Карина Демина - Черный Принц (СИ)
Ошалевшие от страха, они спешили к воде, и достигнув кромки, метались. Они забирались на канаты, штурмуя баржи в отчаянной попытке уцелеть. Некоторые, самые, пожалуй, смелые, бросались в реку, плыли…
- От же ж мерзость, - Инголф пинком отбросил крысу с дороги. - Прошу простить, но крыс я с детства боюсь, поэтому…
Жила ответила на зов, смяв человеческое слабое тело.
- В этом есть смысл, - Олаф гладил ленту. Крыс он словно и не замечал, они же обходили его стороной. И если к Брокку еще совались, под ноги, а порой и на ноги, видя в нем новую опору, еще один шанс выжить, то Олаф явно пугал их. Медный пес взвыл, и голос его, отраженный низкими строениями заставил крысиные полчища замереть.
Нет, крыс Брокк не боялся, но под взглядом тысяч красных внимательных глаз, в которых ему виделся разум, пусть и отличный от человеческого, было неуютно. Крысы уступали дорогу. И тропа смыкалась за спиной Брокка.
Не нападут.
За пристанью стало проще. Крысы все еще попадались, но мелкие, суетливые, они сами норовили убраться с дороги.
…город притаился.
Люди, если и не слышали голос жилы, то все одно чуяли неладное. Прятались в домах, запирая двери, смыкая ставни, надеясь, что уж они-то защитят.
Слепые здания. Мертвые улицы. На перекрестке Сэундтон-лайн под мертвым фонарным столбом сидело существо, которое издали можно было принять за человека. Однако стоило подойти ближе, и сходство терялось.
Массивная грудь с широко расставленными ребрами. Острый киль грудины выдается, натягивая ноздреватую серую кожу. К ней липнет снег, и существо неестественно тонкими пальцами подбирает снежинки, чтобы отправить в узкий почти безгубый рот. Оно уродливо: приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями. Глаза навыкате, кожистые змеиные веки, которые существо сжимает, в отчаянной попытке защититься от солнца.
К Брокку существо повернулось.
Зашипело.
И отползло, передвигаясь на двух ногах, но как-то не по-человечески. Время от времени оно, словно устав стоять, припадало на вытянутые тощие руки, опираясь то на левую, то на правую. И на шипение из-под земли выползло еще одно создание.
Они шли за Брокком, по следу, держась в тени и не смея приблизиться.
Очередной перекресток.
И свита разрастается.
Часы на королевской башне отсчитывают время. И существа замирают, прижимаясь к мостовой. Их пугает звук, и запахи, и свет, столь непривычный. А у Брокка заканчивается время. И он переходит на бег.
Бежать легко.
Жила бьется далеким пульсом. Еще минута. Или две. Что такое время? Оборот стрелки на циферблате старых часов, которые он взял с собой. Человек простит небольшую задержку…
…прилив.
Голос огня оглушает, и на долю секунды Брокк теряет способность дышать. Он останавливается у стены, растрескавшейся, почти развалившейся, и стоит, вбирая нити вязкой слюны, которая замерзает.
Воет свита, растекается, прячась в норах старых домов. Гулко ухает сердце.
…максимум.
И хруст гранитной подложки, принявшей первый удар огненной волны. Она пробует силы и, встретив плотину энергетических щитов, откатывается.
…спешить.
Перемахнуть через ограду, оставив на усыпанной стеклом вершине ее клок ткани. И оказавшись по ту сторону, втянуть гниловатый рыбный дух.
Саундон.
Гнилые лодочные сараи с обваленными стенками. И древняя, верно, видевшая еще исход, баржа, которая завалилась на один бок да так и лежала, зарастая грязью. Столбы, проволока, ржавые груды железа, и стаи грачей, что все еще кружили, оглашая окрестности гортанными криками.
В них Брокку слышался смех.
…время.
Содрать мешающий пиджак…
…ремни плотно въелись в шкуру. И если нарушить целостность оплетки - рванет.
Отправить следом рубашку. Белую ткань ловит ветер, тянет к дырам в ограде, из которых уже выглядывают молчаливые провожатые Брокка. И в слезящихся, задернутых кожаными шторами век глазах их, он сам - чудовище верхнего мира.
Вдох. Выдох.
…два замка и код.
Стеклянная ловушка размером с медальон. Она и сделана так же, створки - хрупкое место…
Корсет трещит под когтями. А сила бьется, пьянит… спокойно.
…Инголф должен был дойти.
…и Олаф, взявший себе вторую точку. Впрочем, нумерация - условна. И перед глазами все еще стоит тот рисунок, треугольник, растянутый над белым листом, под которым - план города.
…предполагаемая линия разлома.
…и тонкая корка земли, под которой бьется раскаленная лава.
Выдох и вдох.
Время.
На часах уже почти не осталось, и надо решаться, пока волна не пошла на приступ. Она же, чувствуя хрупкость гранита, волновалась. Брокк слышал ее голос.
…и сеть чужой воли, опутавшую жилу.
…Стальной Король шепчет, и голос его вплетается в напевы пламенных струн.
Предательство - мешать своему королю.
…хрустальная ловушка-шар распадается на две половины.
…пять секунд, прежде чем пламя проплавит оболочку и выплеснется… в лучшем случае пять секунд, о худшем Брокк старался не думать.
Должно получиться.
Он откинул крышку часов, еще дедовых, вяло подумав, что старик явно не одобрил бы сегодняшнюю авантюру.
…предательство.
Вдох. И снова. Выдох - медленно.
Часы легли на камни, и свита, осмелевшая, подобравшаяся на расстояние футов десяти, вытянула шеи. Приоткрылись треугольные рты, полные мелких желтоватых зубов.
…речные камни на берегу.
…и узкие полоски зрачков в лунах-глазах, блеклых, нечеловеческих.
- Не мешайте, - сказал Брокк, и свита зашипела. Самый крупный из подземников подался вперед, на полдюйма всего, и замер, напряженный, готовый равно и напасть, и убежать.
Мешать не будут.
А секундная стрелка замерла. Часы сломались?
Время сломалось, вытесненное огненным штормом, который кричит в тисках гранита, рвется с привязи королевской воли.
Вдох. Выдох.
И створки хрустального шара смыкаются над медальоном, обрывая нити. И Брокк тянется к силе, принимая ее, позволяя изменить себя.
Тело плавится.
Больно.
И лопаются струны кожаных ремней… со звоном падает что-то, катится к подземникам в протянутую раскрытую лапу.
- Стой!
Хотел крикнуть, но сорвался на рык, и неестественно тонкие пальцы сомкнулись на хрустальном шаре, подземники же прыснули в стороны, спеша спастись.
Пять секунд.
Четыре.
И три.
Упасть, покатиться, пытаясь спрятаться за пробитым гнилым боком баржи. Распластаться на земле, дыша тяжело, прерывисто. И заиндивевшая тина расползается по чешуе.