Дело о Невесте Снежного Беса (СИ) - Гусина Дарья

— Что если наша Чурел действительно…м-м-м… эволюционировала? Мы все видим, что фантомы становятся все «умнее» и изобретательнее. Обычный ревенант не смог бы противиться искушению. Но что если она… необычный ревенант? Осторожный и ловкий полтергейст, способный к перемещению материальных предметов. Кашу же им кто-то варит, мальчишкам. Думаю, я прав, — Милли выразительно ткнул пальцем вниз.

По лестнице поднимался высокий мужчина. Пожилой: впалые щеки, заросшие седеющей щетиной, сгорбленная спина, хриплое дыхание, смуглая кожа, на вид хрусткая, словно пергаментная.

— Эй! — крикнул он, подняв руку с увесистой палкой. — Кто такие? Чего вы тут?

— Вы из одиннадцатой квартиры? Отец двух мальчиков? — уточнил Райяр.

— Я. Отец. Чего вы тут вынюхиваете? Мне сказали… позвонили… что ходят тут, вынюхивают, — мужчина остановился, тяжело дыша. Он говорил с сильным акцентом, тем же, что проскакивал в речи старшего мальчика. — Я с работы из-за этого спросился! И так болею… уволить грозят… а тут вы еще!

— Я думаю, всем все ясно, — проговорил Олевский, задумчиво разглядывая еле держащегося на ногах мужчину, которому сложно было бы дать сорок лет даже с натяжкой. — Ксеня, Марья, выводите детей. Райяр, держи папашу. Милли, Лу, Лексей, приготовились, достать «свечи». Бронислав, ты, кажется, владеешь вектором «клетки»? Приготовь серебряную палочку.

— Камин, — коротко подсказал Райяр.

Олевский пожевал губами и велел:

— Гудков, раздевайся.  

 «Почему я?», было написано на лице Лексея, но вслух он этого, естественно, не сказал. Вслух он спросил:

— Что мне искать?

— Предмет, — объяснил Олевский. — Что-то, что держит призрак. Ревенанты не могут возвращаться просто так. У них должна быть эмоциональная зацепка. Вспомните Ждана. Вспомните наш случай с ламией. Все чувствуют рефлекс?

— Да, — хором сказали мы.

— Камин. Эманации сильнее всего возле него, — подтвердила я.

— В последний раз его топили очень давно, — сказал Тони. — В доме есть трубы отопления, а дрова и уголь дороги.

Лексей переминался с ноги на ногу. Вокруг бедер он повязал щегольской шарф Райяра. Богдан Денисович, судя по печальному взгляду, ради дела явно решил распрощаться с дорогой вещью навсегда.

— Подождите, — смилостивилась над опасливо заглянувшим в камин Лексеем Ксеня. — Давайте сначала пустим кадавра.

Олевский одобрительно кивнул и сказал:

— Десять баллов, если справитесь.

— Да, мы справимся, — встрепенулся Бронислав.

Гудков проворчал, что мысль хорошая, но можно было бы и пораньше додуматься. Олевский со словами «Издержки работы в коллективе. Привыкай» накинул на плечи Лексея куртку.

— Может, передумаешь еще? Смотри, что теряешь, — шепнула мне на ухо Марьяша, кивком головы указав на Гудкова, который отогрелся, приспустил с плеч куртку и поигрывал мускулами, красиво переливающимися под золотистой кожей. По-моему, это он делал не ради моего внимания, а по привычке. Ха! Разве стану я смотреть на Гудкова, если рядом Олевский!

Я шикнула на подругу, продолжая завороженно наблюдать за действиями Куделя и Ксени. Сидя рядом на ковре, они лепили какую-то сложную конструкцию. Ксюша сначала хмурилась и цедила сквозь зубы, потом увлекалась и с азартом подсказывала Броне нужные векторы. Из танков, машинок и солдатиков был сооружен большой, напоминающий муравья кадавр. Олевский построил Вектор Проецирования. Нам, даже со всеми нашими талантами, такая магия была пока недоступна, поэтому мы восхищались и запоминали. Особенно я… восхищалась. Марья даже хихикнула, показав мне взглядом, чтобы я не испускала эманации восторга столь откровенно.

Кадавр был запущен в дымоход. Он скребся в трубе, поднимаясь все выше и выше. Над ковром выполнялась проекция того, что «видела» нежить. Разглядеть что-либо в темном домоходе было сложно, к тому же кадавра обмотало паутиной. Антон Макарович хмурился. В центр комнаты неожиданно шагнул Мефодий. Смущенно проговорил:

— Вот тут… провисает.

Протянул руку… и пальцами поправил светящуюся «палочку» вектора. Проекция ярко вспыхнула, осветив кирпичную кладку дымохода. Олевский, присевший перед «видео» на одно колено, изумленно поднял на Фодю глаза.

— Ты это… как сделал, дорогой ты мой?

— Не знаю, — растерянно пробормотал Пупрыгин. — Просто показалось, что вектор… не так лег.

— Серьезно? Показалось? — Антон Макарович удивленно хмыкнул. — А я вот векторы пальцем двигать не могу, хоть всю сознательную жизнь с ними работаю. Пупрыгин, как закончим, к нам в агентство и…

— Там что-то есть, — сказал Райяр, вглядываясь в проекцию.

Броня повел палочкой. Кадавр застыл, упираясь суставчатыми лапами в стенки дымохода.

— Ближе сможешь? — Богдан Денисович указал Олевскому на какой-то комок. Тони поправил вектор палочкой. — Тряпка, что ли?

— А оно может это вытащить? — с надеждой поинтересовался воспрянувший духом Лексей.

Подчиняясь палочке Ксени, «муравей» подцепил комок и потащил его вниз – вывалился в камин вместе с куском тряпки. Райяр осторожно пошевелил ее палочкой, подняв зловонное облачко пыльной золы:

— Чепчик. Детский.

— Она его для ребенка сшила, — вырвалось у меня.

— Бедная, — всхлипнула Марьяша. — Она же только мужа жрала, не детей.

— Угу, — буркнул Фодя. — И полдома в придачу.

— Слышишь ее? — напрягся Тони.

— Скорее чувствую. Она терпит. Не вылезет она. Нужны… более решительные меры. Надо ее спровоцировать.

— Что? Ну разумеется, — проворчал Гудков, когда мы обратили на него сочувствующие взгляды. — Не поминайте лихом… если что.

Мы, девчонки, не сдержались и восхищенно ахнули, когда Лексей скинул с плеч куртку, поднял вверх руки и сделал изящный, почти балетный оборот вокруг своей оси. Так вот, что имеют в виду в сказках, когда говорят «обернулся». Крошечная саламандра вынырнула из складок шелкового шарфа Райяра и прыгнула в камин. Исчезла в трубе. Вернулась, покачала золотистой головкой. Сделала непонятный жест лапкой с затрепетавшим на ней язычком пламени.

— Нужен огонь, — «перевел» Бронислав.

Мы заметались по комнате и кухне и принялись кидать на то, что осталось от детского чепчика, все, что могло гореть: куски отставших от стен обоев, старые тряпки, даже ножки от полуразвалившегося табурета. 

Глава 33

Когда огонь стал разгораться, Гудков пулей выскочил из камина. Зарылся в складки шарфа, поднялся уже человеком, соткавшись из танцующих в воздухе язычков пламени. Эффектно.

Тони уже видел пару раз, как трансформируется его студент-саламандр. На личных практикумах (Кудель попросил дополнительно позаниматься с сыном, а друг юного графа Древобуржского шел в комплекте)  все как-то обходилось без искр, светлячков и слоу-мо (*). Выпендривается Лексей. И даже понятно, перед кем. А Тони даже крохотного замечания сделать не может – конспирация.

(* слоу-мо – эффект замедленной съемки)

Антон посмотрел на Лу. Он прикладывал страшные усилия чтобы не накрывало желание схватить ее, утащить подальше, запереть на сто замков, трансформироваться (иногда Тони казалось, он почти на это способен ), лечь у двери, рычать и охранять. Успокаивал себя, дрессировал волю стальным кнутом. Это ради ее блага. Если она сейчас не научится защищаться, потом…

Что потом? Никто не знает. Приближается зима, время наибольшей активности северной магии Древних. Тони чует опасность, подобно зверю. Дар вендиго растет, тем больше, чем дольше он общается с Лучезарой. Тони старается следить за каждой минутой жизни Лу.

Но однажды он может не оказаться рядом. И все же, все, что он делает сейчас в своей, ставшей почти легендарной в Академии семерке, он делает ради того, чтобы Лучезара стала сильнее. Все начнется, когда зима вступит в свои права. Так говорила загадочная Малиольда Таманиэлевна. Все начнется, когда фантомы постараются прорваться в Сады Академии или в Мир Прях. Так повторяет Капалов. Под прицелом двое: мальчик-наг Милли, сын Повелителя, покровителя самой крупной Туманной Рощи с посмертными деревьями альвов, и Лучезара, дочь Владетеля Алана и Госпожи Швов, на землях которых стоит Роща, девочка с неизмеримой силой.