Переиграть Афродиту (СИ) - Мария Самтенко
К счастью, на этот раз Афродита таки выбрала действие. Более того, она назначила решающее наступление по всем позициям уже через неделю, чем изрядно удивила и Артемиду, и Афину, и Деметру.
Последняя вообще хлопнула дверью, заявив, что не шевельнет и пальцем в поддержку Концепции, пока ее любимая дочь Персефона находится в плену у мерзкой подземной сволочи. Афродита попыталась возразить, что все идет по плану, и похищение Персефоны — очередная победа Любви — но лучше бы она молчала! Такой безобразной сцены Олимп еще не видывал — куда там Гере с ее истериками! К счастью, дело было ночью, и не участвующее в Концепции население Олимпа отсыпалось после пирушки.
Ну как, отсыпалось — в нектаре таинственным образом оказались сонные травы (это было еще до того, как Деметра сказала свое веское «фи» Афродите), а те, кто был «за», предварительно выпили «противоядие».
Среди оставшихся тоже нашлись те, кто сочувствовал Деметре и считал, что в первую очередь нужно вернуть Персефону, пока та не лишилась с таким трудом приобретенной девственности, и только потом открывать наступление по всем фронтам, но демонстративно покидать сборище больше никто не стал. Артемида и сама ей сочувствовала, но что-то внутри подсказывало, что все может быть не так ужасно, как та говорит. Персефона думала об Аиде, видела его в своих снах и боялась за него, следовательно, он как минимум не был таким чудовищем, как его расписывала Деметра. Но обсуждать это с Афродитой, как и с Афиной, и остальными сторонницами Концепции, Артемиде категорически не хотелось. Пожалуй, ее сомнения прекрасно понял бы брат, но Охотница не могла найти в себе сил разговаривать с ним как ни в чем не бывало.
Итак, они готовили наступление.
Семь дней — и Артемида не была уверена в том, что их хватит для полноценной подготовки.
По крайней мере, самой Артемиде — для того, чтобы перестать наконец сомневаться и окончательно решить предать брата, ей, кажется, требовалось чуть больше времени.
Они готовили наступление.
Вот только пока все застряло на стадии идиотских собраний.
Очередное собрание началось с мрачной Афины:
— Нюкта выбыла, — заявила она откуда-то из-под эгиды
Артемиде было странно смотреть на ее порозовевшее от смущения лицо. Богиня мудрости ненавидела ошибаться, и признавать свои ошибки ей всегда было тяжелее, чем простым смертным и другим богам.
Артемида сочувствовала ей — но совсем немного. В самом деле, убивать всех без разбору, носиться на поле брани вместе с Неистовым Аресом и называть себя при этом богиней СПРАВЕДЛИВОЙ войны — до того могла додуматься только Афина. А чего, спрашивается, было устраивать военный совет в тех же самых покоях, где они поили отравленным вином несчастную нимфу? Как там ее звали, Минта?
Потом, кажется, эту самую Минту ухитрились застукать в покоях самого Зевса, где та, непонятно как сбросившая с себя чары самой Совоокой, занималась какими-то непотребствами. «Непотребства», кстати, выдумали другие нимфы — ни на что другое у них просто не хватило фантазии. Артемида же считала, что бедная нимфа пыталась нажаловаться Зевсу на них с Афиной, но тут, слава мойрам, принесло Геру, фантазии у которой было примерно как у тех самых нимф. То, что о Минте с тех пор никто ничего не слышал, говорило само за себя.
Так или иначе, богине охоты было по-человечески неприятно находиться в этих беломраморных покоях, сидеть на этих безликих подушках, смотреть в белый давящий потолок и глушить тоску по лесу терпким вином. А ведь потом придется еще и идти к Афродите, в ее заваленные всяким «прелестным» хламом покои, где витает стойкий аромат благовоний и нельзя ступить и шагу, не наткнувшись на изящную статуэтку или еще какую-нибудь безделушку.
— Ты меня не слушаешь, — упрекнула ее Афина, которая, будучи опять же богиней мудрости, терпеть не могла, когда ее болтовню пропускали мимо ушей.
Артемида прикрыла глаза и устало потерла переносицу:
— Прости, задумалась. Ну, что там сказала Нюкта?
Афина передернула плечами с металлическим звоном:
— Она не сказала. Просто выставила меня из дворца. Я замаскировалась под тень и пошла обратно, но наткнулась на Громовержца. Наш с тобой достойный отец, — ее голос чуть смягчился, Афина любила отца (что не мешало ей интриговать, желая превратить его в женщину), — прибыл с братским визитом в Подземный мир. Его приветствовал Владыка Аид и твоя дорогая подружка…
— Персефона?… — Артемида нахмурилась. Слова Афины о Персефоне взволновали ее куда больше, чем ее же полная самобичевания речь о том, что Нюкта отказалась поддерживать Концепцию.
— Она самая. Она приветствовала отца как хозяйка, а не как жалкая пленница нашего подземного дяди.
— Ты уверена? — быстро спросила Артемида.
— еще как, — кисло сказала Афина. — Сначала она стояла там со своим обычным неприступно-царственным видом, — «неприступность» и «царственность» богиня мудрости замечала во всех, кроме себя. — Потом он что-то сказал, а она рассмеялась и взяла его под локоть.
— Рассмеялась?!
— Скорее усмехнулась, — поправилась Афина. — У нее есть такая, знаешь, недобрая и кривая усмешка… но усмехнулась. А потом протянула руку к подземному дядюшке, вот так, слегка коснулась его запястья, потом убрала пальцы и взяла его под локоть. А вокруг носилось это маленькое чудовище и распугивало своими воплями все живое. И мертвое.
— Какое чудовище? — не поняла Артемида. — Танат что ли?
— Макария, — скривилась Афина.
Охотница кивнула. Так, значит, Персефона окончательно переметнулась на сторону врага. На сторону мужиков! Геката, которую они даже не пытались завербовать, была на стороне мужиков, Макария — тоже, и Персефона, похоже, решила брать пример с подруги и дочери. Ах, если бы Артемида могла спуститься к ней в Подземное царство, поговорить по душам…
Услышать, что Персефона избавилась от ночных кошмаров, и что она наконец-то с теми, кого так любила и чью смерть так оплакивала. И что она готова защищать их ото всех на свете, в том числе и от бывших подруг.
Услышать, что и она, Артемида, тоже могла бы защищать брата, отстаивая его право остаться мужчиной. Но нет, вместо этого она пресмыкается перед Пенорожденной в надежде вымолить разрешение превратить его в женщину, а не отправить в Тартар вместе с Зевсом, Посейдоном, Аидом и остальными мужчинами, способными помешать Концепции.
Персефону придется отправить в Тартар вместе с ними. И Макарию тоже — просто на всякий случай. Еще не хватало, чтобы
