Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс
Должно быть, я издал какой-то звук, потому что она посмотрела на меня, как если бы что-то услышала. Отныне я не мог называть ее иначе как Габриэль. «Габриэль…» – произнес я имя, которое никогда не произносил прежде, разве что мысленно. И увидел, что в ответ на губах ее заиграла легкая улыбка.
Взглянув на свое запястье, я обнаружил, что рана затянулась. Но внутри меня бушевала невыносимая жажда. Мои вены как будто разговаривали со мной. Словно свидетельствуя о том, что она тоже голодна, губы ее дрогнули, а на лице появилось странное выражение, смысл которого можно было передать вопросом: «Неужели ты не понимаешь?»
Однако она по-прежнему не произнесла ни слова. В царившей в комнате абсолютной тишине говорили лишь ее прекрасные глаза, в которых светилась безграничная любовь ко мне. Мои глаза в свою очередь отвечали ей тем же. Я ничего не понимал. Неужели она закрыла от меня свой разум? Но когда я мысленно задал ей этот вопрос, у меня сложилось впечатление, что она меня не услышала.
– А теперь… – заговорила она, и голос ее поразил меня до глубины души. Он стал мягче и одновременно глубже. Словно мы вновь вернулись в Овернь, она пела мне песенку, и голос ее отражался гулким эхом от каменных стен. Но это никогда больше не повторится. А она тем временем продолжала: – Иди… и побыстрее покончи с этим… сейчас же! – Для убедительности она кивнула, потом подошла ко мне и потянула за руку. – Посмотри на себя в зеркало, – шепотом добавила она.
Но я и без того понимал, в чем дело. Я отдал ей слишком много крови, гораздо больше, чем взял от нее. Я умирал от голода. Ведь перед тем как пойти к ней, я даже не успел насытиться.
Но я был так поглощен воспоминаниями о падающем за окном снеге, о песнях и стихах, которые слышал когда-то от нее, что не ответил. Взглянув на ее пальцы, касающиеся моей руки, я обнаружил, что наша плоть стала совершенно одинаковой. Вскочив с кресла, я обнял ее и стал ощупывать ее лицо и руки. Дело было сделано, и я все еще жив! Теперь она останется рядом со мной! Она прошла сквозь ужасное испытание одиночеством, и отныне мы будем вместе. Внезапно меня охватило жгучее желание обнять ее как можно крепче и больше никогда не отпускать от себя.
Подхватив ее на руки, я принялся качать ее, а потом мы вместе закружились по комнате.
Голова ее откинулась назад, и я услышал, как она засмеялась – сначала тихо, а потом все громче и громче, пока наконец мне не пришлось зажать ей ладонью рот.
– От звука твоего голоса могут вылететь все стекла, – прошептал я и оглянулся на дверь, за которой остались Роже и Никола.
– Ну и что, пусть вылетят! – ответила она, и в тоне ее не было и намека на шутку.
Я поставил ее на пол. Мы обнимались и обнимались и никак не могли остановиться.
Однако в доме продолжали находиться другие смертные. Доктор и сиделка собирались войти в комнату.
Она оглянулась на дверь. Она тоже слышала их мысли. Но почему же я перестал слышать ее?
Она отстранилась и обвела взглядом комнату. Потом схватила канделябр и подошла с ним к зеркалу, стремясь получше рассмотреть свое отражение.
Я хорошо понимал, что с нею происходит. Ей необходимо было время, чтобы привыкнуть смотреть на все другими глазами. Однако нам нужно выбраться из дома…
За стеной послышался голос Ники, который требовал, чтобы доктор постучал в дверь комнаты.
Как же нам теперь уйти отсюда, как избавиться от свидетелей?
– Нет, только не этим путем, – сказала она, заметив мой обращенный к двери взгляд.
Она внимательно осмотрела кровать и предметы, лежащие на столике. Потом вытащила из-под подушки драгоценности, положила их в старенький бархатный кошелек, а кошелек прикрепила к поясу так, что он совершенно скрылся в складках широкой юбки.
Все ее движения были исполнены особенного значения. Хоть я и не мог теперь читать ее мысли, я все же был уверен, что это было единственное, что она собиралась взять из этой комнаты. Она навсегда прощалась с остальными вещами – с привезенной из дома одеждой, со старинными серебряными щетками и расческами, с потрепанными книгами, валяющимися на столике возле кровати.
В дверь постучали.
– Почему бы нам не воспользоваться этим выходом? – спросила она, указывая на окно и распахивая створки.
Легкий ветерок всколыхнул золотые шторы. Увидев взметнувшиеся вокруг ее лица волосы и широко открытые глаза, в которых отражались мириады оттенков всех цветов радуги и которые светились поистине трагическим светом, я невольно вздрогнул. Она не боялась никого и ничего.
Я обнял ее и на минуту задержал в своих объятиях. Зарывшись лицом в ее волосы, я способен был думать только о том, что отныне мы будем вместе и никто не сможет разлучить нас. Я не мог понять ее молчания, не понимал, почему больше не слышу ее мыслей, но знал, что не она тому виной, и надеялся, что, возможно, это скоро пройдет. Главное заключалось в том, что она рядом. Смерть была моим господином, я принес ей тысячи жертв, но сумел вырвать из ее лап Габриэль. Я высказал свои мысли вслух. Я говорил ей множество на первый взгляд бессмысленных и горьких вещей – о том, что нас теперь двое, что мы оба поистине ужасные существа, о том, что мы обречены жить в Саду Зла. С помощью множества мысленных образов я постарался объяснить ей значение, которое вкладывал в понятие «Сад Зла», но даже если она и не понимала меня – это не имело никакого значения.
– Сад Зла… – повторила она словно про себя, и на губах ее заиграла легкая улыбка.
В голове у меня стучало. Она целовала меня и что-то шептала на ухо, как будто старалась высказать собственные мысли.
– Ты должен помочь мне… сейчас же… Я хочу видеть, как ты это делаешь… сейчас… и мы будем связаны навеки. Идем…
Жажда… У меня было такое впечатление, что я весь горю. Мне действительно необходимо было напиться крови, а она хотела попробовать, какова кровь на вкус. Я был в этом уверен, потому что прекрасно помнил свои ощущения в ту, первую, ночь. Мне вдруг пришло в голову, что боль, причиняемая ей физической смертью… уходом из тела жизненных соков, могла бы стать слабее, получи Габриэль возможность насытиться.
В дверь снова постучали. А ведь она не была
