Вероника Мелан - Чейзер. Крутой вираж

– Ну да, твой показывает картины куда интереснее.

– А то!

И двухметровый мужчина, по спине которого елозила тонкая белая косичка, покинул гостиную. Мак усмехнулся, скользнул взглядом по пустой миске и куче валяющихся на столе крошек и пошел провожать гостя.

– Ты – боец. Ты – боец. Ты – боец, – шепотом повторяла себе Лайза слова, которым учил ее когда-то Мак. «Даже если сложно, помни, что боец всегда справится, потому что обладает сильной волей и несгибаемым духом – духом Воина. И ты справишься. Потому что ты – боец».

Беда заключалась в том, что, глядя на стелющееся впереди ночное шоссе – то самое шоссе Нордейл – Делвик, на котором когда-то (в прошлой жизни) случилась погоня, – она совсем не чувствовала себя бойцом. Размазней, плаксой, слабачкой, ничтожеством. Кем угодно, только не бойцом.

Мелькающие по сторонам тени кустов, слившиеся в сплошную линию прямоугольники разметки, черное полотно дороги и пятно света от фар – ее одинокий ночник в царстве мрака. Почти такие же, как и той памятной ночью, облака на горизонте – фиолетовые, багровые, далекие. Тот же бетон, те же указатели, та же дорога – на этот раз ведущая в никуда.

– Я не боец, Мак, – прошептала Лайза, размазывая по щеке слезы. Сто двадцать километров. Сто двадцать пять. – Я не могу. Не могу…

Может, ей стоит отпустить? Отпустить все – прошлое, любимого мужчину, – принять свершившееся? Может, некоторые события даны именно для того, чтобы принять факт их существования и смириться? Не правильней ли будет поместить фото из памяти под стекло и положить на дно бездонного сундука? Чтобы лишь иногда, по праздникам, извлекать его на свет, касаться дрожащими пальцами пыльного лица, грустно и, может быть, уже почти без боли улыбаться любимым чертам, закапывать их слезами. Смотреть на выцветший портрет и думать о том, что когда-то где-то все пошло неправильно. Почему? Нет ответа. Но к тому моменту у нее, наверное, будет другая жизнь – другая работа, другой город, другой мужчина, хороший и добрый. С ним они будут ездить на пикники, сидеть вечерами перед камином, делиться впечатлениями о прошедшем дне, ему – другому – она будет рассказывать о своих мечтах. Давних и новых.

И не будет Элли. Потому что с Элли она не сможет общаться. Не захочет, больно. Не будет команды – Дэйна, Аарона, Баала, Халка, – не будет вечеринок, сотрется в памяти жизнь в компании спецотряда, забудутся Меган и Шерин, забудется Бернарда, ни к чему станет Дрейк…

И тогда не нужно будет думать про погоню, которая так и не состоялась во второй раз, не придется искать способ выжить, не нужно будет больше плакать в темном салоне, рассекая «Миражом» бесконечную ночь.

Все забудется. Когда-то.

Однажды она будет всем говорить, что в ее жизни все хорошо, конечно, хорошо.

А как же иначе?

В какой-то момент перед глазами вместо разметки всплыло лицо Мака – пыльный портрет-фотография, который предстояло поместить в сундук, – и тот шар боли, что все это время рос в груди, лопнул.

Лайза ударила по тормозам – зад машины пошел юзом, покрышки, оставляя черные следы, завизжали по асфальту. Стоило «Миражу» остановиться, она вывалилась наружу и скорчилась на дороге. Вжалась в нее ладонями и коленями, скукожилась, склонилась лбом над потрескавшимся бетоном, проскребла по нему ногтями и сквозь рыдания, почти не пропускающие слова, прохрипела:

– Не хочу так, не хочу… Пожалуйста… Верните все обратно. Заберите меня назад, слышите? Или заберите меня совсем…

На застывшую рядом с автомобилем девчонку с грустью на бледном лице взирала луна.

Глава 4

– Помогите мне. Пожалуйста.

Охрипший голос в одной-единственной фразе выдал всю глубину душевной драмы.

Дрейк стоял у окна, повернувшись спиной. Лайза смотрела на его аккуратно подстриженный затылок, чуть ссутуленные плечи, на очерченную ярким белым светом скулу, подбородок и кончик носа.

Она думала, он уделит ей минут пять, может, десять, – но сидела в этом кабинете уже час и все это время говорила-говорила-говорила: рассказывала свою историю во всех подробностях не во второй раз – в третий.

Во второй ее с нежеланием, почти против воли пришлось поведать Рену. Потому что спустя два дня после той ночи, когда она носилась по шоссе, рыдая в салоне «Миража», позвонила Элли, сказала, что Декстер не может устроить встречу с Начальником, не объяснив тому причины.

– Ты должна приехать, – попросила она по телефону, – я не могу рассказать ему сама, понимаешь? Потому что тогда все будет звучать глупо. Что я ему скажу? Это для Лайзы, которая вернулась из будущего? Он не поверит мне, но поверит тебе… Может быть.

Может быть.

Ей пришлось поехать.

В тот день она кое-как преодолела страх, что ее снова примут за сумасшедшую, и, заикаясь и поначалу путаясь в словах, рассказала о том, что произошло. Да, был Портал, да, она знает всю команду, да, она жила с Маком и носила его кольцо, да, да и да… Детали-детали-детали, множество деталей: Шерин, Меган, Дэлл, Баал, Бернарда – все те, про кого она не должна была знать, но знала.

Рен, как и Дрейк теперь, стоял, повернувшись лицом к окну, и молчал. Он не произнес ни слова, даже когда она, озвучив свою просьбу устроить ей свидание с Начальником, отправилась прочь из его кабинета.

А потом позвонил Дрейк. Сам.

Это произошло еще три дня спустя; за ней прислали машину. И снова кабинет, снова ее душещипательная история, множество подробностей и тишина в ответ.

Лайза сидела тихо, как мышь. Не терла ладони о штаны, потому что те не потели – она больше не нервничала, эмоционально высохла изнутри, не чувствовала, как гулко колотится сердце, потому что, вопреки ожиданиям, оно стучало тихо и редко. Она не пыталась кричать: «Ну сделайте же что-нибудь! Сейчас! Ну поторопитесь же, ведь я страдаю…»

Да, она страдала, но не громко и не снаружи – внутри. И сил на то, чтобы кричать, не осталось – она тратила их на то, чтобы заставлять себя ходить на работу. Ненавистные лица, вечно пыльный, сколько ни протирай, компьютер, опостылевшие чужие проекты по дизайну. И только при виде знакомой фигуры Гарри – живого и цветущего Гарри – в ее душе скребся робкий план, а в голове пульсировала одна и та же мысль: погоня состоится девятого. Девятого числа. Ждать осталось шесть дней. Недолго.

– Вы ведь знали, что это случилось, да? – спустя минуту осмелилась прервать тишину Лайза. – Что произошла ошибка, что меня закинуло назад…

– Не знал.

При этих словах ее сердце гулко стукнуло в груди.

Значит, зря она все последние дни убеждала себя, что уже почти ничего не чувствует и не ждет. Значит, ждала. И где-то глубоко в душе продолжала надеяться, что Великий и Ужасный (как звала иногда Дрейка Бернарда) возьмет да и поможет вопреки всем «но» и «против».