Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова
Найти дом Радслава не казалось невыполнимым замыслом при наличии адреса. Она несколько раз обращалась к прохожим на отличном языке и спрашивала нужное направление. Ей вежливо помогали и ни разу не обругали, как она боялась. Местные люди, сделала она вывод, очень воспитаны, образованы, безупречно и чисто одеты, так что вывод был один, – район непростой. Совсем перестав бояться незнакомой местности, чужих людей, она и волноваться перестала, уверенная, что удача от неё пока что не улетела. Всё тою же волшебной птицей она продолжала петь ей, где-то внутри её сердца, оптимистические мелодии на будущее. Слов разобрать было нельзя, а образы, возникающие вдруг среди огромных деревьев, чьи стволы, облитые золотым солнышком, были таковы, что она видела сон наяву. Она словно бы уже живёт в каком-то чудесном месте, среди добрых красивых людей, им нужная, ими уважаемая как своя и родная, и какая-то женщина, похожая на её умершую мать, находится всегда рядом с нею и почему-то в окружении звонкоголосых милых детей. И её собственные дети, уже подросшие, тоже рядом с нею. Что это был за сон наяву? Она даже остановилась, прижавшись к толстому шершавому стволу дерева, названия которого она не знала. В тени было прохладно, тихо, и по родному надёжно. Вот словно она уже у себя и дома. Это был хороший знак для её будущего. Она подумала о том, какой красивой и доброй была та юная женщина, у которой было кольцо Радслава. Она точно её не обругает, не прогонит.
Арома долго бродила вдоль высокой ограды, за которой рос лес. Дом терялся где-то в тени большого сада. Сквозь деревья, там, где ограда была сквозной, просматривались радужные цветники, звенел садовый фонтан. Арома замерла от восторга. Ей бы жить тут вместе с Капой. Улица терялась где-то в густых дебрях, и непонятно, длинная она или короткая. Вокруг не просматривалось ни души. Она остановилась возле плотно-закрытых створок в сплошной стене, окружающей дом, растерявшись и не сразу поняв, как дать о себе знать хозяевам дома. Чуть выше её роста, в светлой каменной стене, вмонтированная в неё, блестела какая-то кнопочка. Наверно, её и надо нажать? Ведь каким-то образом курьеры одежды сюда проникали.
Внезапно невнятный шорох заставил её обернуться. Она увидела за собой телохранителя Сирени. Уловила чутким носиком резкий запах чужого мужского пота. Почему он так вспотел? Бежал за нею? Он криво ухмылялся, пытаясь изобразить улыбку на сильно вспотевшем лице. Прежде заспанные глаза странно и пугающе блестели, застыв без всякой подвижности. Молниеносно, так и не произнеся ни слова, он сделал непонятный жест рукой, в которой что-то было зажато. Острое лезвие вошло в область её легкого. Он явно целил в сердце, но промахнулся из-за спешки, боясь появления свидетелей. Резким движением он сорвал с неё через голову тонкий витой шнурок из прочного шёлка. На нём висел цветок лотоса из ажурного дорогого металла, имеющего розоватый оттенок, а в чашечке цветка блестел, также розоватый, алмаз. Это был подарок Капы ей, изготовленный на заказ. На лотосе имелась филигранная подпись с обратной стороны: «Аромату моей души дарю навечно». Сама Арома прочитать такую сложную надпись тогда не умела, а потом, привыкнув к драгоценности, так и не прочла…
Зато эту надпись прочла Сирень, когда рассматривала дорогую безделушку, не одобряя мотовство сына. Нашёл перед кем разбрасываться алмазами. Она долго вертела металлический лотос в руках, не желая возвращать его, безмозглой в её мнении, ничего не соображающей наложнице. Арома протянула свою ладошку, ожидая возврата подарка от любимого, не веря в явленную хищную наглость такой богатой и изукрашенной женщины. «Обойдёшься! И без алмазов блестишь от частой полировки. Как он ещё и не истёр тебя всю. Тебе самой-то он не надоел? Вроде, ты давно уже не девочка. Хотя и не разберёшь, вы все на одно лицо. Ей сколько лет»? – обратилась она к сыну.
«Двадцать пять календарных лет», – ответил он. – «Они у себя с четырнадцати лет уже женщины».
«Оно и видно сразу. Затёртая вся до блеска», – издевалась Сирень над выбором сына.
«Матушка, верните Ароме мой подарок. Вам он ни к чему. Я от сердца оторвал», – видя, что мать не отдаст добровольно, он вырвал шнурок из её рук, и сам надел его Ароме на шею: «Носи его всегда, моя золотая услада. Никому не отдавай, не продавай. Он будет тебя охранять в любой беде. Я произнёс над ним особое заклинание. Алмаз – часть меня, всегда будет с тобою».
Сирени осталось только ревниво сверкнуть глазами: «Ей что стекляшка, что алмаз – без разницы»! И была где-то права в то время. Но время шло, и Арома очень быстро научилась соображать, что ценность, а что безделица…
Она не сразу ощутила боль, а только уловила, как поплыла реальность вокруг, превратившись в кошмар, от которого хотелось пробудиться немедленно. Довольно быстро боль острыми толчками выходила изнутри наружу, и вот уже весь окружающий мир плавал в тёмно-красном океане боли. Она успела увидеть широкую спину злодея, очень быстро растворившегося в густой и тенистой зелени загородного посёлка. Женщина сползла на землю, продолжая и в такой момент помнить о своём сундучке, который не взял с собою тот, кто напал. Он ничего от неё не хотел. Он хотел только одного. Убить её. Она увидела вдруг открывшуюся под ногами багровую, раскалённую пульсирующую воронку, куда она из всех сил стремилась не упасть. Арома отползала от неё, и сопротивление падению было ещё большей болью. А со дна воронки глядел на неё огромный немигающий глаз, похожий на тёмный, обманчиво-ласковый глаз Сирени, обещая избавить от боли, если она перестанет сопротивляться и упадёт в неоглядный провал…
Глава двадцать четвёртая. «Счастливая. Потому что спасение пришло».
– Радослав, – Ландыш вошла в прохладу дома. – Там за уличной дверью кто-то стонет. Я боюсь. Я вышла почитать в беседку и услышала. Посмотри.
– Сама не могла? – спросил он, активировав монитор обзора уличной территории.
– Я же говорю. Я растерялась, испугалась…
На экране высветилась человеческая фигура, лежавшая несколько набок, прислонённая к ограде. Судя по цветастости платья, это была женщина. Радослав выскочил наружу. На груди женщины, на ткани платья расползалось кровавое пятно. Она была пока что в сознании. Рядом стоял небольшой саквояж.
– Радслав, – произнесла она посинелыми губами,
