Ее темный секрет (СИ) - Риган Хэйс

Девушка по-хозяйски прошлась по нутру хижины, обошла отца и Грогана и уселась подле последнего, потеснив соседей.

— Простое оружие для него не несет никакой угрозы. Я видела сама, как раны его затянулись без следа. Нужно особое оружие. Например, сильное колдовство.

Пока члены совета бросали друг на друга косые взгляды, Альвейн силился разгадать, что же за страшная перемена случилась с дочерью старейшины? Еще с седмицы две назад девушка цвела любовью, пылала страстью и ради возлюбленного готова была жертвовать собой. Но сейчас, сколько сид ни всматривался в милое округлое личико с острым подбородком и вздернутым лисьим носом, не мог признать в девице прежней Ниррен. Страстный образ ее в один миг вдруг померк, а сердце — затвердело. Она наглухо закрылась от мира, и тот больше не мог до нее достучаться. Внутри нее теперь воцарился иной мир, в котором для любви Ардена больше не было тихого уголка. Тьма, пожравшая юношу, неизбежно коснулась и ее, навеки заразив скверной, теперь Альвейн видел это отчетливо. И чтобы свет ее души не померк безвозвратно, Арден должен умереть.

С трудом вырвавшись из раздумий, сид обратил слух на членов совета и их предложения, уместные и бессмысленные, жестокие и милосердные. Никто из них еще не понимал, кем стал его бывший воспитанник и насколько стал неуязвим. Зато понимал сам Альвейн.

— В прошлый раз его удалось обезвредить смесью из чистотела и беладонны. Если смазать ею кинжал и вонзить прямо в сердце, Арден не сможет использовать всю свою мощь.

— Но что потом? — нетерпеливо выкрикнула воительница Арана, позвякивая внушительными серьгами-кольцами. — Все мы магически одарены в совете, но какое колдовство способно сравниться с его темной силой, свидетелями которой мы недавно стали?

Альвейн помедлил немного, собираясь с духом, чтобы оборвать последнюю нить, что связывала его с учеником. Разорвав ее, назад он уже не повернет, и все, что останется — жить с этим выбором.

‒ У моего народа некогда был в ходу обряд: любую нечисть сиды заключали в Круг Огама и общими усилиями загоняли в Пустоту.

‒ Что за Пустота такая? ‒ вопрошал Гроган, прищуривая единственный глаз.

‒ По давнему поверью, благочестивые души отправляются в край вечной молодости и бессмертия, Тир-На-Ног, а все нечестивые снисходят в Великую Пустоту. Одни зовут ее Бездной, северяне же нарекли ее Ginungagap[3]. Тьма формировалась из этих неприкаянных душ веками, пожирала их бренные останки. Пусть же она поглотит и Ардена, раз его тяга ко тьме оказалась столь сильна.

Почти все члены совета одобрительно загудели, кроме Ниррен, сгорбившейся под взглядом отца, и Араны. Немного подумав, воительница спросила с сомнением в голосе:

‒ А не опасно ли, Альвейн, отправлять Ардена в саму колыбель тьмы, где он мог бы стать еще сильнее?

Старик-сид помедлил с ответом, тщательно обдумывая ее слова.

‒ Каким бы сильным колдуном ни был мой бывший ученик, сколько бы тьмы ни вычерпал в Бездне, а выхода из нее ему все равно не найти, когда Круг будет запечатан.

— Думается мне, Альвейн дело говорит, должно сработать! — отозвался Мори Звонкоголосый и почесал подбородок. — Но кто же возьмет на себя смелость ранить мальчишку?

Кольцо довольных членов совета вдруг затихло. Глаза перебегали от одного к другому, высматривая геройство и смелость в тех, в ком их и подавно не было. И прежде, чем Альвейн разгадал умысел старейшины, старик Нандир воззвал к своей дочери:

— Ты же и вонзишь кинжал ему в сердце.

Все внимание переметнулось к бедняжке Ниррен, которая беспомощно вжала голову в плечи. От такого удара отца невозможно прикрыться даже самым прочным щитом: Альвейн будто на себе почувствовал, как каменная стена внутри девушки тут же рассыпалась из-за слов отца.

— Я не смогу... Не смогу! Я и так сказала вам слишком много, но этого делать не стану.

— Другого он к себе близко не подпустит, как ты не поймешь? — свирепствовал Нандир, вконец потерявший спокойствие и рассудительность. — А тебя паршивец любит, потому ничего и не заподозрит. Он слишком ослеплен любовью, чтобы разглядеть погибель в твоем лице и нащупать нож у тебя за пазухой.

Каждое слово, исторгнутое главой общины, резало по живому не только Ниррен, но и старого знахаря. Но Нандиру до того и дела не было: он вскочил с настила и решительно пересек хижину, принялся рыться среди своих пожитков. Вернулся старейшина с кинжалом, чей отблеск молнией сверкнул перед членами совета. Отец вручил дочери орудие, а та молча сжала кинжал в руке и уткнулась взглядом себе в ноги.

— На том и порешили, — слегка успокоившись, окончил Нандир. — Завтра мы подготовим ритуальное оружие, а затем Альвейн обучит нас Ритуалу. Скоро мы одолеем заразу, поразившую нашу общину, а сейчас отправляйтесь к своим женам и мужьям и спите спокойно. Полагаю, несколько дней в запасе у нас имеется, чтобы освоить обряд. Так будем же терпеливы: еще немного, и мы очистим мир от первородной тьмы.

Члены совета один за другим поднимались с пола и прощались с Нандиром, почтительно склоняя головы на пороге. Уходя, Альвейн едва заметно кивнул старейшине и оглянулся. Ниррен осталась сидеть у огня, поникшая, обессиленная. Она все водила подушечкой пальца по резной рукояти кинжала, которому придется отведать крови того, кого она все еще любит.

Альвейн всегда знал, что любви дочери старейшины и безродного знахаря не суждено случиться. Он чувствовал, что один из них уничтожит другого, но не предугадал, что приложит к этому руку сам.

[1] Каменная постройка военизированных и оборонных жилищ пиктов, которые могли иметь форму башни или колеса.

[2] Кто ты такой? (сканд.)

[3] В скандинавской мифологии словом Ginnungagap обозначалась первичная бездна, хаос, из которого позднее сформировалось мироздание. Именно из пустоты и холода бездны в мир явился великан Имир.

6

Уже почти седмицу он не показывался во дворе. Не был обласкан лучами солнца, не ступал по лужицам пролившегося дождя. Арден спрятался в коконе, который сам же для себя и выплел. Иллюзий он не питал: безопасность его временна, и как только силы его истощатся, а завеса тьмы спадет с его обиталища, односельчане тотчас же прибегут с вилами, чтобы насадить на острые концы его голову.

Арден теперь виделся себе ходячим противоречием: исследуя тьму внутри себя, он нес миру светоч знаний, но миру тот не был нужен. Мир отвергал его всеми фибрами, плевался и гремел осуждающим воплем. И свет Ардена понемногу начал гаснуть, всеми отвергнутый. Тьма томилась в нем, доверху заполняя его существо. Он пропитался ею до духоты и стал узником в собственном теле. Этой тьмы стало слишком много для него одного, но юноше не с кем было ею поделиться.

«Тебе не в чем себя упрекнуть, — нашептывала темная благоволительница. — Они не способны оценить твоего могущества и не заслуживают милосердия».

И сколько бы Арден ни терзал себя, хватаясь за почерневшие волосы, шепот этот успокаивал бурю в груди. Слова тьмы обволакивали с головы до пят, навевая приятную усталость. И лишь одна мысль иглой упрямо колола под ребрами: Ниррен его отвергла.

— Ниррен...

Покрутив любимое имя на языке, вкусив его горечи, Арден снова проваливался в пропасть, где его поглощала неопределенность. Все, чего он так алкал, чего мечтал достичь, было ради нее одной. Любовь к прекрасной дочери старейшины вела его, точно свет луны в непроглядной ночи, не давала сбиться с пути... Как же тогда так вышло, что он свернул с тропы и навсегда потерял любовь?

«Она не нужна тебе, Арден, — продолжала тьма ласкать его уши. — Тот, кто не может осознать твоего величия, не должен стоять с тобой плечо к плечу».

Тьма призывала его идти своей дорогой и забыть о девушке, чьи черные глаза разжигали в нем пламя. Но именно этого он не мог. Даже после того, как ее рука ускользнула из его ладони, он не мог выкорчевать Ниррен из сердца — слишком многое он положил к алтарю их общего будущего.