Карина Демина - Механическое сердце. Черный принц
Двое сумасшедших на старой барже.
…она лжет тебе.
…ты просто ревнуешь.
…я выше ревности.
…ревнуешь.
…лжет… забудет… бросит… женщины не умеют иначе.
…а ты?
У огня собственный запах. Сердце его - кедровое масло. И свитой - теплая корица… крупица кардамона, сладковатый иланг-иланг. И железная окалина, сдобренная дегтярной вонью.
У огня собственный голос, который Олаф не спутает с иным. В нем нежность и обещание покоя, которого он еще не так давно жаждал.
…она отвернется… они все отворачиваются и уходят… ты будешь несчастен.
У огня рыжие космы, что прорастают сквозь мостовую, вьются, не то поземка, не то лоза. Цепляются за мост, грозя обрушить, и соскальзывают. Они выпускают побег за побегом, и уже карабкаются по стенам домов.
…уходи!
У огня сотня лиц, и все смотрят на Олафа.
А он улыбается, зная, что некуда отступать.
У огня тысячи рук, и каждая норовит прикоснуться. Рыжие пальцы с углями ногтей, перстни лавы и пламенная ласка, что плавит чешую.
Не побежит.
У него хватит сил шагнуть на раскаленную мостовую и, оскалившись, встать на пути огня. За ним - город, в котором слишком много дерева и людей.
…поиграем?
И она смеется, роняя искры… поиграет… пока есть еще время для игр.
Олаф не услышал, как захрустели, принимая тяжесть зеркального неба, опоры моста. За мгновенье до того над его головой сомкнулись рваные крылья огня.
…он пах лакричными леденцами.
Глава 41
- Идем, - Освальд держал за руку крепко, и Таннис старалась не думать, что в рукаве его бритва спрятана. Острая такая бритва, которой он способен по горлу полоснуть.
Одного удара хватит.
…не станет бить, он ведь обещал, а он, хоть и скотина, но слово держит. И спешит, тянет ее куда-то… куда?
- Постой. Я не могу так быстро… мне плохо.
Шпильки потеряла. И шляпку. Вуали жаль, без вуали Таннис чувствует себя беззащитной.
Он замер, позволяя отдышаться.
Безумный.
- Ты ведь слышала? - провел пальцами по щеке, к шее прижал, нахмурился. - Тебе действительно стоит отдохнуть. Но ты ведь слышала, верно?
- Взрывы?
Улыбка счастливая какая… он и вправду верит, что изменит мир?
Уже изменил.
- Да, малявка. Взрывы. Теперь все станет иначе.
…Город утонет в огне.
- Для кого?
Бессмысленный вопрос, но Освальд отвечает.
- Для меня. Для тебя. Для всех людей. Они поймут, кому на самом деле принадлежит этот мир. Псы уйдут. За Перевал. Для начала за Перевал, а там…
Он обнял Таннис, сжал, гладил по голове, по спине, как когда-то, когда пытался успокоить. Но сейчас он сам был взволнован.
- Людей больше. Люди сильнее. Они просто привыкли, что правят псы… на самом деле их сила - уже ничто. Есть прогресс… механика… ты помнишь Патрика? Конечно, ты помнишь Патрика…
…молчаливого и слегка неуклюжего, стесняющегося, что своего огромного неповоротливого тела, что неспособности выразить мысли? Помнит.
Патрика с его семьей, с любовью к железу, которое он слышал и слушал куда охотней, чем людей.
- Он придумал совершенно замечательную вещь… оружие… не придумал, усовершенствовал. В Шеффолке хорошая библиотека, много рукописей… ты знала, что псы следят за нами? За такими как Патрик, которые способны мыслить иначе? И оружие создавали не раз и не два, но изобретатель вдруг исчезал, а с ним и изобретение.
Освальд говорил это так яростно, что собственные его руки дрожали от волнения.
- Они пришли позже и забрали наш мир, нашу историю, нашу судьбу… мы просто исправим все… малая жертва ради большой… Патрик сумел разобраться с чертежами. Он кажется туповатым, а на самом деле - золотая голова. И я дал ему возможность работать, такую, какую он никогда бы в прежней своей жизни не получил. Теперь у нас есть оружие… и будет еще больше… псы уйдут.
- За Перевал.
Таннис провела по жестким волосам.
- За Перевал, - отозвался Освальд. - Сначала за Перевал…
- Останутся люди.
- Да.
- Такие как Грент?
Он поморщился:
- Грент скотина. Он мертв.
- Думаешь, сумеешь убить всех, ему подобных?
- Малявка, - Освальд отстранился. - Ты научилась задавать неудобные вопросы… но нет, не думаю. Я знаю, что ты хочешь сказать, я меняю одну власть на другую, но и только. Слабым все равно, а сильные в любом случае выживут. Борьбы не избежать, но это будет борьба людей с людьми. Более честная. Понимаешь?
Нет, но промолчит.
Он ведь счастлив, именно здесь и сейчас, когда мир потревожили взрывы, когда он вот-вот расколется, чтобы медленно осесть в кипящей лаве. И разве имеет право Таннис уродовать чужую мечту, которая исполняется?
- Мне… - не отпустит, ему нужно, чтобы Таннис видела. И те люди, которые пришли вовсе не затем, чтобы попрощаться со старой герцогиней… а ей бы наверняка понравилась, она бы одобрила дорогого сына с его стремлением мир перекроить.
Наново.
Набело, вернув в этом, набеленном, напудренном, как мертвое ее лицо, мире Шеффолкам корону. И ведь Освальд всерьез примерил ее.
- Мне нужно переодеться… пожалуйста… ты же не хочешь, чтобы я появилась в таком виде?
Улыбнуться.
Ему ведь хочется, чтобы Таннис радовалась его радости. Он всегда делился щедро… как те сливы… и ведь действительно мог убить, но не убил. Против логики, здравого смысла… не убил.
- Конечно, - Освальд улыбнулся и, перехватив руку, поднес к губам. Не целовал - разглядывал с пристальным вниманием. Дышал.
Чем?
Кровью. Оказывается, Таннис успела испачкаться. Она и не помнит, когда… не имеет значения, главное, что он от этого запаха пятится.
- Я тебя подожду, - Освальд отпускает ее и дверь открывает. - Пожалуйста, дорогая, недолго. Ты же не хочешь, чтобы наши гостисплетничать начали.
- Конечно.
Дверь - ненадежная преграда, к которой Таннис прижимается, силясь унять безумный грохот сердца. Страшно, что услышит.
Страшно, что войдет.
Тот, кто стоит по ту сторону, лишь притворяется старым ее другом.
Войтех умер…
И Таннис поспешно вытерла слезы. Переодеться. Руки вымыть, благо, служанка не унесла кувшин и таз… самой себе неудобно лить…
…город горит. Прямо сейчас, дом за домом уходит под землю. Рушится, как тот, который…
…не думать.
Не вспоминать… и вода красной становится, а Таннис все трет и трет руки, пытается перебить запах крови едкой вонью дегтярного мыла… дешевое… матушка такое покупала.
Матушке Войтех никогда не нравился.
…до виселицы тебя доведет, - раздраженный скрежещущий голос раздался над ухом.
