Макс Шрёдингер (СИ) - Конопляник Станислав
— В перестрелку. Случайно.
Выстрелы, голоса, крики, пули, кровь. Всё стояло перед глазами и руки начало бить мелкой дрожью.
— Случайно ничего не бывает. С ней твоя жизнь обречена на вечные случайности, понимаешь?
Я кивнул, но оскалился:
— А без неё моя жизнь просто обречена, понимаешь?
Мама замолчала, грустно смотря на меня.
— Как же не понимать, — тон её смягчился, но лишь на мгновение. — Я поговорю с ней, а уж потом будем говорить о чём-то с тобой. Только вот молчит она, словно немая. Она немая?
— Нет, мама. Она обычная, — скрывая злость буркнул я. — Дай мне присутствовать.
— Исключено!
— Тогда дай поговорить с ней вначале, — напирал я.
Мама отстранилась:
— Максимка, не узнаю тебя.
Она рассмеялась.
— Что смешного?
— Ничего особенного. Иди, разговаривай.
Я встал, неуверенно вышел в коридор и завернул в другую комнату. Она сидела на кровати с закрытыми глазами. На ней была новая майка на размер больше. Лицо её немного изменилось, стало более бледным, под глазами появились синяки.
Стоило мне шагнуть за порог, как она открыла глаза и соскочила с кровати, подбегая ко мне и обнимая меня:
— Ты живой. Я боялась даже спросить!
Странная фраза, после того, что с тобой было.
Я попытался задрать ей майку и посмотреть рану, но тут же получил по рукам. Она залилась краской, виновато на меня поглядывая, сама приподняла. Там был лишь розовый рубец.
— Исцеление — не мой конёк. Мне всё ещё плохо. Макс, куда мы попали? Кто эти люди? Я молчала, Макс, ни слова не говорила!
Умничка, — подумал я, а после решился сказать это вслух. Аня заулыбалась.
— Мы дома у моей мамы, — объяснил я.
Аня замерла, переваривая услышанное.
— Мне же нужно хорошо себя вести с твоими родственниками? Они для тебя важны?
Опять странные вопросы.
— Мама самый дорогой для меня человек. Постарайся не врать и быть вежливой.
На лице Ани промелькнуло знакомое выражение лица. Как тогда, когда следователь говорил про мою бывшую жену — ревность.
— Она будет со мной говорить? — слабым голосом спросила Аня.
— Она в нашей семье даёт разрешение на отношения, так заведено.
— Зачем? — в глазах её была паника. — Зачем нам ещё кто-то? Макс, мы же сами можем всё решить! — Она заглянула в мои глаза и увидела там ответы, смутилась, прижалась ко мне. — Я поняла, — холодно сообщила она мне. — Я пошла.
— Погоди!
— Трус умирает тысячи раз…
Она аккуратно освободилась из моих объятий и обречённо пошагала в комнату, откуда я вышел. Я юркнул следом и нарвался на Кузю, преградившего мне дорогу.
— Привет, Макс. Куда так спешишь?
Высокий, подкаченный, стройный, но с лицом, будто его катком переехало, со шрамом через бровь — деревенский старший брат. Он жил здесь же, с матерью. Занял весь чердак. Жена, трое детей, на восемь лет меня старше. Начальник лесхоза и заведующий областью, большая шишка, и почти всё с подачки мамы, но своими силами. Ой она его дрючила как первенца! А меня просто любила, и так всегда было.
— Мне нужно срочно! Кузя, ты должен меня понять. Твою Танюху тоже так пытали.
— И не сдохла.
— Моя… сдохнет!
— Ой, да успокойся. Пошли за стол, поболтаем.
Меня с туманной головой усадили, навалили супа. Мой желудок Шрёдингера не сопротивлялся впервые, но аппетита особого не было. Я закинул ложку в рот, проглотил, поковырялся в тарелке.
Если они столкнутся лбами, это будет катастрофа! Аня, которая не умеет разговаривать с людьми и не терпит давления, и мама, что много десятилетий только и делает, что командует. Две самые важные женщины в моей жизни. Обеих я понимал, но шансы, что переговоры пройдут успешно были ниже, чем найти жизнь на ближайшей к нам планете.
А это будет значить, что мама мне плешь проест, если я продолжу с ней встречаться.
А мне такой исход не нравится.
Даже с тем, что Аня — наёмный убийца, выращенный в лаборатории?
Да ваще плевать. Пусть она даже сам дьявол воплоти.
«Очень легкомысленно, Макс», — слышал я мамин голос и злился.
Я рванул к комнате. Меня ухватил за руку Кузя, потянул к себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Макс, ты чего?
— Ты не понимаешь. Там сейчас будет драка! Кто-то не выйдет оттуда живым: или мама, или Аня. И я буду переживать за обеих.
— Ну тебя накрыло, чувак. Успокойся.
— Дай мне пройти! — вырывался я. Руке было больно, мне было плевать. Ещё чуть-чуть, и я уже готов был на самую крайнюю меру, к которой не прибегал никогда — на агрессию.
— Тише ты. Давай я нарушу правила, — заговорщически произнёс он. — Иди и тихонько подслушай, может успокоишься. Ну никогда эта формальность ещё никому не мешала. Тётю Зою вспомни с её Валерой. У Валеры две отсидки было, дружки с зоны, и что?
Я перестал рваться, выдохнул.
— Дай мне послушать тогда, — надулся я и пошёл к двери.
Я сел рядом. Слышимость и так была хорошей.
— И это действительно всё, что тебе нужно? — голос мамы.
— Да, госпожа, — голос Ани. Уверенный.
Госпожа?
Мне стало за неё стыдно.
— Ты осознанно впутала во всё это моего сына, — холод, опять этот холод в голосе.
Мама, дай уже мне решать, куда я могу впутаться, а куда нет! Хотя она никогда и не запрещала, просто была в курсе.
— Это всё неважно, госпожа, — отозвалась Аня. — Вы же знаете.
— Может знаю, а может и не знаю. Очень уж слабо верится во всё тобой рассказанное. Особенно часть, что сам Винтер Криг — министр юстиции Арса — твой отец.
Вот это поворот!
— Это ваше дело, госпожа, верить мне или нет.
— Это тоже неважно?
— Да, это тоже неважно, — уверенно сообщила Аня. — Для меня. И я уверяю, это действительно так.
— Убивать и причинять зло… — мама не могла подобрать слова.
— Это лишь необходимость, чтоб освободиться от временных ограничений, госпожа.
— И что, это всё ради моего сына? Вряд ли, скорее это всё ради тебя, — опять этот лютый холод в словах матери. Аня не смущается, не стесняется. — Он лишь средство.
Тишина.
Это конец? Нужно входить, защитить, спасти!
— Все мы нужны кому-то лишь зачем-то. Кому-то больше, а кому-то меньше. Кому-то только ради денег, кому-то ради детей. Но для меня он смысл всего.
Снова тишина.
— А что отец?
— Мы с ним поругались. У нас не такие хорошие отношения, как у Вас с Вашими сыновьями, госпожа.
— Оно и понятно, — проронила мать уже без холода.
Почему маму не смущает «госпожа»?
— Я не могу принять решения прямо сейчас.
Тишина. Мне хотелось убежать.
Вначале желание было убежать от их обеих, от этого безумия и напряжения, от той угрозы, что скрывалась за каждой фразой. Но потом пришла мысль убежать, забрав с собой Аню. Плевать уже на мамину поддержку, плевать на всё. Убежать и поменять номер телефона, и чтоб никто про нас с Аней не узнал.
— Я понимаю, слишком много деталей для Вас, но я выжгу каждый метр этого мира, развоплощу каждого, разрушу цивилизации и повергну в хаос народы, только…
Что она говорит? Она это маме говорит? — с ужасом осознал я.
Меня потянул Кузя за руку.
— Стой, не сейчас! — стал отбиваться я, он на меня шикнул и утащил в сторону силой.
— Если ты не съешь свой суп, мама обязательно всё узнает, — шикнул он. — К тому же спалишься, и меня спалишь!
Я сглотнул, так и не узнав, чем всё закончится и две минуты сидел, прислушиваясь. Крики и вопли я бы услышал даже с кухни, но их не было.
Суп в себя я просто затолкал под вопли желудка Шрёдингера о том, что он это есть отказывается. Мама сказала — значит надо есть. Хотя тут уже не в маме дело.
Они, вопреки ожиданию Кузи, не выходили ещё долго. Так долго, что я пошёл гулять вокруг дома. Ко мне подбежал местный пёс, весь заросший — имени его я не знал. Стал на меня гавкать и вилять хвостом одновременно.
— Ты пёс Шрёдингера? — рассмеялся я.
Вышел на улицу, постоял на асфальтированной дырявой дороге, посмотрел в пустые дворы умирающей деревни. Вернулся назад, прошёлся по огороду, пособирал малину.