Капойо (СИ) - Иолич Ася

Звёзды медленно загорались в тёмном небе. Кимат сопел в кроватке. Аяна лежала, слушая сверчка под потолком, когда вдруг мимо окна скользнул тёмный силуэт.

Аяна села в кровати так резко, что она скрипнула, и так же резко распахнула окно. Силуэт метнулся откуда-то с лестницы, и она увидела в свете убывающих лун, что у тени был длинный хвост и клокастые бока.

– Иллира, а чей это кот ходит по заборчику? Он вчера приходил к окнам, – сказала она с утра.

– Ничей.

– Ты хотела сказать «общий»? Я его уже видела во двориках.

– А это разве не одно и то же?

Аяна хмыкнула.

– Нет. Ничей – это не нужный никому, о котором никто не знает и не заботится. Общий – это нужный всем, о нём заботятся и знают все.

– О нём знают и даже иногда заботятся, но он никому не нужен. Как это называется? – пожала плечами Иллира. – Раталл, ты не забыл помыть руки?

Раталл пылал яростью, и это было заметно даже по его затылку. Он сходил во двор, к сарайчику с навесом, и долго мылил там руки.

– Ты тоже подкармливаешь того кота? Он очень пугливый, – сказала Аяна, глядя, как Раталл вытирает руки о передник и возвращается к ним. – Может, оставить ему немного объедков?

– Как хочешь. Я поставлю миску на лестнице, можешь положить ему что-нибудь. Это развлечёт Кимо.

– Пусть мышей ловит, – буркнул Раталл, возвращаясь к тесту.

– Ладно, Иллира, я пойду. Я возьму с собой кемандже. У меня в списке девочка четырёх лет и юная кирья, которой двенадцать. В первом доме вряд ли потребуется, но вот во втором...

– Ты в два дома пойдёшь?

– Да.

– Они могут быть далеко друг от друга. Не стесняйся просить у катьонте воду, сегодня будет жарко. Иди, а то я беспокоюсь, что тебе придётся по жаре там ходить.

– Хорошо, Иллира. Спасибо. Ты такая заботливая!

Аяна счистила в миску остатки каши, надеясь, что ничтожное её количество как-то уравновесится наличием в объедках сливочного масла, и поставила на площадку у большого окна, потом поцеловала Кимата и зашагала по улице, к площади с извозчиками. Ей предстоял долгий день.

Большой дом Далгат, обвитый обильно цветущей ноктой, встретил её приветливо. Белая штукатурка внешних стен снаружи и светло-голубая внутри, большие окна, мягкие ковры – всё производило вполне приятное впечатление. Аяна сидела за невысоким столиком, и катьонте принесла ей ароматный ачте в красивой полупрозрачной чашке из опалового стекла.

Она изящно отпивала ачте, подняв блюдце, и отвечала на вопросы кира, отца девочки.

– У тебя впечатляющая рекомендация. – Он глянул поверх очков, читая её бумаги. – У тебя есть опыт с маленькими детьми?

– У меня восемь младших братьев и сестёр разного возраста, – скромно сказала она. – Я умею обращаться с детьми.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

Часы на красивом лакированном комоде тикали. Этот звук немного отвлекал её и будто зачаровывал. Она не ожидала, что её так хорошо примут, и, конечно, вспоминала фразу Конды. Всё идёт так гладко, что поневоле ожидаешь подвоха.

– Няня вышла замуж, и нам пришлось отпустить её. Ты знаешь обязанности? Кирья просыпается в семь, завтрак, прогулка, второй завтрак, игры, обед, прогулка, игры, ужин, потом ты укладываешь её спать. После этого ты свободна. Ночной вазой, стиркой, уборкой и приготовлением еды ты не занимаешься, это делает горничная. Кирья должна быть красиво причёсана и опрятно одета, сыта и весела. Ты сопровождаешь её, если мать едет с визитом к подруге и берёт её с собой. Через несколько месяцев постепенно приступишь к обучению чтению. Дальше посмотрим. Тебе всё понятно?

Аяна кивнула. Всё это было понятно, но она не услышала главного. Сколько ей будут платить! В конце концов, всё затевалось ради денег. Если бы не деньги, она бы делала всё то же самое с Киматом. Кимо, Кимате... Она будет тут, рядом с чужой девочкой, а он будет там с Иллирой, и когда она будет возвращаться, он будет уже спать...

– Теперь об оплате. Восемь тебя устроит?

Она сжала челюсти. Восемь медяков. Чего ради была вся эта возня с бумагами? Это какое-то издевательство...

– Тебя не устраивает оплата? Няня работала за два, но она не учила кирью, и та в основном была с матерью.

– Восемь медных в день? – переспросила Аяна, стараясь, чтобы в её голосе не было слышно того, что вертелось у неё на языке.

Кир моргнул и сглотнул одновременно.

– Восемь золотых в месяц, – немного сдавленно произнёс он.

Он смотрел на неё так странно, что она не нашлась, что сказать. Кровь прилила к её лицу, а в ушах стучало. У госпожи Кано ей предлагали один золотой в год. В год!

– Это меня устраивает, – наконец ответила она. Перед глазами проносились официальные запросы в Фадо, написанные на красивой разноцветной бумаге. Листы залетали на корабль, кружились вокруг мачты и ровными стопками укладывались в трюм, и корабль летел, отрываясь от поверхности воды, в Фадо, и там...

– Тогда прошу. Иди за мной. Познакомишься с юной кирьей.

Она поднялась, и кир жестом указал ей на приоткрытую дверь в женскую половину. Из-за неё слышался детский смех и возгласы. Как бы не пришлось заниматься всеми детьми этого дома вместо одной юной кирьи...

Невысокая, с заметной сединой, полноватая катьонте постучала в двери перед киром, затем распахнула их.

Аяна шагнула за ним в комнату. Её почти сбил с ног запах цветочных духов, наполнявший это пространство. Пёстрые подушки, коврики, корзины, вазы заполняли комнату, а открытая арка, ведущая в соседнее помещение, была завешена длинными цветными нитями бус. За занавеской тихо играла с какими-то игрушками маленькая девочка с тёмными кудряшками.

Кира тяжело встала ей навстречу, мягко отстраняя руку катьонте, которая причёсывала её длинные волосы оправленной в серебро щёткой.

– Здравствуй, – сказала она, вглядываясь в Аяну. – Ты пришла на место няни?

Аяна скромно опустила глаза и наткнулась взглядом на большой круглый живот киры.

– Да.

– Она мне не подходит, – сказала кира, положив руку на живот и внимательно оглядывая Аяну. – Спасибо. Ты свободна.

Кир пожал плечами и вышел, и Аяна стояла, не зная, что делать. Что она сделала не так? Почему кира отказала ей? Спросить всё равно было бы неприлично. Она тихонько вздохнула.

– Тогда я пойду. Прости, кира.

– Да. Прощай.

Аяна вышла, катьонте закрыла двери комнаты и посмотрела на неё.

– Опять красотка молоденькая. Откуда же вы берётесь? – негромко, с сожалением проговорила она. – Уже места в доме нет для ваших детей!

Аяна распахнула глаза. Она так и шла с широко открытыми глазами мимо комнаты, откуда слышались детские голоса, и скосила взгляд, пытаясь через приоткрытую дверь рассмотреть их. Один, два, три... Остальных не было видно, но вскрики и восклицания наводили на мысль, что их по меньшей мере в два раза больше. Она глянула на катьонте, провожавшую её до двери, и та подняла бровь.

– Удачи тебе, – сказала она, выпуская Аяну на крыльцо.

Аяна обернулась на окна дома. Детские голоса из приоткрытого окна доносились даже сюда. Скольких из них родила кира? Сколько у них нянь? Если он признаёт этих детей, значит, их матери не живут в этом доме, и он нанимает новых девушек... Да ну, не может быть. Так не бывает. А как же репутация?

– Где дом Роан? – спросила она у катьонте, который открыл ей ворота.

– На две улицы выше. Ближе к морю. Голубой дом.

Она шла, подбирая полы с вытканными птицами. Дом Далгат произвёл на неё неизгладимое впечатление, и ей отчаянно хотелось обсудить это с кем-то. Тили, милая Тили. Интересно, что бы ты сказала? Как этот кир может такое творить? И как кира может вообще подпускать его к себе после того, как он...

Аяна нахмурилась и помотала головой. Ладно. Её это не касается.

Голубой дом Роан был полностью оплетён ноктой, и, если бы она не спросила у катьонте, который подметал тут двор, то, скорее всего, прошла бы мимо. Гирлянды розовых цветов и фиолетовых бутонов, как драгоценные серьги, украшали фасад, свисая и покачиваясь от лёгкого ветра над большими застеклёнными окнами и широкими балконами.