Ларисса Йон - Обреченные любить
— Я ненавидел свою работу. Но поскольку вырос в доме джастисов, это было моим долгом. Но во всем есть свои плюсы. Будучи джастисом, я обязан был разбираться в медицине. Поэтому, как только получил диплом врача, снял с себя полномочия Посредника Правосудия.
— Твой брат сказал, что вы росли порознь. А сколько у тебя братьев?
— Всего? Живых и мертвых?
Тайле стало не по себе.
— Хм… всех вместе?
— У меня было сорок четыре брата. — Еще один резкий поворот, и Тайла заскользила по коже сиденья. — Теперь их число сократилось до двух. Я старший.
— Первенец?
— Нет. Двадцать родились до меня, но только один дожил до эсгенезиса. Роуга убили два года назад. А теперь, если я возьму обратно артефакт, ты заткнешься?
— Клянусь.
Он забрал камень из ее ладони. Яркое полуденное солнце ослепило ее, и она снова погрузилась во тьму.
— Видимо, дневной свет не причиняет тебе неудобств?
— Мой вид не подвержен гелиофобии[4].
Ну разумеется, нет, поскольку чувствительность к солнечному свету была бы слабостью, а Тайла пока не заметила ни единой слабости у Хеллбоя. С такими-то мышцами, челюстью и глазами. Все в нем говорило о силе. И об уме. И о сексуальности. О сексуальности в особенности. Тело напомнило ей об этом сладкой истомой.
— Ты что, включил обогрев? Здесь как в печке, — пробормотала Тайла, улыбаясь, поскольку точно знала, почему ей жарко.
Тайла запыхтела и отвернулась к окну, за которым люди получали удовольствие от солнечного весеннего дня: обедали на свежем воздухе, сидя за столиками уличного кафе, болтали о пустяках, не ведая, какой ужас творится прямо у них под носом.
Она не узнала часть города, по которой они проезжали, зато увидела названия улиц. Он не сможет долго прятать свой отвратительный госпиталь. Только не от эгисов.
— Где ты живешь? — спросил он.
— Так я тебе и сказала.
— Упрямая женщина. Впрочем, ты можешь подумать об этом по пути.
— По пути куда?
— Одна из моих медсестер не явилась сегодня на работу, я собираюсь проведать ее.
— Она человек?
— Вампир.
Про себя она подумала, что, должно быть, это один из Хранителей сжег кровососа.
Скользнув взглядом по Хеллбою, Тайла размышляла: убить его так же легко, как и воткнуть кол в грудь вампира, или нет? Разумеется, он не выглядел слабым, но у каждого демона есть ахиллесова пята. Может быть, секрет кроется в его татуировках. По тому, как змеи татуировки обвили его мощную, мускулистую руку и протянулись к самой шее, она вспомнила, как они скрутились, когда он был в ней, они были частью его. Не просто чернильный рисунок, но продолжение его темной кожи. Особые изгибы татуировки и заключали в себе тайну его ахиллесовой пяты, и Тайле хотелось узнать об этом поподробнее.
— Что означает это клеймо? — До того как успела остановить себя, она потянулась и провела подушечкой пальца по одной из линий, которая вилась по его шее.
Сквозь слегка приоткрытые губы он издал стонущий звук.
— Если ты не хочешь меня прямо здесь, то лучше сиди на месте и убери руку.
Она вернулась на свое место так стремительно, что стукнулась локтем о боковое стекло.
Сжав руль так сильно, что побелели костяшки пальцев, он плавно остановился перед красным сигналом светофора. Когда он заговорил, его голос звучал так, будто вместо гортани у него была наждачная бумага.
— Это называется «родовое тату». Передается по отцовской линии. А символ на моей шее — мой собственный. То, что ниже, такое же, как у отца. Так что одного взгляда на демона достаточно, чтобы другой демон определил, кто кому кем приходится.
Он носил на себе те же символы, что и его предки во многих поколениях, а Тайла даже не знала имени своего отца. Может быть, он счастливо рос в своей маленькой демонической семье: мама пекла чертово печенье, а отец учил его кататься на велосипеде. Детство Тайлы не было таким радужным: хорошо, если удавалось поспать на раскладушках, на Новый год — подержанные игрушки… если они вообще были, все дни она, вечно голодная, проводила в поисках еды и питья.
Ах да. Она чувствовала к себе жалость. Бог мой, она все эти годы жалела себя, и не позволит какому-то демону изменить это. Она не позволит изменить это никому. Она может выжить только в том случае, если закроется от своего прошлого и от других людей. Никто не сможет проникнуть в ее пространство, тем более доктор Зло на водительском месте.
Он повернул налево, плавно напрягая мышцы рук. Ах если бы он был человеком…
«Соберись, Тай, соберись».
— Итак, ммм, ты уже родился с эти рисунком?
— Да, но мои личные символы не проявились, пока я не достиг первой стадии сексуальной зрелости.
— Первой стадии?
Он посмотрел на нее оценивающим взглядом, как будто пытался решить, насколько можно быть с ней откровенным.
— Всего их две, — ответил он наконец. — Первая наступает где-то около двадцати. Вторая, эсгенезис, начинается в возрасте примерно лет ста.
«Все дело в эсгенезисе, не так ли? Это из-за него у тебя мозги набекрень?»
Так вот о чем говорил Шейд. Значит, Хеллбой на три четверти века старше ее.
— Какова твоя настоящая сущность?
— Ты видишь ее перед собой.
Она изумленно посмотрела на него.
— Твоя сущность — выглядеть словно модель из «Плей-герл»?
— Что-то не так?
— Ты. Ты демон. Зло должно выглядеть… как зло. Уродливо. Не помешает, если от тебя будет смердить. — Черт побери, она была бы рада, если бы от него не пахло так хорошо. Воздух вокруг него пропитался слабым ароматом шоколада, отчего рот ее увлажнился, а половое влечение возросло до невероятного предела.
— Я не совсем зло.
Она фыркнула.
— Все демоны чистой воды зло.
— А как насчет метисов? Они тоже воплощение зла?
— Они воплощение мерзости и заслуживают смерти, так же как и остальные демоны.
Он повернулся, посмотрел на нее и ухмыльнулся так, как самый настоящий демон.
— Кажется, будет очень весело.
Доктор Джемелла Эндри была по уши в презервативах.
И тут она услышала голос мужчины своей мечты:
«Джем!»
Она выбралась из груды резинок в машине «скорой помощи» и улыбнулась. Нервно.
Кайнан Морган шел по улице широко и уверенно, в такт биению ее сердца. Высокий и худой, с мощными мускулистыми руками и широкой грудной клеткой, которой любовались все женщины, он мог возбуждать лишь грешные фантазии. Джем представляла себя с ним на полу. На столе. В бассейне и ванной.
Он остановился на обочине перед станцией «Скорой помощи» и снял солнечные очки. Одет он был как обычно: потертые джинсы, коричневая кожаная куртка «Пилот» и военные ботинки. Другой мужчина лет двадцати, лет на десять моложе Кайнана, шел рядом с ним.
