Желая дракона - Аманда Мило
Это была жалкая, неудачная попытка.
— Сожми сосок, — посоветовала Налле. — Нет, нет. Возьми ее сверху и прижми большой палец к пальцу, как только ты соберешь молоко. Хорошо. Теперь вытащи его из сумки. Ты можешь быть тверже. Позволь мне перефразировать: ты не причинишь ей вреда. Возьми его и выплесни это молоко — вот и все. Отличная работа!
Я чувствовал, что совершил почти невозможное.
Теперь я держу потомство существа, которое неохотно сосет молоко из лужи, а не из источника.
— Почему мы не можем кормить малыша прямо из его матери?
— Потому что она отвергла его. Большинство мам прекрасны, но эта немного дурная. Каждую весну она рожает своих детей, а затем уносит их. Если мы не поймаем ее во время окота, детеныш умрет, потому что она не очистит его, не согреет и не покормит грудью. А овцы всегда ягнятся в самую плохую погоду. Если будет шторм, желательно с проливным дождем или холодным снегом, то это прекрасно. Подожди до предрассветных часов, когда все захотят, чтобы они заснули мертвым сном, и у всего стада начнутся схватки.
— Это ужасно, — восклицаю я.
Я смотрю вокруг на поистине безумно звучащих животных. В то время как ягнята имеют цвет ночного неба, взрослые особи — белоснежные, с черными ногами и мордами. Они выглядят пушисто-мягкими, но это совсем не тот случай, если вы подойдете поближе. На самом деле, от прикосновения к ним руки становятся немного жирными.
— Ланолин, — объяснила Налле.
Запах не был неприятным и, по правде говоря, напомнил мне Налле. От нее пахнет овечьей шкурой, хотя, когда я ей это сказал, она засмеялась.
Глядя на стадо, я не могу определить, какую из овец вокруг нас мы доили. Я рад, что не родился ягненком. Все стадо выглядит абсолютно одинаково.
— Зачем вы держите самку, если она такая плохая мать?
— Потому что она дает приличное количество молока. Когда у овцы есть двойня или тройня, и она не может хорошо выкормить своих детенышей, молоко плохой самки может им помочь. Плюс, мы тоже можем его выпить. И сделать масло.
— Масло? Что такое масло?
Глаза Налле цвета коры корицы блестят.
— О-о-о, подожди, пока не попробуешь. Мы добавляем соль в молоко и размешиваем его в сливочное масло.
Положив барашка себе на колени, я обдумываю ее предложение.
— Я уже голоден, услышав это.
— Хорошо, вернемся к работе. Не умрешь с голоду, держа в руках кусок размером с лаваш. А ты быка только что выкашлял! Действительно?
— Что такое лаваш?
Она пристально смотрит на меня.
— Накорми ягненка, не ешь ягненка.
— Я не буду, — говорю я ей и покачиваю ведром, чтобы соблазнить моего шерстистого друга. — Ты, должно быть, голоден. Попробуй, малыш.
Я окунаю пасть ягненка в быстро остывающую жидкость, и на этот раз он начинает ее глотать. Его длинный хвост начинает дико вилять.
— Что мы будем делать после этого? — спрашиваю я Налле, глубоко погружая пальцы в плотную шерстяную подушку на спине ягненка.
— Думаю, что упакую припасы для нашего путешествия. Я хочу быть готовой к… ко всему, что мы обнаружим, когда отправимся возвращать моего брата.
Ах, да, ее брат. Конечно, она думает о своем брате. Я чувствую себя эгоистом, потому что с нетерпением жду возможности отдохнуть рядом с ней. Поскольку не знаю ее брата, я не разделяю ее стремления вернуть его. Я счастлив сделать это, но его тяжелое положение не поглощает мои мысли.
Не то чтобы страхи за него не преследовали Налле.
— Пешком до села Киппик можно добраться за несколько дней. Но с тобой, если ты полетишь со мной… — она замолкает, я думаю, боясь попросить об этом одолжении.
— Я полечу с тобой, дрхема, — мягко заверяю я ее.
Что бы она не попросила у меня, я постараюсь это сделать.
Ее бездонные карие глаза мерцают, когда она смотрит на меня.
— Спасибо.
Глава 11
Халки
Когда все повседневные дела Налле выполнены, она выглядит растерянной. Хотя даже измученная, она полна решимости выполнять свои обязанности, и я восхищаюсь ее стойкостью. К тому времени, когда позволяет себе объявить этот день оконченным, она ведет меня к уборной, небольшой песчаной постройке, расположенной вдали от лагеря ее клана. Я следую за ней, что сначала, кажется, нервировало ее, но затем она исчезает за половиной стены, приседая, и я оборачиваюсь, чтобы опереться на стену ямы. Это совершенно неожиданное предприятие. У меня больше нет клоаки, которая выделяет выделительный мазок мела, пригодный для разметки углов территории.
Вместо этого я на собственном опыте обнаружил, что половой орган мужчины является также их выделительным помощником, как у животного. Как нетрадиционно. Он длинный и гибкий, и когда я пытаюсь облегчиться, я брызгаю воду себе на ногу. Приходится ухватиться за довольно чувствительную ручку и прицелиться, чтобы не распылить на себя.
Однако аромат приятно сильный. Этого достаточно для маркировки. Однако теперь меня беспокоит, что произойдет, когда моя еда переварится. Если я пропускаю сюда только жидкость, что будет после переваривания пищи? Как это выйдет?
— Мы писаем вместе? — спрашивает Налле странно напряженным голосом.
— Теперь, когда я в этом разбираюсь, кажется, да.
Налле издает почти сдавленный звук, но, когда я смотрю через плечо в ее сторону, она приказывает мне не смотреть на нее.
— Я почти не вижу тебя над перегородкой.
— Не смотри на меня вообще!
Качая головой от странности моей пары, я делаю, как она приказывает, и занимаюсь своими собственными делами.
Наконец, мои запасы воды, кажется, подошли к концу. Я встряхиваю свой орган, чтобы избавиться от капель, и наслаждаюсь ощущением, как мой орган растягивается и подпрыгивает. Ха! Как люди мужского пола добиваются чего-либо? Я мог играть с этим почти весь день.
— Что, черт возьми, ты делаешь? — спрашивает Налле позади меня.
Я поворачиваюсь, все еще держа свой орган за слишком чувствительную головку.
— Смотри, как это изгибается. Длина смешная — вот, почему бы тебе не попробовать?
Налле стоит, упершись руками в бедра, сдвинула брови, втянув губы между зубами, пока я не сделаю свое предложение.
— Что? Нет!
Потом она пытается от меня отстраниться.
— Подойди сюда и возьми его, — раздраженно говорю я. — Он не кусается.
— Я не собираюсь трогать это!
— Тогда отпусти его, и я прикоснусь к нему, жадный членосос! — громко кричит снаружи туалета одна из женщин ее клана.
Позвоночник Налле выпрямляется.
— Отойди, шакал! — рычит она, к кому бы
