Александра Лисина - Не выходите замуж на спор
Я пристально на него посмотрела.
— Я разрешаю попробовать вам это сделать, мой Князь… но только однажды. И если вы не справитесь, то учтите: больше вы не сможете меня принудить.
Он не посчитал нужным ответить, принявшись вдумчиво исследовать мое тело, а я расслабилась, полностью отдавшись на волю ощущений.
Надо признать, он действительно знал толк в соблазнении. Без острых когтей его пальцы, оказывается, умели быть нежными и чуткими. Твердые, как камень, ладони были способны не только причинять боль, но и дарить наслаждение. Прижавшееся ко мне тело источало непривычную, но притягательную, как стены усыпальницы в жару, прохладу. Тогда как скользящие по коже губы, напротив, были горячи, словно меня сладко и тягуче целовал живой, тщательно сдерживающий свою силу огонь… и мне этот контраст, как ни странно, понравился.
Однако я не была бы собой, если бы позволила вскружить себе голову. И, как любая достойная суккуба, перестала бы себя уважать, если бы сдалась так быстро. Поэтому, как только мужские руки ненавязчиво переместились на мои бедра, я приоткрыла один глаз и задумчиво изрекла:
— А у вас краска на потолке пузырится…
— Что? — на мгновение замер Князь, непонимающе вскинув голову.
Я взглядом показала наверх, где отыскалось подозрительное пятно.
— Да работнички, видимо, схалтурили.
— Какие работнички? — снова не понял он.
— Которые вам потолок красили. Они у вас еще появятся? Послушайте доброго совета: гоните их в шею, пока не развалили по камушку весь дворец, — доверительно заявила я. — Такие раритетные подземелья нельзя разрушать — в них еще ваши потомки будут ютиться… если, конечно, когда‑нибудь появятся. У вас, кстати, дети есть?
Он пару секунд смотрел на мое заинтересованное лицо, на котором не отражалось ни тени истинных эмоций, а потом поморщился.
— Как глупо.
— Это еще почему? — тут же обиделась я, негодующе тряхнув крыльями и испачкав ковер пыльцой. — Я ж о вашем благе пекусь. И о себе тоже — вдруг меня какая каменюка в вашем склепе по голове тюкнет? Вас‑то не жалко, а меня поцарапать может. Кто потом отвечать будет? Дядя?
Он без лишних слов снова приник к моей шее, а его рука прошлась по моему обнаженному бедру снизу вверх и уверенно проскользнула к самому сокровенному.
— Ой, моро — оз, моро — оз… — тихонько затянула я, склонив голову к плечу, чтобы меньше уставала шея. — Не морозь его — о… Не моро — озь его — о, му — ужа мо — о-его — о…
Князь на мгновение сбился, но головы не поднял.
— Мужа моего — о… о — ох, краси — ивого — о, — заунывным голосом продолжила я. — Работящего — о, неболтли — ивого — о. Неболтливого — о… о — ох… желанного — о, чуда мо — оего — о долгожда — анного…
— Что ты делаешь? — наконец, соизволил оторваться Князь и недовольно на меня посмотрел.
Я пожала плечами… ну, насколько это было возможно в моем положении.
— Да просто жду, когда вы меня соблазнять будете.
— А что, по — твоему, сейчас происходит?
Я грациозно, насколько позволяла цепь, изогнулась и удивленно посмотрела на место, где задержалась его рука.
— Не знаю. Но что‑то мне подсказывает, что совсем не то, что вы планировали.
— Придержи язык, — сухо предупредил он, снова притянув меня так, что мы почти стукнулись лбами. — И не мешай, если не хочешь, чтобы я располосовал тебя, как свинью.
— Да что вы обзываетесь? — снова надулась я и демонстративно отвернулась. — Во мне весу‑то всего на пол — поросенка…
— ЖЕНЩИНА!
— Да молчу я, молчу, — поспешила пойти на попятную я, ощутив, как он недвусмысленно шевельнул пальцами, и в самом деле готовясь вскрыть меня изнутри. — А вы продолжайте, ваше темнейшество… продолжайте… я еще тут повишу. Мне пока не к спеху.
И снова затянула:
— Жду — у его домо — ой на исхо — оде дня… чтоб обня — ать его — о, напои — ить коня. Постелю ему — у я перинушку — у, приласка — аю я — а сироти — инушку. Сиротинушку — у бестолко — ового…
Князь, не оценив моей любви к народному творчеству, зарычал и все‑таки поранил меня когтем, в довесок чувствительно прикусив сосок. А второй рукой так сжал ягодицу, что я осеклась и беспокойно заерзала.
Сказать, что это было неприятно — значит, ничего не сказать. Но у демонов свои игры. В том числе и такие. И я об этом прекрасно знала. Более того, ничего не имела против экспериментов. Но не сейчас. Не здесь и не с ним.
Поэтому, когда он усилил натиск внизу, я снова затосковала:
— Вся уже горю — у, ох краса — авица… а он все не пойме — ет, не додагада — ается…
Заметив, что Князь раздраженно оскалился, собираясь все‑таки исполнить свою угрозу, я встрепенулась, поспешно подалась вперед и, обвив его ногами за талию, тут же страстно зашептала:
— Князюшка — а-а… Кня — а-а — же — е-е…
— Р — р-р, — рыкнул он, больно прикусив мне кожу за ухом.
— Муж мой рога… то есть, крылаты — ы-й… — тихонько пропела я, жалея, что не могу дотянуться до его волос, чтобы как следует дернуть. — Ваше искусительное темнейшество — о…
Он недовольно фыркнул.
— Виси тихо!
— Простите великодушно, что опять отвлекаю, — вежливо сообщила я. — Понимаю, вы сильно заняты, но у меня проблема возникла…
— Какая?
— У меня руки затекли.
— И?! — нетерпеливо рявкнул он.
— И крылышки помялись, пока вы по стене изволили мной елозить, — смущенно призналась я, шумно дунув ему в ухо. А потом неожиданно предложила: — Хотите, я вас укушу?
— Ты что, издеваеш — шься?! — прошипел он, и на его груди стали проступать крупные змеиные чешуйки.
— Нет, — я тут же жалобно хлюпнула носом и с надеждой заглянула в абсолютно черные глаза, где совсем не осталось белков. — Я уже страшно хочу вас хотеть… то есть, пытаюсь вас страшно захотеть… ну, или не страшно, а хотя бы как‑нибудь… честно — честно! Но я не могу, потому что мне больно и стра — ашно… думы все сплошь такие тревожные — е… как же я без крылышек бу — уду — у, если вы их сейчас испортите — е?!
На моих глазах мгновенно вспухли горючие слезы. Такие крупные, что Улька, если бы увидела, обзавидовалась. А затем они покатились вниз двумя шустрыми ручейками, заставив Князя отодвинуться и брезгливо отряхнуть руку, на которую случайно капнуло.
— Терпи!
— Ладно, — покорно сникла я, и слезы на моих глазах тут же высохли. — А у вас библиотека есть?
От неожиданности он даже разжал когти и едва меня не выпустил.
— Зачем тебе?
— Почитать что‑нибудь хочу, — стеснительно сообщила я. — А то пока вы до сути доберетесь…
Он, кажется, даже дышать перестал. Только буравил меня тяжелым взглядом, словно пытался пронзить насквозь. Его глаза сузились, в них снова заклубилась Тьма, а чешуек на груди заметно прибавилось.
