Письма на воде (СИ) - Наталья Гринина
И Чжи Мон говорил с ним. Говорил постоянно, обращаясь к лежавшему перед ним без сознания подобию прежнего неукротимого воина, сурового правителя. Он рассказывал ему о великих битвах прошлого, о могучих государствах древности, о величии Корё, которое засияет, как только император вернётся на трон. Он рисовал ему прекрасное будущее страны, что вырастет на нынешней благодатной почве, описывал её южные земли, прогрессивные и процветающие.
На третьи сутки, перед рассветом, Кванджон открыл глаза, заставив звездочёта поперхнуться от неожиданности на середине рассказа о лодках, которые однажды смогут плыть по морям под водой, как огромные диковинные рыбы.
– Ваше Величество! – радостно склонился к нему Чжи Мон. – Как вы себя чувствуете?
На что император просто отвернулся, не удостоив его ответом. Но его молчание уже не было тем жутким эхом тишины, что омывала неуловимую грань между мирами живых и мёртвых.
– Ваше Величество, – не унимался воспрянувший духом звездочёт, – вам что-нибудь нужно? Вы хотите пить?
Он потянулся за ещё тёплым травяным чаем, но Кванджон прошептал:
– Оставь…
– Тогда, быть может, вы хотите чего-то иного?
– Не хочу, – император уставился в потолок. – Я ничего не хочу.
Как же он сейчас напоминал своего отца незадолго до ухода! Однако Кванджону было ещё слишком рано, и Чжи Мон не намерен был так просто сдаться.
Теперь уж точно нет!
– Ваше Величество, – вновь заговорил он преувеличенно бодрым тоном, протягивая императору чашу с чаем, в который был щедро подмешан качественный натуральный энергетик, – вам стоит выпить этот укрепляющий напиток, а утром принесут свежий рисовый отвар для восполнения ваших сил. Хвала Небесам, вы очнулись, и теперь дело пойдёт на лад!
К искреннему удивлению звездочёта, Кванджон выслушал его заботливое кудахтанье и даже без возражений выпил чай. Что заставило его сделать это: жажда ли, слабость ли тела или душеспасительные беседы, которые он едва ли воспринимал в забытьи, – понять было невозможно. Но, напившись, он откинулся на подушку и, уже не отворачиваясь, из-под прикрытых ресниц наблюдал за Чжи Моном, пока тот возился с посудой на чайном столике, а потом, присев рядом, вновь понёс позитивную бессмыслицу.
– Я никак не пойму, – прервал император поток речи звездочёта, когда во дворце по-утреннему захлопали двери и зазвучали голоса, – чего ты от меня добиваешься?
– Вставайте, Ваше Величество, – вмиг посерьёзнел Чжи Мон, отбросив наносное оживление. – Надо встать!
Только радовался своей победе астроном недолго. Встать-то Кванджон встал и даже добрался до трона. Сам! Но, сев на него, словно сросся с ним и превратился в изваяние Будды. Физически к жизни его Чжи Мон вернул, однако изломанную душу вот так запросто починить ему не удавалось.
Кванджон что-то ел, иногда пил, урывками спал и время от времени откликался на вопросы, однако дальше его функционирование не продвигалось. Благо стабильная политическая обстановка в стране позволяла пока обходиться без регулярных встреч с министрами, кои были предупреждены о недомогании правителя.
И тогда Чжи Мона охватила злость.
Святые Небеса, да сколько можно? Поставить на всём крест? Вот так запросто из-за разбитого сердца вдребезги разнести и мечты о процветании целого государства? Попрать усилия и жертвы его основателя? Да будь проклято это неистовой силы чувство, способное разрушать жизни и империи!
Он знал, что любовь Кванджона не находила сравнений, что она пропитывала все измерения вокруг императора, что не было средства загасить её, вытравить из истерзанного сердца. Безусловно, эта любовь, выстраданная и обретённая как бесценное сокровище, была в разы глубже и самоотверженнее чувства Хэ Су, но это не имело никакого значения. Потому что её хватало на двоих. Потому что она была, эта любовь, и никуда не уходила, продолжая мучить Кванджона.
Чжи Мон никогда не испытывал подобного, не понимал этого до конца и злился. Его выводило из себя добровольное угасание человека, в котором некогда пылало яркое желание жить, в котором цвёл острый, пытливый ум и скрывалась невероятная сила духа и тела. И всё это гибло до срока из-за любви?
Столько всего пережить, преодолеть, вынести – и так глупо и просто сдаться из-за… любви?
Вот почему сейчас Чжи Мон боролся с собой, чтобы не подойти к императору и не закатить ему классическую оплеуху, которая в теории должна выдернуть жертву из тисков апатии и как минимум вызвать желание дать сдачи. Но, во-первых, звездочёт помнил своё место, а во-вторых, справедливо опасался, что Кванджон, который весь состоял из жил и натренированных мышц, даже в своём измождённом состоянии закатит ему такую затрещину, что спасать придётся уже его, астронома. И не факт, что успешно. Имелась ещё и третья причина, однако о ней Чжи Мону думать совсем не хотелось, поскольку тут всё было непредсказуемо вообще и варьировалось от повешения до четвертования: мало ли как очнувшемуся императору придёт в голову покарать вышедшего за рамки советника, вконец обнаглевшего и распустившего руки.
Посему этот самый советник прятал зудящие руки за спину и переминался с ноги на ногу в поисках иного, более деликатного способа оживить Кванджона.
Ночь подползла к середине, лениво перевалила через неё и вяло потекла к рассвету, а император по-прежнему сидел на троне и смотрел в никуда.
Чжи Мон, потерпевший полное поражение в борьбе с зевотой, то и дело прятался за широким рукавом и прислушивался к звукам снаружи, ориентируясь по ним во времени: вот прогремела по плитам двора смена караула, вот отзвонил колокол в храме, вот пробежала стайка сонных служанок на кухню, вот вернулись из ночного кони…
Кони!
Что же ему это с самого начала в голову не пришло?
Вмиг проснувшийся астроном встряхнулся и как можно более непринужденно заметил:
– Ваше Величество, я вижу, сон к вам так и не идёт?
– И что? – глухо откликнулся император, даже не пошевелившись.
– Но ведь вы просто убиваете время.
– Мне всё равно.
– А раз вам всё равно, – вкрадчиво промурлыкал астроном, – то, быть может, вы согласитесь выйти со мной на воздух?
Глядя на то, как повернулся к нему император, в глазах которого читался если не интерес, то вялое, равнодушное согласие уж точно, Чжи Мон мысленно потёр ладони.
Неужели попался?
Именно.
Кванджон попался.
Выбравшись за звездочётом на террасу, он мало-помалу оказался с ним в саду, а
