Рейчел Уорд - Числа. Бесконечность

Ему становится по-настоящему неловко. Даже лицо подергивается.

— Я всего лишь разношу еду и управляю лифтом.

А на остальное — плевать? Так, что ли? Он наверняка знает больше.

— Может быть, вам нужно что-нибудь еще? Мистер… Савл велел спросить.

— Если можно, для Мии одежду поменьше размером, а для меня, наоборот, побольше.

Он рад, что разговор перешел на более привычную ему и менее щекотливую тему.

— У нас здесь редко бывают дети, но… Я посмотрю, что можно сделать.

Мы едим второй тост, когда снова раздается стук в дверь.

Рядовой уходит, а в комнате появляется женщина. Увидев ее, Мия немедленно поворачивается к ней спиной. Это та самая тетка, которая пыталась утихомирить ее, когда меня привезли.

— Снова здравствуйте, — говорит она, протягивая мне руку. — Меня зовут Марион. Наше вчерашнее знакомство прошло не очень, но сегодня, надеюсь, мы вместе исправим эту оплошность.

Она выглядит на редкость уверенной в себе. На ней средней длины юбка, кардиган, на носу очки в металлической оправе. Мне такие раньше встречались — деловая колбаса, вся такая профессиональная-профессиональная, образцовый соцработник. Такая же тетка однажды забрала у меня Мию. Точно такая же.

— Пока я не увижу Адама — нет, — говорю, не пожимая протянутую руку.

Она улыбается и разглаживает юбку.

— Это невозможно. Давайте пока побеседуем, а дальше посмотрим, хорошо?

«Это невозможно». Почему? Потому что его не привезли? Потому что он мертв? Или все еще не пришел в себя? Что она скрывает?

— Я никуда не пойду и ни о чем не буду говорить, пока не узнаю, как он.

Складываю руки на груди и выпрямляюсь во весь рост.

— Он в порядке, — говорит она. — Вы увидитесь позже.

— В порядке? Что это значит? Вы его видели?

— Нет, но…

— Так откуда вы знаете, что он в порядке?

— Сара, — твердо произносит она, — мне сказали. Мне сказали, что он жив и в сознании. Сейчас его обследуют. Итак, где вы хотели бы побеседовать — прямо здесь или в переговорной комнате?

«Он жив. Слава Богу». У меня трясутся ноги. Я не хочу, чтобы эта гадина видела мое волнение, отворачиваюсь от нее и присаживаюсь на кровать, делая вид, что поправляю на Мии одежду, а сама делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Раз нам дают возможность выйти за пределы камеры, надо ею воспользоваться. Хватаю Мию в охапку и говорю:

— Пойдем, солнышко.

Марион ведет нас по коридору в переговорную.

Да, это вам не одиночная камера: тут стоят кожаные диваны, журнальный столик, поднос с чаем и булочками, даже кое-какие игрушки для Мии. На вид самые обычные, так, ерунда, которая есть у любого ребенка, но они выглядят так, точно попали сюда из другой эпохи. Пластмассовые машинки, игрушечный телефон, кассовый аппарат — банальные игрушки дохаосных времен. Мия никогда не держала в руках игрушек и никак не реагирует на них. Равнодушно смотрит и отодвигает в сторону. Берет в руки пупса, который открывает глаза, когда его сажаешь, и закрывает, когда укладываешь. Вот это Мии по душе.

На журнальном столике лежит папка. Марион садится на диван, кладет папку себе на колени и открывает ее. Что там внутри? Материалы обо мне? Об Адаме? Я сажусь на противоположный диван и снова скрещиваю руки на груди.

— Итак, вы с Адамом вместе уже достаточно долгое время.

Это не вопрос.

— Типа того.

— У вас есть ребенок, а скоро родится еще один, верно? — Она пытается казаться дружелюбной, но мне ее дружелюбие на фиг не сдалось. — Трудно, наверно, вам будет.

— Мы справимся, — отвечаю. — Мия у нас молодчина.

— Как вы думаете, на кого она похожа? На вас или на своего отца?

Стоп-стоп. На это минное поле мы не пойдем.

Официально Мия — дочь Адама. Именно это я сказала той назойливой соцработнице, которая докапывалась до меня в Лондоне. Помню, ответ сам сорвался у меня с губ. Но соврать все равно было легче, чем открыть правду. Впрочем, убедиться в том, что я соврала, проще простого, стоит только приглядеться к Мии. Да, проведя почти всю свою недолгую жизнь на воздухе, она приобрела более темный оттенок кожи, а волосики у нее курчавые, почти как афрокосички, но они светлые, и глаза у нее голубые, короче, все как полагается человеку из семейства Халлиган. А ведь она и есть Халлиган на все сто процентов.

— Не знаю, — говорю. — Я не сравнивала. Она — это она. Похожа сама на себя.

— Неужели вы с Адамом не играли в эту игру? Чей это носик? Чьи это ушки?

— Нет, — обрываю ее. — Мы не играем в игры.

Вероятно, она просекла, что к чему, но решила пока не развивать эту тему.

— А что скажете о ее способностях? Для своих двух лет она очень хорошо говорит. Кроме того, насколько я знаю, вы — художница. Как у Мии с рисованием? Расскажите.

Художница. Я почти забыла о том, что когда-то умела и любила рисовать. За прошедшие два года я не брала в руки ни карандаша, ни кисти, ни даже уголька.

— Вы ведь нарисовали на стене свое видение Хаоса, так? Сильная работа.

Еще одна тема, которую я меньше всего хотела бы мусолить. Мои сны, мои кошмары — лучше о них не вспоминать. Не хочу, чтобы кто-то копался у меня в голове.

— Как тот образ явился вам, Сара? Откуда вы узнали о том, что произойдет?

— Это было два года назад. Зачем вспоминать?

Она кладет папку на стол перед собой. Я пытаюсь прочесть, что там написано, но она убирает папку из моего поля зрения.

— Но это же поразительно, Сара. Вы видели будущее. Вы смогли выразить увиденное. Откуда пришло то видение?

— Ниоткуда.

— Перестаньте. Оно наверняка откуда-то пришло, вы не могли взять и выдумать его.

Зараза. Что ж, раз она так, то пусть получает.

— Почему не могла? Из головы — вот откуда я взяла ту картину.

С вызовом смотрю ей прямо в глаза. Она сидит на краешке дивана, подавшись вперед.

— Вам снился сон?

— Да. Один и тот же, много раз. Каждую ночь.

— Вы видели Адама и Мию, город в руинах и горящие здания?

— Да. Да. Именно. Но больше этот сон мне не снится. Перестал.

— Что вам снится теперь, Сара?

— Ничего. Я перестала видеть сны.

Я потеряла Мию в этом холодном и безлюдном месте. Я выкрикиваю ее имя…

— Вам вообще не снятся сны?

— Именно.

— А Мия? Ей снятся такого рода сны? Как вам кажется?

— Никак. Она — моя дочь, вот и все.

Пусть этот тягостный разговор закончится.

— Что она видит, как вы думаете? Она видит числа, даты смерти, как ее отец, или визуальные образы, как вы?

Поднимаю Мию с пола и усаживаю себе на колени. Она по-прежнему вертит в руках куклу.