, кажется, грозилась убить. А потом в пса полетела палка. И еще одна. Мужской голос велел убираться. В нем было столько уверенной силы, что зверь подчинился.

Слезы душили, отчаянье разрывало сердце. Не верилось, что коту можно помочь. Слишком безнадежно он выглядел – с прокушенным боком и раздробленной задней лапой.

- Что вы делаете? Нужно завернуть! – возмущался всё тот же мужской голос. Незнакомец пытался расстелить на мокрой земле собственную кожаную куртку, а я ее усиленно отталкивала.

- Погодите же! У меня футболка есть!

Подумаешь – старая форма!

Так и поехали в ветклинику. Парень с котом на руках – в «пеленках» из моих футболки и штанов, и я со своей сумкой и его ноутбуком. На машине, пойманной рядом с университетом. Повезло, что водитель оказался кошатником (так бывает, когда небо хочет помочь) - и крови не испугался, и дополнительного тряпья подложил.

Помню мрачное лицо ветеринара-хирурга. Высоченного парня со светлыми волосами, собранными в хвост. Он ничего не обещал, но взял кота так бережно, что я поверила в успешность предстоящей операции. Провожала спину, обтянутую белым халатом, почти счастливым взглядом и быстро моргала, прогоняя слёзы.

Мы прождали возвращения эскулапа два с половиной часа. То на жестком диване у хирургического кабинета в тишине, нарушаемой едва слышными голосами в отдалении. То на улице – в курилке. Там мы говорили без остановки. Но не о спасенном коте. Его упоминать отчего-то было страшно до мурашек, будто слова могли ухудшить состояние бедняги.

- Вообще-то, я люблю собак, - объяснил Антон, затушив сигарету об урну. Мы вспомнили, что стоит представиться друг другу на исходе второго часа ожидания. – Всегда их держали, иногда породистых, но чаще дворняжек. У родителей и сейчас живет овчарка Берта. Сам не завожу, домой приезжаю лишь ночевать. Но настоящая собака не должна быть злобной. Вы же видели глубину ярости в её глазах!

- Это инстинкт, - прошептала я, закуривая вторую сигарету подряд. – А еще люди, сделавшие пса злым.

- О, да! Это они умеют! И бездомышей превращать в волков, и собственных питомцев – в убийц. В родительском дворе сосед боксера на котов натравливал. Пока одна кошка бойцовская не попалась – морду псу вскрыла. Пришлось швы накладывать.

- Хорошая кошка.

- Прицельный удар.

Хирург вернулся с неоднозначными новостями. Необратимых внутренних повреждений собачьи зубы коту не нанесли, хотя и потрепали бок изрядно. Но серьезно пострадала задняя левая лапа. Пришлось ампутировать.

- Нужно выжидать, - вынес вердикт ветеринар. – Тут слишком много разных факторов: и потеря крови, и шок, и обширные повреждения. Раньше завтрашнего утра делать прогнозы бессмысленно. При условии, что кот…

- Доживет до завтра, - закончила предложение я, громко шмыгая носом.

- Какие у вас планы, молодые люди? Будете при благоприятном исходе пациента забирать? Он ведь не ваш?

- Теперь э-э-э-э… - Антон на мгновение замялся, а потом уверенно выдал, - теперь наш.

- Общий, - подтвердила я, ясно осознав, что не буду иметь ничего против совместной опеки над котом-инвалидом.

****

Проснулась я от громкого «ругательства» мобильного телефона в изголовье. Протянула руку на звук, не открывая глаз и мысленно костеря того, кому приспичило пообщаться ни свет, ни заря. Точного времени я, разумеется, не знала, но, по ощущениям, было рано. Особенно для выходного дня.

Сейчас открою рот и выскажу всё, что думаю. Нет, лучше просто прокляну. Чтоб с дюжину лет не видать бестактному нахалу ни денег, ни удовольствий. Припечатаю язвительно, но коротко. Самое то получится для не проснувшихся языка и мозга.