Разлюбить князя - Ирма Хан
— Сколько тебе лет? — не дал ей договорить князь.
— Тридцать пять. Я старше тебя на целых десять лет. Зачем я тебе? Ты достоин молодой женщины, которая будет не только хорошей хозяйкой тебе, но и матерью твоих детей, в то время как я…
— Как там сказал твой друг? — снова с холодной усмешкой перебил её Буршан. — «Хватит ломать комедию?» Так, кажется? Я понял твой хитрый ход. Решила прибавить себе несколько лет в надежде, что я поверю тебе и позволю вернуться в твой мир?
— Но, Буршан, мне, правда, тридцать пять. Ну, сам посчитай, я родилась в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, а сейчас две тысячи восемнадцатый.
— Две тысячи восемнадцатый? — удивлённо поднял он бровь. — В таком случае, я не могу быть уверен в том, что ты старше меня. У нас другое летоисчисление. — Он застегнул безрукавку, обулся и направился к лестнице:
— Не задерживайся. Эрда уже накрыла на стол.
Татьяна решила панталончики не надевать. После неуёмной «любви» князя весь низ саднило, и она боялась, что даже такая тонкая ткань, как у панталон, при ходьбе будет причинять ей боль. «Сарафан длинный. Почти по щиколотки. Никто ничего не заметит». — Подумала женщина, одеваясь.
Часть 2 глава 9
К её удивлению, когда она спустилась, князь сидел за столом, но к еде не притронулся. Таня села на тот стул, на котором сидела за ужином.
— Почему ты не ешь? — спросила она князя.
— Жду тебя.
Ответ его удивил женщину, но она решила ничего не говорить, хоть очередная колкость и была готова сорваться с её языка.
В кухню вошла Эрда с дымящимся блюдом в руках.
— Что это такое? — Таня кивнула на блюдо, полное чем-то, очень похожим на гречневую кашу.
— Это каша, госпожа. Её едят с маслом или молоком. А ещё с мясной подливой. Ты с чем будешь?
— С маслом. Только буквально пару ложек, — сделала Таня предупреждающий жест, видя, что Эрда взяла ложку и миску.
— Как скажешь, госпожа, — кивнула та согласно.
Эрда положила несколько больших ложек каши в миску. Густо полила мясной подливой.
— Прошу, господин, — поставила она миску перед Буршаном.
Потом положила кашу для Тани.
— Вот масло, госпожа. Я не знаю, сколько тебе надо… — смущённо сказала, подвигая керамическую маслёнку.
— Спасибо. Я положу, сколько мне надо, — улыбнулась Таня.
Эрда осмотрела стол. Подвинула блюдо с ломтиками сыра и мясной нерезкой поближе к середине. Сняла салфетку с корзинки с хлебом и, решив, что всё в полном порядке, быстро ушла из кухни. Таня с удовольствием съела кашу. Гречу она очень любила.
— А что можно попить?
Буршан указал на три кувшина:
— Тут молоко, тут компот, тут кисель.
Таня потянулась было за кувшином с киселём, но Буршан остановил её:
— Я налью.
«Вот что за человек!? — мысленно воскликнула Татьяна. — То ведёт себя как джентльмен, то, как последняя скотина! Интересно, какой он всё-таки настоящий?»
— Спасибо, — она взяла кружку из его рук и сделала несколько глотков. Кисель был густой и очень вкусный. — Буршан, а Голубая Даль — название этого селения? — обратилась она к князю, набравшись храбрости.
— Нет. Голубая Даль состоит из пяти селений. В каждом селении свой клан. И у каждого клана есть свои Старейшины и свой глава. — Сухо ответил он.
«Ясно. Свой глава района», — мысленно усмехнулась Таня, а вслух спросила:
— А я могу прогуляться сегодня по улице?
— Конечно. Я уеду по делам. Не сидеть же тебе дома. Кстати… чуть не забыл.
Буршан подошёл к комоду, стоящему под окном, открыл одну из полок.
— Это тебе. — Положил перед ней на стол не то кисет, не то какой-то узелок красного бархата.
— Что это?
— Деньги.
— Зачем?
— Женщина князя не должна ходить без денег за подарками. Выберешь себе что-нибудь по своему вкусу.
— Так кто же я всё-таки — женщина или пленница? — задиристо спросила она.
— Одно другому не мешает. — Он окинул её взглядом, который Тане был уже хорошо знаком.
— Мне не нужны ни твои деньги, ни твои подарки. — Презрительно фыркнула она и тут же закусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли: Буршан снова сжал её волосы на затылке в кулак.
— Гонор свой попридержи!
— Слушаюсь, мой господин. — Ядовито сказала Таня.
— Я смотрю, ты не понимаешь, когда с тобой говорят по-хорошему? — он сказал это тихим, вкрадчивым голосом, но у Тани от этого голоса мурашки по спине побежали. «Господи, да что же у меня за характер!? Зачем я его злю постоянно? Если ЭТО по-хорошему, то, как же тогда по-плохому? Сейчас самое время прикинуться бедной овечкой. К тому же не просто так умные люди говорят, что от смелости до глупости один шаг», — подумала она и, опустив глаза, сказала:
— Я всё поняла, Буршан. Прости.
— Эрда! — позвал Буршан, отпуская Таню.
— Да, господин. — Появилась на его зов девушка.
— Я сейчас уеду, а ты покажешь Тане наше селение. Расскажешь, какие у нас порядки. Отведёшь в харуш. Пусть знает дорогу. Поняла?
— Хорошо, господин.
— И ещё… Обязательно зайди с ней к Мадару. Я хочу, что бы ты помогла ей выбрать украшения, которые достойны женщины князя. А вот это, — обратился он к Тане и дотронулся до мочки её уха, — снять и выкинуть! Негоже моей женщине носить такие безделушки.
— Ну, уж нет! Снять и выкинуть ты их сможешь только с моего мёртвого тела, — злым полушёпотом, чтобы не слышала Эрда, сказала Таня.
— Что — подарок любовника? — так же тихо и зло спросил князь.
— Эти серьги мне подарила на день рождения мама!
— Мама? — по лицу мужчины пробежала тень. — Мать — это святое. Хорошо. Не снимай. А вот кольца себе присмотри. Ну, или бусы, или браслет… Бери то, что понравится, и не отказывай себе ни в чём. Да, пока не забыл… — он наклонился к самому уху Тани, и, касаясь губами мочки, прошептал: — Если сбежишь от Эрды, я велю её казнить.
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.
Часть 2глава 10
— Эрда, мне так неловко… Я не помылась перед завтраком. Буршан так спешил, что сразу посадил меня за стол, а мне неудобно было ему отказать. — Сказала Таня девушке, как только за князем закрылась дверь. — А мне так хочется ополоснуться…
— У нас часто моются после завтрака. В этом нет ничего необычного.
— Может, ты сходишь со мной в баню и расскажешь, что там у вас в глиняных горшочках?
— Конечно, госпожа. Пойдём.
Эрда показала Тане, где находиться жидкость для мытья волос, где жидкость для стирки белья.
— Только не перепутай, госпожа. От жидкости