Не мой, не твоя (СИ) - Шолохова Елена

Да плевать, отмахнулась я. Это нормально. Это, возможно, лучшее, что случилось со мной за последнее время. Хоть какая-то радость.

Просто я от этого успела отвыкнуть. Но теперь всё будет по-другому. И хотя физически я чувствовала себя изможденной, но зато в душе ощущала необычайный прилив сил. И даже верила, что скоро жизнь наконец изменится к лучшему.

Да конечно, изменится! Это одной мне было тяжело терпеть и ещё тяжелее бороться, а с Тимуром, казалось, всё смогу. И я вовсе не ждала от него каких-то действий, просто одно то, что он рядом, уже делало меня сильнее.

Настроив воду, я встала под душ. Теплые струи ласкали кожу, смывали усталость. Прикрыв глаза, я вновь и вновь представляла себе его жаркие объятья и поцелуи, его горящие желанием глаза, его недосказанную фразу, и улыбалась.

Наверное, вот так и бывает — когда думаешь, что ты на краю, ещё немного и сломаешься, как судьба протягивает тебе спасительную соломинку. Тимур — он был сейчас не просто отдушиной или способом отвлечься, он и есть моя соломинка. И это просто чудо, что наши пути вновь пересеклись…

А самое удивительное — теперь, после всего, я поняла, что смогу ему во всем признаться. И откуда-то знала — он поверит. Он не отвернется, как все. Потому что до сих пор его чувства живы, я это видела. Ощущала каким-то внутренним чутьем, хоть даже он ничего такого и не говорил.

Накинув белый махровый халат, я подсушила феном волосы, и только потом вышла из ванной.

Если Тимур ещё не уснул, решила я, то сейчас всё ему и расскажу.

Тимур не спал. Он даже зажег лампу на прикроватной тумбочке. И этот приглушенный свет делал комнату ещё уютнее.

Расслабленно откинувшись на подушке к спинке кровати, Тимур курил, заложив одну руку за голову. Курил в постели, пристроив хрустальную пепельницу прямо на голый живот. Только концом шелковой простыни прикрыл пах.

Ворчать уж я не стала, просто подошла к окну, приоткрыла одну большую створку, впуская в комнату свежий воздух. Он всё это время молча следил за мной из-под полуопущенных ресниц. Даже сейчас его пристальный взгляд будоражил меня.

Я подошла к изножью кровати и, улыбнувшись, спросила:

— Тимур, а здесь нельзя где-нибудь поужинать? Если честно, то такой вдруг аппетит разыгрался.

Он не спешил отвечать. Не сводя с меня нечитаемого взгляда, он снова затянулся. Потом закинул голову и очень медленно выдохнул вверх тонкую струю дыма.

И лишь потом соизволил ответить:

— Одевайся. Я уже вызвал тебе такси.

Несколько секунд я стояла столбом, не понимая смысл его слов. Какое такси? Зачем? А сам он что? Он ведь явно никуда ехать не собирался. Стояла, смотрела на него во все глаза, и даже слова не могла произнести.

А когда поняла — невольно отшатнулась, как от удара. Да он и ударил. Наотмашь, жестоко, прицельно. Будто в солнечное сплетение. Под ребрами полыхнуло и зажгло остро, нестерпимо. Как пойманная рыба, я несколько раз открыла рот, но ни вдохнуть от этой боли, ни вымолвить хоть какой-то звук не получилось.

Наверное, это шок не позволил мне понять его сразу и сразу почувствовать боль. Но зато потом…

Разомлевшее сердце тотчас окаменело. Даже нет — заледенело, а затем, треснув, раскололось и рассыпалось в крошево.

В каком-то немом отчаянии и не до конца веря в его слова, я вновь посмотрела на Тимура. Он не может так поступить! Он не такой. Я же этого не выдержу. Больше не выдержу…

Но Тимур не шутил. Он всё ещё смотрел на меня, и лицо его оставалось при этом таким же расслабленным и спокойным, а взгляд — чужим и холодным.

Охнув, я неловко попятилась, потом кинулась подбирать одежду. К боли примешался жгучий стыд. Нахлынул удушающей волной. Господи, какое унижение…

Горло перехватило, а в груди нарастала скачками истерическая дрожь. Только не это! Разрыдаться при нем — это унизиться ещё больше. Закусив до боли нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся плач, я поспешно собрала с ковра колготки, юбку, блузку. Белье не нашла, наверное, оно где-то там, на кровати, да черт с ним! Оставаться в этой комнате лишнюю секунду я не могла.

Я заскочила в ванную. Схватилась за блузку, но долго не получалось попасть в рукава — руки ходуном ходили, да и всё тело трясло.

«Успокойся, пожалуйста, успокойся, не думай сейчас ни о чем, просто одевайся и уходи, всё остальное — потом…» — повторяла я себе как мантру. Но помогало плохо. Боль как кислота разъедала внутренности, а с трудом сдерживаемый плач раздирал грудь и горло.

Кое-как одевшись, я вышла из ванной. Тимур тоже встал с кровати и стоял посреди комнаты, ничуть не стесняясь собственной наготы. Пока я надевала пальто, он что-то доставал из кармана пиджака. Потом развернулся, подошел ко мне и с тем же бесстрастным выражением сунул мне что-то в карман.

— Что это? — онемевшими губами произнесла я.

— Деньги.

— Зачем ты… — голос дрогнул и сорвался. Я сглотнула подступивший к горлу ком. Лицо вспыхнуло, как от пощечины.

— Я привык платить за удовольствие, — равнодушно пожал он плечами.

Я смотрела на него и глазам не верила. Будто это не Тимур, а кто-то чужой, циничный и жестокий. Но это был Тимур, и этими деньгами он меня просто добил…

Он вернулся к кровати, взял с тумбочки сигарету и снова закурил, больше не глядя в мою сторону и всем видом показывая, что меня для него здесь уже нет. Отслужила, доставила удовольствие — свободна.

Я подняла сумочку. Руки дрожали, и не сразу удалось найти кошелек. В конце концов я выгребла из бокового кармана горсть мелочи и несколько купюр и ссыпала на столик.

Он оглянулся на звук, вопросительно взметнул брови.

— Я тоже привыкла платить за удовольствие, — сухо произнесла я и вышла из комнаты.

Уже на улице я припустила бегом, не разбирая пути. Только у ворот остановилась, перевела дыхание, и тут же безудержный плач лавиной прорвался наружу.

Опершись о заиндевелый каменный столб, я рыдала в голос и не могла остановиться. Зачем он так со мной? Как мог он оказаться настолько расчетливым? Не жестокость его меня ошарашила, а именно его притворство. Каким бы жестоким Тимур прежде ни был, но всегда оставался искренним. Он всегда был честен и в любви, и в ненависти. А тут… Ведь я действительно ему поверила. Действительно чувствовала его любовь… Или, может, я так хотела поверить в его чувства, вот и позволила себя обмануть?

Но неужели он мог так сильно измениться? И это вот такая месть за обиду семилетней давности — разыграть страсть, использовать меня, а затем растоптать? Это и правда другой человек, которого я совсем-совсем не знаю. И не хочу знать. Только вот как теперь мне быть? Как это вынести?

Потом, всё потом, повторила я шепотом. Сейчас просто ни о чем не надо думать и постараться ничего не чувствовать. Но я чувствовала…

За воротами посигналили. Такси.

Хотелось, конечно, быть гордой до конца, но как отсюда выбираться среди ночи? Я ведь даже с трудом представляла себе, куда он нас завез.

Я вытерла слезы. Помешкав, все же вышла за ворота и села в машину.

— Что так долго? — буркнул водитель. — Ожидание платное.

Я молчала.

— Куда едем-то?

Я назвала адрес, и мы тронулись, оставляя позади нарядные огни отеля и мои разбитые надежды…

Глава 11

Тимур

Она ушла.

Ушла, оставив на столе горсть мелочи и… меня в каком-то полуанабиозе. Я знал, что это временно, что потом будет больно. Как только схлынет это тупое оцепенение, так и накроет.

Боль уже сейчас скреблась, потихоньку заполняя пустоту в душе.

Может, зря я её так выгнал? Нет, выгнал не зря. С деньгами погорячился, это точно. Не стоило. Но чего уже теперь.

Я взглянул на горсть мелочи. Только она могла так ответить, само подумалось вдруг чуть ли не с теплотой, но я тут же, разозлившись на себя, смахнул ее дурацкие монеты на пол. Да пошла она, дрянь.

Я снова потянулся за сигаретами, хотя весь последний час и так курил одну за другой, прогоняя в уме то, что случилось. Хотел бы не думать, но мысли сами лезли в голову, я уж и не пытался их отгонять, зная, что бесполезно. Да и как не думать, если в комнате еще остались ее следы, если от подушки еще пахло ею. И, как назло, тут же на внутренний телефон позвонили, сообщили, что в течение пяти минут принесут заказанный ужин на двоих.