Карина Демина - Механическое сердце. Черный принц

Инголф фыркнул.

- Сколько у нас осталось? - он спросил, не поворачиваясь к Брокку.

- Часа полтора…

- Полтора часа спокойной жизни. Роскошь, однако…

- А напиваться поздно, - Олаф присел на старую бочку. - Но полтора часа - это хорошо…

- О чем оно поет?

- Пламя?

Эти двое разговаривали, не глядя друг на друга, но в то же время прекрасно понимая.

- Пламя… - Олаф мечтательно улыбнулся. - Ему тесно. Там гранит. Тюрьма. И камень давит. Оно хочет вырваться. Оно знает, что его скоро выпустят. И ждет… оно зовет меня.

Он замолчал.

Инголф же не торопился задать следующий вопрос: устоит ли Олаф перед зовом.

Если не устоит, то вся их затея лишена смысла.

- Я попробую, - Олаф бережно обернул ленту вокруг запястья.

…время тает льдом на черной воде. И грачи поднимаются над городом. Лишь оказавшись на берегу, низком, топком, пусть под грязью и прогибались гнилые доски настила, Брокк понимает, что спугнуло птиц: крысы.

Ошалевшие от страха, они спешили к воде, и достигнув кромки, метались. Они забирались на канаты, штурмуя баржи в отчаянной попытке уцелеть. Некоторые, самые, пожалуй, смелые, бросались в реку, плыли…

- От же ж мерзость, - Инголф пинком отбросил крысу с дороги. - Прошу простить, но крыс я с детства боюсь, поэтому…

Жила ответила на зов, смяв человеческое слабое тело.

- В этом есть смысл, - Олаф гладил ленту. Крыс он словно и не замечал, они же обходили его стороной. И если к Брокку еще совались, под ноги, а порой и на ноги, видя в нем новую опору, еще один шанс выжить, то Олаф явно пугал их. Медный пес взвыл, и голос его, отраженный низкими строениями заставил крысиные полчища замереть.

Нет, крыс Брокк не боялся, но под взглядом тысяч красных внимательных глаз, в которых ему виделся разум, пусть и отличный от человеческого, было неуютно. Крысы уступали дорогу. И тропа смыкалась за спиной Брокка.

Не нападут.

За пристанью стало проще. Крысы все еще попадались, но мелкие, суетливые, они сами норовили убраться с дороги.

…город притаился.

Люди, если и не слышали голос жилы, то все одно чуяли неладное. Прятались в домах, запирая двери, смыкая ставни, надеясь, что уж они-то защитят.

Слепые здания. Мертвые улицы. На перекрестке Сэундтон-лайн под мертвым фонарным столбом сидело существо, которое издали можно было принять за человека. Однако стоило подойти ближе, и сходство терялось.

Массивная грудь с широко расставленными ребрами. Острый киль грудины выдается, натягивая ноздреватую серую кожу. К ней липнет снег, и существо неестественно тонкими пальцами подбирает снежинки, чтобы отправить в узкий почти безгубый рот. Оно уродливо: приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями. Глаза навыкате, кожистые змеиные веки, которые существо сжимает, в отчаянной попытке защититься от солнца.

К Брокку существо повернулось.

Зашипело.

И отползло, передвигаясь на двух ногах, но как-то не по-человечески. Время от времени оно, словно устав стоять, припадало на вытянутые тощие руки, опираясь то на левую, то на правую. И на шипение из-под земли выползло еще одно создание.

Они шли за Брокком, по следу, держась в тени и не смея приблизиться.

Очередной перекресток.

И свита разрастается.

Часы на королевской башне отсчитывают время. И существа замирают, прижимаясь к мостовой. Их пугает звук, и запахи, и свет, столь непривычный. А у Брокка заканчивается время. И он переходит на бег.

Бежать легко.

Жила бьется далеким пульсом. Еще минута. Или две. Что такое время? Оборот стрелки на циферблате старых часов, которые он взял с собой. Человек простит небольшую задержку…

…прилив.

Голос огня оглушает, и на долю секунды Брокк теряет способность дышать. Он останавливается у стены, растрескавшейся, почти развалившейся, и стоит, вбирая нити вязкой слюны, которая замерзает.

Воет свита, растекается, прячась в норах старых домов. Гулко ухает сердце.

…максимум.

И хруст гранитной подложки, принявшей первый удар огненной волны. Она пробует силы и, встретив плотину энергетических щитов, откатывается.

…спешить.

Перемахнуть через ограду, оставив на усыпанной стеклом вершине ее клок ткани. И оказавшись по ту сторону, втянуть гниловатый рыбный дух.

Саундон.

Гнилые лодочные сараи с обваленными стенками. И древняя, верно, видевшая еще исход, баржа, которая завалилась на один бок да так и лежала, зарастая грязью. Столбы, проволока, ржавые груды железа, и стаи грачей, что все еще кружили, оглашая окрестности гортанными криками.

В них Брокку слышался смех.

…время.

Содрать мешающий пиджак…

…ремни плотно въелись в шкуру. И если нарушить целостность оплетки - рванет.

Отправить следом рубашку. Белую ткань ловит ветер, тянет к дырам в ограде, из которых уже выглядывают молчаливые провожатые Брокка. И в слезящихся, задернутых кожаными шторами век глазах их, он сам - чудовище верхнего мира.

Вдох. Выдох.

…два замка и код.

Стеклянная ловушка размером с медальон. Она и сделана так же, створки - хрупкое место…

Корсет трещит под когтями. А сила бьется, пьянит… спокойно.

…Инголф должен был дойти.

…и Олаф, взявший себе вторую точку. Впрочем, нумерация - условна. И перед глазами все еще стоит тот рисунок, треугольник, растянутый над белым листом, под которым - план города.

…предполагаемая линия разлома.

…и тонкая корка земли, под которой бьется раскаленная лава.

Выдох и вдох.

Время.

На часах уже почти не осталось, и надо решаться, пока волна не пошла на приступ. Она же, чувствуя хрупкость гранита, волновалась. Брокк слышал ее голос.

…и сеть чужой воли, опутавшую жилу.

…Стальной Король шепчет, и голос его вплетается в напевы пламенных струн.

Предательство - мешать своему королю.

…хрустальная ловушка-шар распадается на две половины.

…пять секунд, прежде чем пламя проплавит оболочку и выплеснется… в лучшем случае пять секунд, о худшем Брокк старался не думать.

Должно получиться.

Он откинул крышку часов, еще дедовых, вяло подумав, что старик явно не одобрил бы сегодняшнюю авантюру.

…предательство.

Вдох. И снова. Выдох - медленно.

Часы легли на камни, и свита, осмелевшая, подобравшаяся на расстояние футов десяти, вытянула шеи. Приоткрылись треугольные рты, полные мелких желтоватых зубов.

…речные камни на берегу.

…и узкие полоски зрачков в лунах-глазах, блеклых, нечеловеческих.

- Не мешайте, - сказал Брокк, и свита зашипела. Самый крупный из подземников подался вперед, на полдюйма всего, и замер, напряженный, готовый равно и напасть, и убежать.