Соловьи не поют зимой - Марина Кравцова
— «Смотри, это образчики так называемой „корабельной рези“. По Волге ходили суда, украшенные искусными плотниками, их труд высоко ценился. А резьба перешла в домовую архитектуру. Наш народ всегда любил сказочные и цветочные мотивы — изображал на фасадах и воротах птиц-сирин, русалок, львов с человеческими головами, чудесные растения… Инчэн, я не могу поверить, что всей этой красоте, всему, что мы все здесь так любим, теперь грозит опасность! Не укладывается ни в человеческом мозгу, ни в маленькой соловьиной головушке…»
Встретившая Надю и Инчэна удивительная коллекция изб — а иначе это нельзя было назвать — купалась в солнце и словно отражала его холодные зимние лучи в цветках ромашки и виноградных гроздьях, украшавших наличники. И здесь повсюду тоже были птички…
— «Посмотри, сколько соловьёв! — снова мысленно воскликнула Надя. — Это так называемая глухая резьба, несквозная. Она изысканная, сложная в исполнении. А вот и дом наших предков, Инчэн… А теперь лети прямо за мной, очень близко».
Птичка, а за ней и маленький дракон подлетели к бревенчатому трёхъярусному терему с шатровым верхом, такому светлому и солнечному, словно он и не простоял тут столетия… От прочих жилищ его отличали не только высота и величие, но и сохранившиеся элементы древнерусского стиля — дом был прекрасен. Инчэн мог ощущать исходящую от него добрую силу — здесь когда-то так счастливы были любящие друг друга великий дракон и его жена-соловушка…
Надя подлетела к маленькому застеклённому окошечку на самом верху, и стекло будто растворилось, пропуская её, а за ней и дракончика внутрь дома. Но оказались они вовсе не в помещении…
* * *
Инчэн с интересом слушал Надю, извиваясь маленькой змейкой. На такой облик ему приходилось затрачивать много сил и поспевать за Соловушкой едва удавалось. Однако в обители Вечной весны ситуация изменилась. Здесь, как и в краю Персиковых цветов, всё было наполнено духовной силой, сам воздух пропитан ей, а нити мироздания так плотно примыкали друг к другу, что между ними не удавалось пропустить даже тончайший волосок.
Особая зыбкая нежность поздней русской весны, готовой вот-вот перейти в летнее полнокровие, окружила парочку крылатых. Их дурманили запахи трав и цветов с царящим над всем ароматом сирени. Радовали глаз деревья в бело-розовом цветении, россыпи слишком ярко золотящихся одуванчиков… прячущиеся в траве капли ландышей, но не простые, а сияющие нежным светом… И соловьи! Соловьи повсюду. Звучные россыпи их песен вливались прямо в душу, просветляя и умиротворяя, но сердце обычного человека наверняка бы болезненно сжалось от избытка красоты…
А вот Надя не обращала внимания на песни собратьев. Она летела к своему гнёздышку. Инчэн же засмотрелся на окружающее и почти не заметил болезненного предчувствия, кольнувшего в грудь, а в следующий миг увидел Надю над гнездом, в котором… ничего не было. Защита города разрушалась, и даже здесь уже чувствовалось неумолимое приближение катастрофы.
Увидев гнездо, Соловушка обернулась девушкой, села прямо на траву, рассеянно сбросив зимнюю куртку, и закрыла лицо руками. Только сейчас она полностью осознала произошедшее. Соловьиное гнездо было пустым. Её кулон — ключ! — допустил до него чужака.
— Её нет, Инчэн! — в отчаянии прошептала Надя. — Жемчужины нет. Я не справилась. Я всё испортила. О Боже! Мама… — уже чуть слышно прозвучал её голос, — прости меня, пожалуйста…
Инчэн вернулся в человеческий облик, скинул пальто и использовал драконье зрение, чтобы найти и выцепить нить мироздания, связанную с имуги. Нить отметилась ярко-алым знаком — теперь не потеряется, теперь они найдут эту дрянь даже в преисподней!
А потом он вспомнил Надиного отца, людей на площади, счастливых и весёлых, детей… Инчэн не мог их бросить, не мог оставить всё так. Он самый сильный наследник текущего поколения драконов, он сможет справиться со всем. Иначе как на круге перерождения посмотрит родителям в глаза, как объяснит то, что что бросил на смерть целый город?
Со вздохом он подошёл к Наде, опустился рядом и приобнял её за плечи.
— Мы вернём твою жемчужину, сердце моё. Но сейчас, чтобы всё, что мы сделаем после, было не напрасно, нужно возвратить городу защиту. — Инчэн помолчал немного и приложил руку к груди. — Ты правда любишь меня? Чувствуешь родство наших душ? Ответь, пожалуйста, честно…
Надя посмотрела на него немного удивленно. В её глазах блестели слезы, но они горели самой чистой и искренней любовью.
— Я люблю тебя! — ответила она. — Я могу сомневаться во многом — в своем предназначении, в волшебстве, даже в спасении моей души… Но не сомневаюсь в одном — я тебя люблю. Больше жизни, и это не пустые слова… Наши души и правда слились… Я твоя, моя радость.
Сердце вздрогнуло под ладонью, жемчужина выбросила энергию, и та волной прошла по телу, на миг облекая его в серебристую чешую… а затем выпала. С такой болью, будто её вырезали из живой плоти… Но боль оказалась мимолётной — остались лишь дрожь и чувство пустоты внутри. Жемчужина выскользнула на ладонь. Маленькая, неприметная, сейчас она не представляла из себя ничего особенного.
Инчэн посмотрел Наде в глаза, улыбнулся и тут же кашлянул кровью — его золотое ядро и духовная сущность ответили естественной реакцией на такое извлечение. Струйка крови потекла по подбородку, но он не обратил на это внимания, лишь аккуратно положил жемчужину в гнездо и… окончательно разорвал ней связь. Его собственная духовная сила мгновенно заполнила пустующее в сердце место, а жемчужина у них на глазах обросла удивительной красоты кристаллами. Вспыхнула и выбросила в воздух пучок серебристой энергии, и та, пронзая пространство, врезалась в разрушающийся купол и стала очень быстро восстанавливать его.
Надя смотрела на всё это, прижав пальцы к губам. Того, что дракон ей рассказал, было достаточно, чтобы понять — что он сейчас сделал…
— Инчэн! — прошептала девушка. — Ты что же… отдал свою жемчужину? Как…
Она запнулась, сама не осознав толком, что хочет спросить. «Как ты на это решился?..» «Как ты теперь будешь?..» Наконец: «Как я могу тебе помочь?»
Но, не задав вопроса, Надя нежно вытерла алую струйку с подбородка Инчэна и глубоко поцеловала его. Ощущая привкус его крови, вкладывая в поцелуй всё, на что не хватило слов… А потом негромко произнесла:
— Я поняла… Пусть будет так. Глупо спрашивать — зачем ты это сделал. Ведь это ты.
