Елена Звездная - Право на счастье
И едва вошли в дом, Елизавета тихо спросила:
— Побыть с тобой?
Катарина кивнула, и слезы проложили блестящие дорожки по бледным щекам.
Они так и просидели с Элизой до наступления тьмы, болтая о придворных и порядках при дворе императора. Элиза рассказывала многое, но внезапно тихо спросила:
— Кати, а ты… его любишь?
— Нет, — ответила девушка не задумываясь, — и любить не буду.
— Почему? — удивилась Елизавета.
Катарина, лежащая на постели в ночной сорочке, села, невольно обняв плечи, грустно ответила:
— Матушка всегда учила видеть в людях хорошее, видеть светлые стороны, потому что истинные леди всегда… светлы душой и телом. И я старалась, я очень хотела быть истинной леди, только… Это очень больно, потому что потом приходит разочарование… А мужчины, Элиза, они лишь в начале кажутся добрыми и ласковыми, но они… все они звери. Они не ведают жалости, сострадания или…
— Но император любит тебя! — воскликнула юная баронесса.
— Ты не ведаешь, о чем говоришь, — Кати печально улыбнулась, — мне сложно понять, чего в его любви больше — страсти, желания, любопытства или… политической выгоды. А любви, Елизавета, той любви, о которой мы так мечтали, той где нежность и забота идут рука об руку до самой старости… ее нет, Элиза… ее просто нет!
— Нельзя так говорить, — возмутилась девушка, — Его Величество дал тебе титул, он ввел тебя в свой род и теперь ваши дети могут претендовать на престол и когда императрица умрет, а она старая, ты станешь императрицей! — и завистливо добавила, — Он любит тебя, Кати.
— Ты не понимаешь, — Катарина вновь легла, подтянув одеяло, укрылась до подбородка, — Хассиян сделал это не из любви… это даже произносить смешно, все дело в Ортаноне… Наше происхождение, Элиза… наш статус и наше положение дают так много, но отбирают значительно больше…
Елизавета не понимала ее и не скрывала своего непонимания. Девушка сидела на краю постели, закутавшись в плед и изумленно смотрела на сестру.
— Но теперь, — Элиза оставила непонятную тему и перешла к более интересующим ее вопросам, — что будет теперь?
— Не знаю, — Катарина грустно улыбнулась, — направляясь в Ратасс, я желала завершить одно… дело, а затем… Знаешь, мне всегда хотелось помогать бедным, заботится о брошенных детях, помогать тем, кто остался без поддержки родных, а сейчас… Я не могу представить, что будет даже завтра, Элиза… Я как щепка что плывет по волнам, не ведая, куда несет ее ветер…
На улице послышался шум, затем стук в ворота. Спустя несколько минут, запыхавшаяся служанка принесла послание, перевитое алой лентой. Развернув, Кати с удивлением прочитала:
«Сегодня я занят. Ян».
— Это возмутительно, — вскрикнула Элиза, прочитавшая послание вслед за сестрой.
— Это восхитительно, — ответила Катарина вскакивая с постели и торопливо направляющаяся к гардеробу.
— Ты… ты же устала! — Елизавета не могла понять поведение Кати.
— Я очень устала для встречи с Его Величеством, но я совсем не устала для посещения моего драгоценного лекаря.
И не обращая внимания на увещевания сестры, а затем и матери, Кати быстро переоделась, собрала волосы и завязывая ворот плаща сбежала по ступеням вниз.
— Катарина, это неразумно! — выкрикнула бегущая следом Элиза.
И Кати остановилась, задумавшись над словами сестры. Нет, она не опасалась Яна, который позволил ей ощутить пусть и призрачную, но все же власть над собой, ее пугала угроза Ранаверна.
Но решение проблемы открыло двери и вошло, хмуро на нее поглядывая.
— Расвер, — Кати поторопилась к брату, — будь столь любезен, сопроводить меня к мьене Раенеру.
— Да, герцогиня, — брат отвесил полный издевательства поклон, — а… ваш любовник осведомлен, что он у вас не единственный?
Кати гневно взглянула на него, и подойдя ближе, едва слышно прошептала:
— Вы просто не осознаете, дорогой брат, что выбор был не большим — или я, или Элиза. Ратасс желал Ортанон, Ратасс его получил! Имею я любовников или нет, не имеет значение — я старшая дочь Вилленских, вот и все! А с вашими обвинениями, ступайте к отцу!
И выходя, она громко хлопнула дверью.
Ярко освещенные улицы встретили обычной вечерней суетой, спешащих по домам горожан, и глядя на их лица, Катарина с грустью думала о том, что ей судьба не дала дома, куда бы она стремилась возвратиться.
* * *Раенер встретил ее округлившимися от удивления глазами, но ему хватило лишь одного взгляда на девушку, чтобы протянуть ей белый передник.
— В приемной девочка лет восьми, — перевязывая сломанную руку стонущего от боли посетителя, произнес лекарь, — займитесь ребенком, мьене Катарина.
— Сию минуту, — и повязав передник, Кати вышла в приемный зал.
Среди больных и раненных, которых к ее удивлению действительно было немало, девушка увидела бедно одетую женщину, которая прижимала к себе бледного ребенка.
Подойдя, Кати обратилась к женщине:
— Мьене, идемте со мной, лекарь примет вас вне очереди.
— О, как это великодушно, — женщина поднялась, не отпуская девочку с рук.
Проведя их в кабинет, Катарина указала женщине на стул у двери, а сама с трудом взяв ребенка на руки, перенесла и усадила на стол для осмотра.
Через несколько минут, вынесла первоначальный диагноз:
— У малышки лихорадка, я дам настойку для снижения жара?
— Да, конечно, мьене Катарина, — отозвался все еще занятый больным Раенер, — и сразу тот отвар, который вы давали вашему четвероногому зверю, нужно снять воспаление.
Девушка улыбнулась, и поторопилась за настойками. Выполнив веление лекаря, она передала две бутылочки матери, затем долго и терпеливо объясняла женщине, как давать лекарства. И неожиданно для всех, маленькая девочка произнесла:
— Вы святая… как дева Ортанона…
— Ну что ты, — Катарина потрепала светлую макушку ребенка, — просто тебе полегче сейчас, а мысли все еще путаются.
— Нет, — убежденно произнесла девочка, — вы как та статуя… Но она каменная, а вы живая… И глаза добрые, вы святая дева Ортанона…
Катарина улыбнулась, наклонилась к девочке и прошептала:
— Это будет наш секрет, и ты никому не рассказывай, хорошо?
Малышка кивнула, и когда мама уносила ее по коридору, все махала и махала маленькой ладошкой.
И весь долгий вечер, в бесконечной помощи больным, Кати невольно улыбалась, польщенная сравнением ребенка… После стольких лет презрения, было так приятно видеть хоть в чьих-то глазах восхищение.
Едва прием был закончен, Раенер, вытирая руки, с каким-то странным выражением произнес:
