Лучший подарок для генерала (СИ) - Фирст Наталья
В пять шагов я долетела до прилавка, схватила скучающий колокольчик и принялась отчаянно трезвонить. Мэтр Ардье появился почти сразу, выглянул изумленно, узнал меня.
— Леди Селия, добрый день, у вас что-то случилось?
Я закричала, забыв о правилах приличия:
— Что вы ему продали?
Мэтр Ардье нахмурился.
— Кому?
— Роберу Трюзо, антиквару.
Метр Ардье был деликатен и не стал говорить, что веду я себя неподобающе. Просто ответил на мой вопрос. Но ответ его мне не понравился.
— Леди Селия, вы не хуже меня знаете, я не в праве разглашать чужие тайны.
На лице моем отразилось отчаяние. Я забыла про гордость, про свое положение в обществе, про репутацию. Мной владело одно лишь желание. Я хотела, чтобы Вильгельм остался невредим. Чтобы был со мной. Чтобы…
— Молю вас! — Я опустилась перед магом на колени. — Молю вас, скажите мне! Если нужно, я заплачу. Назовите любую цену.
Мэтр Ардье растерялся, бросился меня поднимать.
— Леди Селия, — вскричал он, — что вы, не надо. Встаньте, пожалуйста, не позорьте старика.
Вероятно, я за всю свою жизнь не плакала столько. Слезы, вновь слезы. Я не могла их остановить. Мэтр по-старчески запричитал, сунул мне в ладонь платок, поднял, усадил на стул.
Принялся оправдываться:
— Не волнуйтесь так, ничего дурного ваш Робер не покупал. Обычную безделицу для забавы. Джентльмены частенько берут всякую ерунду, чтобы потешить гостей.
— Что? — почти зарычала я.
Он вздохнул и сдался.
— Зачарованные патроны для револьвера. Господа такими стреляют по мишеням. — Мэтр лукаво подмигнул. — Очень удобная, знаете ли, штука, для тех, кто стрелять не умеет, а в грязь лицом ударить не желает. Нужно только назвать перед выстрелом цель и можно смело поражать благородных дам своей меткостью.
Значит, патроны. Значит, цель. Этот мерзавец решил убить Вильгельма. Я вскочила, совсем забыв о благодарности.
— Леди Селия, — прокричал мне вслед маг. — А Робер вам кто? Жених?
— Враг! — выкрикнула я совершенно искренне.
Сзади раздался испуганный вздох:
— Господи, спаси…
Я не стала дослушивать причитания, толкнула дверь и вырвалась на улицу, в зимнюю стужу.
Я почти не помню, что было дальше. Следующий час исчез из моей памяти полностью. Когда экипаж остановился, часы показывали пять минут после полудня. Больше всего на свете я боялась, что опоздала. Что никогда не смогу увидеть Вильгельма живым.
Из окна кареты открывался прекрасный вид: снег, искрящийся на солнце, белые ветви елей, чистое небо, окна старинного павильона и четыре застывшие фигуры. Три из них мне были знакомы. Я их видела справа-налево: в синем — Вильгельм, в черном — Альберт, в красном — мерзавец Трюзо. Рядом с последним крутился молоденький хлыщ-секундант.
Я оказалась чуть сбоку от места дуэли. Слишком далеко от него. Вильгельма видела лишь со спины. Зато Робер стоял ко мне лицом. Оба они уже взяли на изготовку — наставили друг на друга пистолеты.
Время стало вязким, тягучим, почти остановило ход. Дверь кареты открылась мучительно медленно. Я сделала шаг наружу и сразу провалилась по щиколотку в снег. Шубка моя была распахнута, но застегивать ее я не спешила. На груди вдруг ожили, заискрились колкими снежинками проклятые сапфиры.
Губы сами зашептали заклятие:
— Заклинаю тебя светом январских звезд исполни мою волю!
Артефакт ожил, подарил мне свой поцелуй, залил мир ослепительно ярким светом. Осталось одно — правильно загадать желание, остановить убийство. Больше всего хотелось крикнуть: «Пусть с Вильгельмом ничего не случится! Пусть он останется жив!» Но от волнения горло перехватило спазмом, и я никак не могла вытолкнуть из себя такую длинную фразу. Только бежала вперед, падая, утопая в снегу, бесконечно повторяя: «Пусть… Пусть… Пусть». И на мне сияли сапфиры.
Первым это заметил Робер. Губы его тронула кривая усмешка, в глазах появилась боль, он горько покачал головой и нажал на курок.
— В сердце! — Прочла я по его губам.
— Мимо! — с отчаянием ответили мои губы.
Из безжалостного ствола вырвалась пуля и начала бесконечный полет. Как я могла это видеть? Не знаю. Но в памяти остался крохотный кусочек свинца, несущий в себе неминуемую смерть. И он долетел почти до цели. Почти.
Я растратила последний запал и бессильно упала на колени. Где-то в глубине души появился страх, что ничего не вышло. Но нет! Перед Вильгельмом вспыхнул яркий щит. Алый, как кровь на снегу. Пуля ударила в него, застыла в воздухе и упала вниз, подобно подбитой птице.
— В сердце! — Робер вновь нажал курок, отправляя в полет частичку своей одержимости.
— Мимо! — почти без надежды прокричала я.
Сапфиры вспыхнули еще ярче, укрыли меня свечением с ног до головы. Как отголосок этого света, перед Вильгельмом разгорелся новый щит. Вспыхнул и взорвался с грохотом, приняв всю ненависть на себя.
Сияние волшебного колье почти угасло. Свет его еле теплился в глубине живых камней.
Первым понял, что происходит, Альберт. Я успела заметить, как он сорвался с места, побежал к Трюзо, что-то закричал на ходу.
Сам Робер обернулся ко мне, губы его прошептали: «Прости!». Я так явно осознала это, так четко, так безнадежно. А потом прозвучало:
— В сердце.
Палец нажал курок. Смерть третий раз отправилась в полет. Не к Вильгельму, ко мне. Пальцы мои дрогнули и выпустили сапфиры.
— Мимо!
Я уже не надеялась ни на что. Просто безропотно ждала своей участи. Я так устала, что не нашла в себе сил бояться. Мне стало все равно.
Колье ожило в последний момент. Свет его был темным, почти багровым. Он принял в себя кусок свинца и сразу потух. По груди, обжигая, потекли горячие струйки.
Я опустила глаза, ожидая увидеть кровь. Но нет. Струи были ярко-синими. Это таяли живые сапфиры, каплями стекая по платью в снег. На коже вздувались волдыри.
— Жива? — неверяще выдохнула я. — Жива!
Я подняла глаза и наткнулась на потухший взгляд Робера. То, что случилось дальше, мне сложно объяснить. Альберт опоздал всего на миг.
— Люблю, — вновь прошептал Робер.
А после повернул револьвер к себе дулом. Глаза его стали пустыми, лицо отрешенным. Это было лицо живого мертвеца.
— В сердце, — прошептали побелевшие губы в последний раз.
Новая пуля пустилась в путь, чтобы покарать того, кто отправил ее в полет.
А меня окончательно покинули силы, и свет померк.
Эпилог
— Леди Селия, сядьте на стул, не стоит так часто выглядывать в окно. Как только они приедут, Сэми сразу предупредит.
Кетти изволила сердиться, но я знала, что это не всерьез. Она была рада не меньше меня.
— Сядьте же!
Строгий окрик вернул меня на место. Горничная вновь взялась за шпильки для волос, повертела их в руках, любуясь. Заколола завитую прядь. Шпилек была ровно дюжина. В навершии каждой сияла огнем живым синяя капля.
Тогда, пять месяцев назад Вильгельм с каким-то потрясающим упрямством перебрал, просеял затоптанный снег. Словно только это могло исцелить меня, спасти мне жизнь. Он нашел все, что осталось от волшебного гарнитура.
Позже, когда я выплыла из небытия, любимый преподнес необычный дар: дюжину шпилек с сапфировыми каплями, обрамленными в белое золото. В глубине каждой капли пульсировала, билась, как живое сердце, алая искра. Маги сказали, что это — частичка моей силы. То, что я отдала артефакту взамен за исполненное желание.
Помню, как Вильгельм бережно поцеловал меня в щеку и предложил:
— Птаха, давай назовем новый гарнитур «Слезы январских звезд»?
А я согласилась с ним. Почему бы и нет? Зачарованные сапфиры от души оплакали никчемную жизнь Робера Трюзо — жизнь несчастного антиквара, одержимого больной любовью.
Только мне его не было жаль. И рыдать над его судьбой я не собиралась. Каждый совершает свои ошибки. Каждый отвечает за них сам. За свои я расплатилась сполна. Артефакт едва не выпил меня досуха. А Робер… Он выбрал свой путь. И финал этого пути оказался также страшен, как поступки самого антиквара.
