Тролльхол - Полина Луговцова
Вид миндального торта на столе в гостиной вызывает у Рин ироничную улыбку: она не раз покупала точно такой же в Питере, в продуктовом отделе «Икеи». Получается, все труды Эббы по приготовлению торта ограничивались разморозкой его в микроволновке. Но, возможно, это и к лучшему. Не придется беспокоиться насчет того, что в состав теста или крема могло попасть что-нибудь лишнее или даже вовсе несъедобное.
Эбба жестом приглашает гостей за стол, а сама уходит в кухню. Ян отправляется за ней. Похоже, ему не привыкать здесь хозяйничать. Погремев там посудой, они возвращаются вместе, Эбба торжественно несет тарелку с сырной и мясной нарезкой, а Ян — поднос с кофе и корзинку с хлебом.
Рин вспоминает, что на ней надета плотная трикотажная толстовка, и за столом в такой одежде будет неудобно, но снять ее означает остаться в пижамной майке. Поразмыслив пару секунд, она все-таки выходит в прихожую, чтобы раздеться. Стянув кофту, критически разглядывает себя в зеркале. В другом месте она не осмелилась бы появиться перед посторонними людьми в таком виде, но здесь, скорее всего, никто и внимания не обратит на ее неподобающий наряд.
В зеркале за ее спиной отражается вход в комнату. Видна аккуратно застеленная кровать и комод, заставленный фигурками и фотографиями в красивых гипсовых рамочках. Вряд ли это комната Эббы, ведь не слишком опрятная хозяйка жилища просто не способна заправить постель без единой складочки. Скорее всего, последний раз на этой кровати спала Лилли, и с тех пор никто к ней не прикасался.
Рин поворачивается, ноги сами несут ее туда. «Только одним глазком», — мелькает в ее голове дерзкая мысль, и сердце начинает биться быстрее. Рин уверена, что не притронется к вещам, не нарушит порядка, не смахнет ни одной пылинки, но все выходит иначе. Она не в силах удержаться при виде толстой тетради в ярко-розовой обложке из искусственной кожи с трещинками и потертостями на углах. Тетрадь лежит на видном месте, на комоде, в окружении фотографий. На всех — юная девушка, чем-то похожая на Рин: такие же русые волосы, но чуть светлее, не мышиного оттенка, а с медовым отливом; большие выразительные глаза, вроде бы тоже сине-зеленые, но синевы в них гораздо больше; острые высокие скулы, чуть коротковатый нос, но не идеально прямой, а чуть вздернутый, и рот — тоже большой, но форма губ более изящная.
«Так вот ты какая, Лилли», — думает Рин. Пальцы ее касаются гладкого переплета, откидывают обложку, и внутри все вспыхивает от понимания: это же дневник, хранилище всех тайн и секретов!
Рин с ужасом осознает, насколько отвратительный совершает поступок, но ничего не может с собой поделать. Руки вцепляются в тетрадь, и вот через мгновение та уже спрятана в рукаве ее толстовки, а толстовка свернута и засунута в рюкзак. Чтобы освободить место, Рин вытаскивает оттуда пакет сока и коробку печенья, прихваченные из кухни Юхана. Вернувшись в гостиную, она как ни в чем не бывало кладет продукты на стол, словно именно за ними и выходила. Эбба одобрительно кивает и тянется к соку, что-то бормоча на шведском.
— Она говорит, что тысячу лет не пила апельсиновый сок, — охотно переводит Ян. — Ее помощница никогда его ей не приносит, вечно твердит, что он вреден для ее желудка, но фру Свенссон считает, что от одного стакана ничего не случится.
Рин кивает с улыбкой. Эбба что-то спрашивает, глядя на нее.
— Вы уже начали рисовать картину? — Ян переводит вопрос и застает Рин врасплох, она теряется на миг, не понимая, откуда Эббе известна цель ее приезда, потом у нее возникает догадка, что на маленьком острове, как в деревне, новости быстро облетают всех жителей.
Она пожимает плечами:
— Еще нет, но хотела начать сегодня. — Помолчав, добавляет уверенно: — Да, начну, после обеда. Кажется, день будет ясный.
Ян переводит Эббе ответ Рин, а следом передает Рин слова Эббы:
— Вам стоит поторопиться. Только что пришло уведомление о надвигающемся циклоне. Потому-то Элиас и не приехал, и правильно сделал, ведь в шторм очень опасно причаливать к берегам Тролльхола. Видели, какие здесь острые скалы? Их полно и на морском дне. Однажды даже Хуго на своем катере потерпел крушение, к счастью, отделался шрамом на подбородке. А могло быть и хуже! Зря он тогда не послушал Вильму. Она его заранее предупреждала, а уведомление от метеослужбы пришло слишком поздно, когда он уже вышел в рейс. Вильма все знает о циклонах и штормах, она говорит с водой и ветром, ей не нужны никакие уведомления.
Монолог Эббы, который Ян исправно переводит, продолжается еще довольно долго. Хозяйка больше ничего не спрашивает, просто говорит и говорит без остановки — о погоде, о пошатнувшемся здоровье, о дурацких законах и много о чем еще, но, к разочарованию Рин, она совсем не упоминает о Лилли. Интересно, когда она обнаружит исчезновение дневника? Судя по ее рассеянному взгляду, не очень скоро. Хорошо, если так. Тогда, заметив пропажу, она не заподозрит Рин. Скорее всего, подумает на уборщицу и решит, что та куда-нибудь задевала тетрадь, к примеру, сунула в мешок с мусором по ошибке. Но Рин надеется, что ей удастся вернуть дневник на место раньше, чем Эбба его хватится. Кажется, такой объем вполне реально прочитать за пару дней. А уж потом можно будет приступать к работе над картиной.
Рин не терпится вернуться домой, чтобы погрузиться в чтение, и она, дождавшись паузы, вежливо, но настойчиво заявляет, что ей пора идти. Ян тоже начинает прощаться. Эбба благодарит их обоих за то, что они к ней зашли, и просит заглядывать почаще. При этом она так и не произносит ни слова ни о Лилли, ни даже об Элиасе, словно начисто позабыла о своих детях.
Рин расстегивает рюкзак и осторожно достает оттуда толстовку, при этом дневник выскальзывает из рукава и остается на дне. Кроме него, больше внутри ничего нет. Она поспешно застегивает молнию, но прежде, чем половинки
