Юлия Григорьева - Погоня за сказкой
Я в величайшем изумлении смотрела на своих родителей, после рассмеялась и ответила:
— Мне не нужен ни Дамиан, ни граф. Прекратите решать за меня. Я, черт возьми, живой человек, а не бездушная марионетка.
И покинула их, оставив шокировано смотреть мне вслед. Родители не оставили своих разговоров, но я не слушала. Что касается моего супруга, то он всеми силами пытался вернуть меня. Приходил, дарил подарки, приглашал на выезды и в театр. Неизменно получал отказ, но не сдавался и продолжал ухаживать за мной. В лице всей женской половины нашего маленького города, Дамиан Литин получил ореол романтического героя. Этакий прекрасный принц, попавший в плен и счастливо избежавший тягот рабства.
Прошло немного времени, и кумушки начали судачить, раздумывая о причинах нашего развода, совершенно забывая, что инициатором была я. В чем только меня не обвинили ревнивые дамы, которые все еще не могли добиться внимания Дамиана. Даже не сумев противостоять моему законнику, он не сложил руки и сказал:
— Так даже лучше. Наконец-то мы сможем сблизиться так, как оно и должно было быть изначально. И я буду иметь счастье ввести тебя в храм. Наша вторая свадьба будет шумной и пышной, как ты того заслуживаешь.
Его святая вера в то, что подобное возможно, поражала и даже восхищала меня. Сначала он являлся в наш дом на правах моего мужа, после на правах делового лица, действовавшего от имени своего отца. Матушка окончательно впала в романтическое настроение, умиляясь и упиваясь новой авантюрой. А мне было смешно. И я все больше поражалась, что же меня так раньше восхищало в смелости и предприимчивости мадам Ламбер? Ей всего лишь скучно! Скучающая женщина, чья молодость уходит, и остается развлекаться тем, чтобы вмешиваться в чужие судьбы. Однажды, когда она, как бы невзначай, пересказывала мне сплетни о том, как мадемуазель Т. подкарауливала Дамиана, а мадам О. не давала ему проходу, я не выдержала и высказала ей:
— Матушка, развлекитесь за чей-нибудь другой счет, а не родной дочери. Если вы думаете, что я от ревности кинусь в объятья человека, брак с которым был расторгнут по моему желанию, то вы или слишком наивны, или вовсе неумны.
— Ада! — воскликнула потрясенная матушка.
— Простите меня за грубость, но у меня уже нет сил доказывать вам, что этот мужчина больше не волнует меня, — мне было несколько неловко за свои слова, но идти на попятную из-за матушкиного фальшивого шмыганья носом я не собиралась, предпочтя покинуть гостиную.
Мое затворничество продолжилось. Нет, я не боялась сплетен. С некоторых пор мне они стали безразличны, как злорадные взгляды и фантазии скучающих матрон и их юных дочерей. Мне никого не хотелось видеть, только и всего. Гадкий пират никак не хотел покидать ни моих дум, ни моего сердца. И все его уверения, что мое очарование им пройдет, как только я вернусь к прежней жизни, оказались не состоятельны. Этот мерзавец снился мне ночью и не покидал мыслей днем.
Сначала я оплакивала свое разбитое сердце, после ждала, но он так и не пришел, и я вновь начала страдать. То я представляла, как разбиваю ту бутылку, что кинула в стену, об его упрямую голову, то мечтала обнять его и целовать, целовать со всей своей нежностью, то вновь мысленно душила его. Я чувствовала к нему попеременно что угодно, только не равнодушие.
— Будь ты проклят, Вэйлр Лоет, гадкий пиратишка, — ворчала я, крутясь с боку на бок в постели. — Чтоб ты винище свое больше пить не смог, — ожесточенно рычала я, размахивая ножом и представляя на месте несчастной подушки гадкого капитана. — Не могу я без тебя, ехидный мерзавец, — рыдала я, распластавшись на перьях. — Отвратительный мой… любимый.
Время шло, но он не приходил. И однажды со злости я решила выйти в Городской Сад и там с кем-нибудь поругаться, если получится. Впрочем, повод найти недолго. Первый же косой взгляд, и я получу отличный повод спустить на кого-нибудь свой яд.
— Матушка, мы едем в Городской Сад, — объявила я и отправилась одеваться.
Лили, переживавшая из-за моего затворничества, счастливо всхлипнула и побежала помогать мне одеваться. Матушка спорить не стала, она с готовностью поспешила к себе. Я уже была готова к выходу, когда прибежал привратник и доложил матушке:
— Мадам, внизу безумец! — воскликнул он.
— Что еще за безумец? — изломила бровь мадам Ламбер.
— Страшный, — придушенным шепотом сообщил мужчина. — Одноглазый!
— Со шрамом? — затаив дыхание, спросила я.
— Через все лицо, — кивнул привратник. — Осведомился у меня, это ли дом мэтра Ламбера и дома ли мадам Литин. Я ответил, что все так и есть. И тогда этот ужасный человек встал на колени. А когда я попросил его удалиться, он гадко обозвал меня, — мужчина схватился за грудь, а я расхохоталась. — А куда мне следует идти, я так и не понял.
Матушка изумленно взглянула на меня.
— Ты знаешь этого человека? — спросила она.
— О, да! — воскликнула я.
— И кто же это? — продолжила допрос мадам Ламбер.
— Ваш новый зять, матушка, — сказала я, направляясь к дверям. — Или же мое разбитое сердце.
Мне пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дыхание и хоть немного успокоить свое сердце. И все-таки мне удалось сохранить на лице маску невозмутимости. Еще раз выдохнув, я открыла дверь, дошла до ворот и остановилась, глядя на отвратительного, подлого и бесчестного негодяя, стоявшего по другую сторону решетчатых ворот на коленях. Лоет поднял на меня взгляд.
— Прости меня, — сказал он, вполне ожидаемое.
— С чего бы вдруг? — холодно спросила я.
— На идиотов не обижаются, — ответил Вэйлр, озаряя меня честнейшей из улыбок.
— Это все? — все так же отстраненно уточнила я.
— Нет. Я никуда отсюда не уйду, пока ты меня не простишь, — честно сообщил пират, выглядевший сейчас, как порядочный человек.
На Лоете был надет костюм, отлично сидевший на нем и дорогой, это было сразу заметно. Белоснежная рубашка приятно контрастировала с загорелой смуглой кожей, щегольски повязанный галстук подчеркивал каре-зеленый цвет здорового глаза. Второй прятался под повязкой. Вэй выглядел очень… светским. И стоит признать, эта одежда шла ему не меньше привычной рубашки, широких штанов, заправленных в сапоги и вечно распахнутого жилета. Даже отсутствие оружия не делало его менее мужественным. Я стояла и любовалась, пряча истинные чувства под маской безразличия.
Налюбовавшись, я развернулась и направилась к дому.
— Ангел! — я обернулась. — Чтоб ты знала, галстук меня уже почти удавил, а проклятые ботинки натерли ногу. — Усмехнувшись, я снова отвернулась от него. — Мне плохо без тебя, Ада! — выкрикнул он, когда я уже дошла до дверей. — К дьяволу, Ада, я люблю тебя.
