Несломленные (СИ) - Федоренко Марго Юрьевна

Фигуры поставили "подношение" в специальные отсеки, что образовывали полукруг, от коего отходили углубления, находящиеся под наклоном, ведущие куда-то позади жертвы.

Постамент поблескивал лёгким налетом инея, а песни старика стали все требовательнее. Гости тоже начали подпевать, а темные фигуры, пятясь назад отошли к гостям, склонив в почтении головы.

Монотонность пения вгоняла жертву в апатичный транс, ее взгляд помутился, она не заметила, когда на ее запястья появилось два пореза, обреченная лишь запоздало дернулась. Кровь Алисы бойким ручейком потекла вниз падая на матовый, гладкий камень и тотчас испарялась, словно камень поглощал нее, уподобившись тем, кто ему поклонялись.

Позади Алисы сгустилась тьма, теперь постамент все больше походил на диковинное око, зрачок коему заменяла жертва.

Ёмкости с сердцами забурлили, словно нагретые невидимыми языками пламени. А потом сердце растворилось в алой жидкости каким то необъяснимым образом, багровая жидкость, высвободилась, хлынула в углубления в таинственно пропала. Но на этот раз рубиновый сок жизни не иссушился, а устремился к ногам жертвы, проскользнул мимо и полился в непроглядную тьму, которая пугала своей абсолютностью. Она поглощала все звуки, свет, казалось саму жизнь.

В какой-то миг Алиса потеряла сознание, а когда очнулась от радостных возгласов, то с удивлением обнаружила, что помещение окрасилось в пурпурно-алый оттенок, словно ей на глаза надели очки с красными стёклами.

Алиса ощутила животный ужас, от которого даже спинной мозг оледенел. По ее позвоночнику прокатился ледяной пот. А в ушах почему-то шумело. Девушка осознав, что за спиной кто-то есть, он смотрит сквозь плоть жертвы, в самую сущность, он любуется искрящимся ужасом в светлой душе, словно игрой пузырьков шампанского в бокале.

Кричать Алиса не могла, ее рот просто не мог уже издать и звука, только жалкий хрип. Волосы намокли из-за слез. Она ощутила, как из нее вытягивают всю жизнь, вместе с душой, что схватилась за ребра в попытке удержаться в теле. Алиса запоздало осознала краем сознания, что кончики пальцев ног покрываются твердым налетом, словно кремнием.

Эвелина пыталась подобраться к подруге, дабы помочь. Она мысленно корила себя, за то что поздно пришла, но девушка долго не могла сориентироваться на чужой территории и она так не нашла то, чтобы блокировало ее способности. И только Эвелину разделяло несколько сантиметров от выхода на алый свет, как ее обхватили за плечи и с силой втянули под защиту спасительной тени от колонны.

— Пусти! — Пискнула девушка, брыкаясь, но ей прикрыли рот рукой. Она нагло вцепилась в ладонь наглеца.

Тот скрипнул клыками от боли, шумно выдохнул, его дыхание щекотало макушку девушки. Она поняла что напавший выше ее.

— Дура! Алисе уже не помочь, ее уже поглощают. А вот ты ещё можешь уцелеть. И как ты выбралась? — Возмутился знакомый голос.

— М? — хмыкнула девушка не в силах ответить, ведь вцепилась в руку захватчика.

— Все живое, что попадает под космическое око иссушителя обречено рассыпаться прахом. Лишь дети Когармоата могут выносить взор отца и те в ком течет их кровь. Да неживое, не мертвое сможет уцелеть под взором вечности. Не знаю, что это значит. — Пояснил Дэн. Он прижимал к себе вырывающуюся подругу, словно последнюю ниточку человечности, что связывала его с миром людей. Задира ощущал, что если потеряет последнюю подругу, то точно лишиться какой-то важной части себя.

Когда погиб Симеон, вампир с болью осознал, что какая-то ценная нить его сущности с надрывом оборвалась. Теперь видя смерть Алисы, он ощутил вторую волну боли и ели успел предотвратить третью…

— Грязный предатель! Бездушный вампир! Пусти. Мне все равно, я хотя бы попытаюсь помочь. Ей же больно! Как можно терпеть муки живого существа! — Возмутилась Эвелина, когда ей предоставили возможность говорить. Она была злая, но не кричала, хотя хотела, ведь понимала, что может привлечь внимание вампиров.

— Да, все верно, я тот кого вы называете вампирам. И я предал ваше доверие, за это я заслужил твою ненависть. Но прошу, не лезь в пекло. Ты погибнешь. Как ты не поймёшь твоя смерть будет напрасна? Ты уже ничем не поможешь нашей подруге. — Прошептал умоляюще над ухом Задира. Его дыхание ласкало чувствительное ухо девушки, а голос убаюкивал, но она сопротивлялась.

Эвелина понимала, что этот предатель пытается применить на ней свои способности. Но злость и обида прекрасно блокировали магию вампира.

— У…у-у… Упырь! Злобная нечисть! Пусти! Если я не могу помочь подруге, сделай это ты! Тебе же ничего не будет под этим светом? — нашлась что ответить бойкая Эвелина. Она ощущала плотное кольцо из рук вампира, что сомкнулось под грудью и его пальцы больно впивались между ребер.

— Не могу…да, взор Когармоата мне не вредит, но я не пойду против семьи. Им нужен этот обряд, дабы помочь своему богу, что бы он и дальше защищал Костяной город и своих детей. Неужели тринадцать жизней это много во имя жизни несколько миллионов? Чем наш род хуже людей? А? Мы тоже живые существа и нас тоже нужно защищать. Но единственный кто это делает это наш бог. — Поспешил ответить Дэн. Он ощутил нежность шелка волос подруги под нижней челюстью, когда склонил голову на нее, продолжая прижимать к себе. Он осязал как бойко струиться по ее артериям кровь и дробно колотиться сердце. Жар ее тела согревал продрогшее тело и остатки души в вампире.

Голод, который до селе молчал забитый чувством вины, пробудился и яростно потребовал быть удовлетворённым.

А сопротивление жертвы ещё больше раззадоривало инстинкты хищника. Ещё и пробуждение Иссушителя вызывало в вампире темные наклонности, которые тот слишком долго сдерживал.

— Ты…ты. Трус! Ты просто боишься! Боишься, что тебя на ругают большие и страшные вампиры, маленький вампир! Как же ты жалок! А может, ты просто хочешь произвести впечатление на свою желанную Лили? Так знай у тебя нет шансов, ибо трусы всегда остаются одни и умирают первыми. — Выпалила от бессильной обиды девушка. Ведь она злилась на друга за предательство и за его не желание помочь. А ещё злилась на себя, что все ещё считает его другом и понимает его мотивы. Она бы и сама сделала все для выживания ее рода, все…кроме принесения в жертву других живых существ. В ней боролись всепрощение и мягкость с мстительной сущностью.

— Я не трус. Я просто реально оцениваю свои шансы на победу, которых нет. Мне нет и ста лет, мне не устоять против брата и Лили, даже если я решился бы предать свой род. Прости…и прошу, хватит так соблазнительно тереться своими выпуклостями, об мои чувствительные места. А то ты пробуждаешь во мне зверя. — Сердечно попросил Дэн.

— Что?! Нашел о чем думать, в данный момент, пошляк. И вообще я хомячков не боюсь! — Борзо кинула бурно краснеющая Эвелина, глубоко дыша, пытаясь пнуть локтем Дэна.

— Ах, так! Ну, все, сама напросилась! — и тут терпению вампира пришел конец. Он и так слишком долго проявлял лояльность к пище, так он подумал, фиксируя по удобнее добычу, чтобы не дергалась одной рукой, а второй заставляя запрокидывать голову на бок.

— Эй, не надо! Не смей, гаденышь! — Пискнула жалобно девушка, бледнея и испугано тараща глаза при виде страшных клыков, что выглядывают из-за верхней губы вампира.

Хищник хищно ухмыльнулся, поражаясь смене настроения у жертвы. Вампир понял что наконец-то его начали воспринимать серьезно.

— Ты же говорила, что хомячков не боишься? Более того, тебя уже пробовали. Так чего тебе бояться? Да и не поверю, что у какого-то кибера длиннее клыки, чем у аристократа. — Фыркнул Дэн, которому идея вкусить подругу все нравилась больше и больше. В конце концов он и так уже вступил на дорогу тьмы, одним укусом больше одним меньше.

Голод ободряюще поскребся в горле. Страх, сходящий из жертвы, только делал ее аппетитнее.

— Ты же не такой как эти. Ты же наш весёлый и доставучий Дэн. Молю не надо. Я тогда отдала кровь добровольно, потому что у меня не было выбора. — Взмолилась Эвелина, всхлипнув.