Жанна Лебедева - Сиреневый Чёрный

— Ну не такая уж эта сумма и большая, — грустно отметила Таша, — судя по виду твоего плаща.

— Хватает, — улыбнулся в ответ Ану, не потеряв, видимо, надежду на прощение. — Одного не пойму, — он испытующе посмотрел девушке прямо в глаза, — ты ведь могла убить его, всадить этот чертов рог прямо в сердце? Он лег перед тобой. Фиро ни перед кем не ложился, никогда. Поднятые мертвецы не хотят укладываться назад, понимаешь? Лежа они уязвимы, и если «нани» еще можно заставить…

— Наверное, он мне поверил. Как и я ему, — горестно перебила эту странную тираду Таша. — Мне незачем было его убивать, свою последнюю надежду…

— Не сердись на Фиро, — Ану скрестил руки на груди, словно отгораживаясь от принцессы, — мертвецы не знают ни чести, ни жалости, ни сожаления.

— Даже те, которые умеют говорить?

— Они все одинаковые, пойми ты! — с сожалением глядя на Ташу, изрек Ану. — Мертвецы только едят.

— Но тебя же они слушаются? — ловя взгляд некроманта, девушка приподняла голову. — Они тебя слышат! Когда ты зовешь их «нани».

— В этом и есть мастерство некроманта — заставить зомби слышать тебя! Фокус в том, что поднятые мертвецы воспринимают любую иную форму жизни, как пищу, считают ее неразумной, понимаешь?

Принцесса кивнула.

— Вот ты, например, — продолжил рассказ Ану, — увидев блюдо печенья, захотела бы его съесть?

— Ну, если бы была голодна, то да, — четко ответила Таша.

— Мертвецы ощущают то же самое, глядя на людей, а голодны они всегда. Но, скажи, если бы из груды печенья выскочил вдруг пряничный человечек и заговорил с тобой, ты бы съела его?

— Что ты! Конечно, нет! — тут же возмутилась девушка. — Он же живой!

— Вот и зомби нужно дать понять, что ты живой и разумный, — Ану серьезно взглянул на Ташу, — но, даже если они поймут это, едой считать не перестанут.

— Выходит, еда должна управлять голодным?

— В этом и есть мастерство некроманта — зомби должны считать его своим и подчиняться, как вожаку — это важно, ведь, несмотря на вечный голод, друг друга они не едят, плюс из-за слабого интеллекта почти не имеют лидерских качеств.

— Интересно, все кажется таким понятным.

— И почти невыполнимым. Ведь главное — это отсутствие страха! А страх перед мертвыми заложен у людей на инстинктивном уровне. Лишь тот, кто преодолел этот страх, сможет отдавать им приказы.

— Как это сделать? — голос Таши был, как и раньше, твердым и безразличным.

— Как сделать? — Ану осторожно коснулся принцессиной руки, поймав ее взгляд, недоумевающий и испуганный, сжал тонкие пальцы своей крепкой ладонью. — Нани, ко мне!

Один из мертвяков подошел, шаркая непослушными ногами, и присел у ног Ану по-собачьи, опираясь на вытянутые руки. Его гнилая, безглазая голова оказалась на одном уровне с побледневшим лицом лежащей Таши. Некромант еще крепче сжал пальцы принцессы, потом перехватил ее руку за запястье, развернул ладонью вниз и с усилием подтянул к оскаленной физиономии застывшего трупа.

— Хочешь знать, как это сделать? Тогда не сопротивляйся, — голос Ану стал жестким, а глаза свернули холодом. — Ты еще не поняла, что есть вещи, которыми не должны интересоваться инфантильные девицы. Все еще хочешь знать?

— Да, — Таша выдохнула глубоко, напряженная девичья рука вмиг обмякла, поддаваясь движению кисти некроманта, плотно ее сжимающей.

Закрыв глаза, принцесса ощутила, как он медленно положил ее ладонь на мертвецкую голову. Под пальцами оказалась холодная плоть, неровная, покрытая корками и слизью.

— Не бойся, держи руку и не вздумай отдергивать! — Ану наконец отпустил девичье запястье.

Таша с трудом удержалась от того, чтобы отскочить от жуткой твари и убежать прочь. Словно прочитав ее ощущения, мертвяк втянул провалившимся носом воздух, неприятно защекотав кожу на ладони девушки.

— Держи, — снова приказал Ану, и Таша повиновалась ему с покорностью. Мертвяк замер, как будто растворившись под рукой, став холодной вязкой поверхностью. Страха почти не осталось, не было уже и изначальной неприязни и омерзения. Холод растекся по пальцам морозными нитями, отдаваясь болью в суставах. Поморщившись, Таша все же медленно отняла руку.

— Нани, прочь, — сказал Ану почти шепотом, и мертвяк вернулся к двери, а принцесса, как завороженная, принялась разглядывать свою ладонь.

— Если бы ты не жила в Королевстве, где некромантия запрещена под страхом смертной казни, у тебя, возможно, был бы шанс научиться. Будь ты парнем, я бы, может, взял тебя в ученики, — Ану задумчиво посмотрел на гобелен с единорогами. — Девы не должны заниматься ни некромантией, ни войной.

— А что еще остается девам? — Таша сжала в кулаке край одеяла.

— Творить мир, — узкие хищные глаза напоследок задумчиво скользнули по гобелену. — Лорд сказал, что единственная наследница замка — ты, — добавил некромант, уже выходя за дверь.

Когда Ану ушел, девушка осталась одна и, решив всего на минуту прикрыть уставшие глаза, незаметно провалилась в сон. Под утро некромант явился снова, и, наконец, послал кого-то за дворцовым доктором, вместе с которым в комнату ввалилась белая, как смерть, Миранда. Охая и причитая, она прильнула огромным телом к лежащей Таше.

— Девочка моя! Что они сделали с тобой? — она с ненавистью покосилась на некроманта, гладя растрепанные волосы принцессы, ковром укрывающие подушку.

Врач осторожно осмотрел рану и наложил новую повязку. Миранда тут же распорядилась позвать несколько дюжих слуг и унести Ташу в покои прямо с кроватью.

Толстая нянька несколько дней не отходила от подопечной. Временами в комнату заглядывала Брунгильда и, получая очередное задание от толстухи, уносилась прочь.

Узнав о случившемся, пришла леди Альтей и, глотая слезы, долго сидела на краю кровати племянницы, ласково держа ее за руку и проклиная жестокость Северных. О свадьбе пока никто не заикался, хотя Байрус с виноватым, скорбным видом все же навестил невесту. Увидав его, Таша вздрогнула — видеть жениха ей не хотелось. Поняв настроение больной, Миранда, строго посмотрев на Локка, попросила его покинуть покои.

Лежа в кровати, Таша долго раздумывала о случившемся. Странно, но рвущий горло мертвец все равно не вызывал того ужаса, который она питала к своему названному жениху. Принцесса прикрыла глаза, вспоминая, как в неожиданном порыве обвила руками шею Фиро и погладила его по спине. Наверное, это была своего рода благодарность за избавление от позора. Физическая боль тогда показалась ей благословением, а уходящая вверх по венам кровь уносила с собой страх и безысходность, наполняя душу безбрежным покоем…