Ведьмина дочь. Руны судьбы (СИ) - Екатерина Сергеевна Богданова
— Вот, смотри, автор пишет, что он один из последних потомков Веринайцев. У них даже община под Новгородом есть! Может ты из этой общины? — произнёс Димон, возвращая мне надежду, и вместе с ней возможность дышать.
— Мне необходимо туда. Мне обязательно нужно попасть туда. Там я всё пойму. И гримория возможно там! — затараторила я, вскакивая.
— Тише ты, — прошептал пирень, дёргая меня за руку и оглядываясь на мужчину, которого заинтересовали мои вознласы.
Димон достал из кармана говорящую коробочку, которую называл диктофон, протянул ко мне и попросил:
— Теперь повтори, только помедленнее и потише.
Я повторила, что мне срочно нужно встретиться с потомками Веринайцев. Димон прослушал мои слова в исполнении коробочки, задумался на несколько минут, потом встал и сказал:
— Сейчас заброшу тебя домой, там подождёшь. А мне нужно уволиться и деньги снять. Отвезу уж тебя в твою общину, не бросать же, как слепого котёнка. Кто знает, может там секта какая, вот тебя и переклинило.
Я сидела в розовой комнате и прислушивалась к шуму на кухне. Пришли работники, чтобы вставить окно. Димон оставил меня за главную, предупредив работников, что я немая, но всё понимаю и рассчитаюсь, когда они закончат работу. В дверь постучали и тут же вошли, не дожидаясь ответа. Это был один из работников.
— Хозяюшка, что-то ты не следишь за работой. Может, пойдёшь на кухню, чайку нам нальёшь? Или я могу с тобой здесь посидеть, — проговорил потный, полный мужчина с намечающейся лысиной и жёлтым, как золото, зубом, привлекавшим внимание, когда он заговорил.
Я отрицательно помотала головой, не в силах объяснить, что не умею пользоваться всеми теми приспособлениями, которые находятся на кухне.
— Слушай, а ты же немая. Так может по-другому отблагодаришь? Мы никому не расскажем, и ты тоже, — загоготал неприятный тип, приближаясь ко мне.
Я вжалась в высокую спинку кровати, поджав ноги, и с ужасом произнесла "Нет!"
— Что за тен? — спросил мужик. — Ты ж вроде немая? Или это так, мычишь чего-то?
— Колян, ты чего хозяюшку пугаешь? — спросил второй работник, тоже входя в комнату. — Не умеешь ты с женщинами обращаться. Она ж, наверное, и мужика-то голого не видела, малохольная же.
— Так мы ей сейчас и покажем, — снова заржал лысеющий толстяк.
Когда двое подлецов слаженно шагнули ко мне, я соскочила с кровати по другую сторону от них, и бросилась к двери. Не успела, буквально в полуметре от выхода из розовой комнаты меня схватили за волосы и резко дёрнули. Я упала, но негодяй продолжал крепко держать за волосы и потянул вверх, заставляя встать на колени.
— Так-то лучше, здесь тебе и место, немая сучка, — усмехнулся толстяк, наклоняясь и хватая меня за подбородок.
Не стоило их злить, но я не удержалась — плюнула прямо в его потную мерзкую рожу.
— Ах ты …! — выругался он.
Размахнулся и ударил меня тыльной стороной ладони по щеке, одновременно отпуская волосы.
Я отлетела к стене. В глазах потемнело, в ушах поднялся звон, отдающийся тупой ноющей болью в затылке.
— Э, Колян, ты полегче! Замочишь же, и что потом с ней делать? — услышала, как через воду, опираясь о стену и пытаясь сесть.
— Не сдохнет, бабы народ живучий! — снова засмеялся Колян.
Они оба подошли ко мне, схватили под руки, подняли с пола и потащили к кровати. Я закричала и начала вырываться, норовя пнуть хоть кого-то из них ногой. Рот зажали рукой, и прошипели прямо в ухо:
— Заткнись, а то зубы повыбиваю.
Меня бросили на кровать, один из негодяев держал, а другой начал стягивать с меня штаны, я брыкалась изо всех сил и проклинала насильников самыми сильными проклятиями из всех, что знала. Но у всех этих проклятий был один изъян, они не действовали сразу же, а настигали со временем. Когда затрещала разрывающаяся на поясе ткань, я изловчилась и пнула одного из насильников по лицу. Он взвыл, одной рукой зажимая разбитый нос, а другой ударил мены в живот. Я бы закричала, но рот был зажат ладонью второго негодяя. Эти твари не были достойны называться людьми.
— Держи крепче, — прогнусавил толстяк своему другу, вытирая сочащуюся из носа кровь сорванными с меня розовыми штанишками. — Сейчас я покажу тебе, что такое настоящий мужик.
Он стянул с себя грязные, засаленные штаны, и навалился сверху, отпихивая удерживающего меня подельника. От толчка тот отпустил одну из моих рук, я схватила с прикроватного столика какую-то статуэтку и изо всех сил опустила её на голову пытающегося раздвинуть мои ноги гада.
Толстяк захрипел и обмяк, придавив меня своей бессознательной тушей. Второй вдруг закричал, отпрянув от меня и ошалело глядя на свои прямо на глазах обугливающиеся руки.
— Сдохни, — прошипела я.
И тлеющая плоть потерявшего от боли и страха рассудок мужчины начала осыпаться на пол чёрным пеплом.
Руки неудавшегося насильника истлели до локтей, но он этого уже не увидел. Он упал, вперив в потолок безжизненный остекленевший взгляд. Отстранённо подумала, что, наверное, сердце не выдержало. Второй мерзавец продолжал придавливать меня к кровати, заливая кровью из разбитой головы мои плечо, шею и волосы. А я не могла сдвинуть его даже на пядь, силы совершенно покинули меня. Неужели я так и умру, придавленная потным, вонючим монстром? Какая глупая смерть. И за родителей отомстить не успела…
Дышать становилось всё тяжелее, и я уже почти потеряла сознание, когда лежащий на мне толстяк застонал и пошевелился. "Сейчас он убьёт меня за своего друга, но хоть придавливать больше не будет" — подумала я, и провалилась в чёрную пропасть забытья.
— Э-э-эй, очнись, — кто-то осторожно похлопал меня по щеке.
Я скривилась, даже такое лёгкое прикосновение отдавалось болью в голове. Но сил открыть глаза не было.
— Соберись! — рявкнули совсем рядом, встряхивая за плечи.
Я застонала и с трудом приоткрыла глаза. Всё расплывалось, и рассмотреть что-то, кроме размытого силуэта, я не смогла.
— Давай же, девочка. Нужно убраться отсюда и вызвать полицию. Всё хорошо, ничего непоправимого не случилось. Вот видишь, даже трусики на месте, — приговаривала женщина лет тридцати пяти, заставляя меня принять сидячее положение. — Хорошо, умничка, давай накинем халатик и прогуляемся до моей квартиры, — продолжала она увещевать, набрасывая на мои плечи пушистый
