Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света
В круговерти бойни, репрессии рождают репрессии, и так бывает всегда. Сейчас нет времени на философские мысли. Не теперь, когда над головой кровавая мазня; нельзя просто уйти на покой и оставить химер резвиться в свое удовольствие. Он оставил эти мысли при себе.
Поднималось солнце. Сказочным сиянием лучиков оно коснулось стеблей джесса, метелки которого раздувались, словно крылья на ветру. Зелено-золотистые, золотисто-зеленые, еще не созревшие, и уже несозреющие никогда. Солдаты сдерживали огонь по кромке поля, и пламя быстро распространялось по сухим гнилым деревьям. Прежде, чем солнце полностью взошло, джесс переломился и сгорел. Пожар принял мертвых. Для солдат не было никаких похорон.
Окрик сверху:
- Эй, ты там! Что ты делаешь?
Акива запрокинул голову. Лучи раннего солнца зажгли его янтарные глаза, и серафим, который был в воздухе, увидел, кого окликнул и побледнел.
— Простите меня, сэр. Я... Мне не сказали, что это Вы там.
Акива поднялся в воздух, чтобы встретиться с ним; его брат и сестра взлетели следом.
— Мы пришли с подкреплением с мыса Армазин, — сказал он.
Крупнейший гарнизон в бывших свободных владениях, мыс Армазин, отправил солдат, чтобы поддержать малый южный контингент в ответ на те нападения.
Молодой командир патруля, которого звали Ноам, казался несколько ошеломленным, когда понял, что находится рядом с Проклятьем Зверья.
— Это хорошо, что Вы здесь, сэр.
Уже во второй раз «сэр». Лираз хмыкнула. Акиве не следовало говорить «сэр». Хотя слава и давала ему особое почтение, он был Рожденным вне брака. Его положение было и будет всегда: низким.
— Что вы уже узнали? — спросил он.
Глаза солдата расширились.
— Битва была под акведуком, сэр.
Он находился позади них, массивный, древний, с деревьями, проросшими в его трещинах в достаточном количестве, чтобы создать некий воздушный лес. Акведук построили серафимы, это Акиве было известно, в ранние дни первой экспансии Империи, много веков назад, когда ангелы пришли в эти дикие земли примитивных, враждебных племен зверей, принесли сюда цивилизацию. Покорили их.
Покорили. Столь мягкое слово для рабовладельцев и сокрушения духа, которое подставило химер под кулак Империи. Военачальник уничтожил этот кулак, но это было давно, а сейчас Акива стал частью этих событий.
— Засада, — добавил Ноам. — Они были убиты при переходе, там их и подвесили, — он показал на красную надпись, нарисованную на акведуке и тянущуюся вверх.
Воскресшие. Восставшие.
Акива уставился на слова. Кто?
— Могли ли сельские жители сотворить такое? — заговорила Лираз.
Ноам посмотрел на мертвых.
— Это селение Капринов, козлиное селение, — просто начал он, что, как понял Акива, означало, что спокойные животные, выглядевшие как овцы, никогда не совершили бы такой поступок, не говоря уже о том, чтобы свалить трупы на акведук.
— Там есть вражеские трупы? — спросил он.
— Нет, сэр. Только наши и на их оружии нет крови.
То есть они не смогли нанести ни одного удара даже ради самообороны? А ведь это были опытные солдаты, которые выжили в войне.
— А там внизу, сэр, — Ноам показал на линию дороги, ведущей в южном направлении через холмы. — Караван рабов тоже попался.
Акива взглянул на эту пастораль: мягкость долины, холмы затеняли друг друга тень за тенью, все так спокойно, как и пение птиц. А там, задерживаясь чуть выше горизонта, была Эллай. Призрак луны, исчезнувшей на рассвете. «Я видела то, что случилось здесь, — дразнила она. — И я смеялась».
— А рабы? — спросил он Ноама.
— Убежали, сэр. В леса. Рабы были... отпущены с цепей.
— Отпущены с цепей? — повторил Азаил.
Ноам кивнул:
- Кандалы рабов.
Акива посмотрел на брата с сестрой, ожидая их реакции, но они не выказали оной. «Что бы сделали вы, — хотел бы он, чтобы у него была возможность спросить, — если бы кто-то заковал наш народ в кандалы?»
Рабы считались неизбежным злом в делах Империи, но Акива не разделял этого убеждения и не оплакивал потерю рабов. Солдаты, однако, — это другое дело, а их здесь было еще восемь. Количество погибших было большим и быстро растущим. Произошло уже пять нападений. За одну яростную ночь — в Данкрейке, Долине Духов, в Шепотах, в Иксими Мавров и здесь, в Холмах Маразела, патрули «зачистки» серафимов были застигнуты врасплох, убиты, искалечены. Их оставили в таком виде, в качестве жуткого сообщения для Империи.
«Это хуже, чем война, — подумал он. — Когда у тебя с каждой каплей крови вытекает жизнь в то время, как далеко твой народ восхваляет в танце Бога и поднимает кубки во имя мира».
Мир. Воистину.
Акива посмотрел вниз. К настоящему времени языки пламени уже добрались до половины поля и поглотили первого солдата. Шквал поднимавшегося жара лениво опадал вниз, срывая с насиженных мест, обалдевших от дыма травяных зимородков, которые носились в дыму перед огнем.
— Сэр? — спросил Ноам. — Можете сказать, кто все это сделал?
«Ревененты — воскресшие», — сразу же пришло на ум Акиве. Он повидал достаточно сражений, усыпанных мертвыми телами, чтобы понимать, что лишь самая огромная, самая чудовищная и бессердечная химера смогла бы нанести такие раны. Но ведь призраков больше нет.
— Скорее всего, кто-то из выживших в последней войне, — сказал он.
— Поговаривают, — нерешительно сказал Ноам, — что прежние монстры на самом деле не подохли.
Он подразумевал Военачальника и Бримстоуна.
— Поверь мне, — Акива припомнил их последние мгновения, — они мертвы, даже больше, чем мертвы.
Как бы расширились глаза молодого солдата, если бы он узнал, как горячо герой Проклятие Зверья желал, чтобы это было не так.
— Но послание. Мы восстали. Что же это еще, если не воскрешение?
— Это клич. Вот и все, — Военачальник и Бримстоун вышли за все рамки поиска. Он видел, как они умирали.
Но... он видел, что Мадригал тоже умерла.
Нить сомнения проскользнула сквозь его уверенность. Насколько это возможно? Пульс Акивы резко участился. Он подумал о кадиле, которое нашел, и небольшой надписи, нацарапанной твердой рукой: Кару. Если бы существовал еще один воскреситель, то слово не казалось бы такой насмешкой.
Нет. Ему не следует надеяться.
— Это мог только Бримстоун, — сказал он более жестко, чем следовало.
Лираз наблюдала за ним, ее глаза сузились. Знала ли она, о чем он думает? Она, конечно же, знала про кадило.
— Никаких больше секретов, — сказала она, и секретов больше не было. Краткая вспышка может считаться за секрет? Если так, то этот секрет он считал справедливым сохранить.