Оборотни. Медвежья услада (СИ) - Мун Эми

Соскучился!

Подумать не мог, что о девке так тосковать можно, а вот поди ж ты — летел сюда, не жалея лап. И уже все равно было, что дозор наперебой расписывал, как справно у Пташки работа шла — все стойбище оценило. Да только это оказалось ни к чему. Ни ему, ни зверю.

Кровь кипела медовым хмелем, устремляясь вниз живота. Пташка затрепыхалась, почуяв его готовность, но быстро стихла, когда со второй стороны прижался брат.

— Хорош уже! Мне оставь! — зарычал сердито.

Куда там!

Бьерг никак не мог насытиться неумелой лаской нежного язычка и прелестью податливых губ. Такая отзывчивая! Он чуял сладостный запах любовных соков и как никогда сильно жаждал попробовать их на вкус.

— Моя тепер-р-рь! — хлестнул по ушам медвежий рев.

Бьярг самым наглым образом выдрал Пташку из загребущих лапищ брата и, не дав ей опомниться, прижался к раскрасневшимся губам.

В паху заломило так, что едва на ногах устоял. Чуть не излился, как не ведавший женского тела юнец, и только все еще отдававшее болью плечо помогло обуздать вскипевшие желание.

Ни с одной жонкой не было так и не могло быть!

Даже самые умелые в один миг растеряли всю свою прелесть, без сопротивления уступив место их с Бьёргом паре.

Пташка сдавленно застонала, почуяв легкий толчок бедрами. Бьярг обтерся об нее самым бессовестным образом, показывая, как сильно жаждет изведать сладкие прелести.

И в особенности неумелого, но такого горячего рта!

Сегодня ночью он будет очень занят! Бьярг уже видел, как Пташка трудится над его хером, насаживаясь так глубоко, как способна. Лижет от начала до навершия и глотает тягучие капли семени.

— М-м-м! — захныкала тихонько, когда брат запустил ладонь между стройных ножек.

Но вместо того, чтобы взбрыкнуть, призывно оттопырила попку и нетерпеливо заерзала.

Зверь так и взревел.

Не сговариваясь, они с Бьёргом потянули Пташку к берегу и в четыре руки уложили на накидки из медвежьих шкур.

Как только задница коснулась мягкого меха, Эви взбрыкнула. Сквозь тягучий морок нашла в себе сил пихнуть Бьёрга ногой, а сидевшего позади Бьярга припечатать локтем.

— Пустите!

В ее крик-стон вплелось два раскатистых смешка.

— Пустить? А ежели так? — огромные ладони Бьярга скользнули на грудь и легонько сжали, оттягивая возбужденные соски.

Эви захлебнулась стоном.

Тело враз обмякло, и сидевший в ногах Бьёрг легко развел ее колени в стороны.

— А можно и по-другому, — мурлыкнул, подхватывая широкими ладонями под ягодицы, а потом…

— А-а-ах! — ее протяжный вскрик эхом забился под сводами пещеры.

Улегшись прямо на камень, Бьёрг стиснул ее бедра и, опустив лицо к самому лону, лизнул широко и долго.

На мгновение Эви показалось, что она лишится чувств. Дыхание исчезло, а горло перехватило судорогой, обрывая возможность кричать.

Острое, как кинжал, удовольствие, пронзило насквозь, заставляя выгнуться навстречу греховно-бесстыдной ласке, глаза закатились. Но Бьярг сжал вершинки груди сильнее, разбавляя густую патоку удовольствия ноткой боли.

— Не смей закр-р-рывать глаза, — прорычал, кусая у основания шеи. — Смотри!

Эви вскрикнула, дергаясь назад. Опять это странное ощущение на изгибе плеча! Так жарко!

Бьёрг лизнул снова, нагло лаская нежные складочки. Большими пальцами растянул в стороны, делая лоно совсем открытым.

Эви выгибалась и билась в сильных руках, не смея оторвать взгляда от восхитительно и сладкой в своем грехе картины. Огромный мужчина вылизывал ее точно зверь — жадно, сильно. Собирал языком все до последней капли, толкался глубоко внутрь. А другой, зажав в стальных ручищах, мял грудь.

Щипал соски, выкручивал и тянул так, что Эви хотелось кричать от наслаждения. Грубая ласка смешивалась с другой — напористой, но нежной. А внизу живота ширился чувственный голод.

Он скручивался тугой пружиной, пробивая по телу хлесткими разрядами молний. Эви уже сама подмахивала бедрами, пытаясь насадиться на ласкавший ее язык, но Бьёрг вдруг отстранился!

Под ее разочарованный стон вкусно облизнул испачканные любовным соком губы и засмеялся:

— Сладкая ягодка, медовая… Хочешь ее, брат? — и легонько хлопнул по бедру.

— Спрашиваешь!

Как игрушку, ее развернули в обратную сторону, и вот уже Бьярг устроился между ее ног, а спина встретилась с твердой грудью Бьёрга.

— Давай-ка свои ножки… — дикарь подхватил ее под колени и прижал к бокам, раскрывая для брата.

Вид собственных разведенных бедер и блестящего от слюны и смазки лона подстегнул желание хлеще самых горячих ласк. Эви униженно захныкала, без слов умоляя продолжить.

Она больше не вынесет этой голодной тяжести внизу!

И Бьярг не стал долго мучить. Впился в чувствительное лоно, давая почувствовать остроту клыков и сильные толчки языка.

Ее протяжному стону вторило сбитое мужское дыхание.

Бьёрг крепко держал под колени, не давая двинуться, а Бьярг вылизывал резкими и быстрыми ударами, высекая внизу живота огненные всполохи. А она только и могла что наблюдать за мужчиной, ласкавшим ее между ног.

Внутри все скручивало от поступавшего удовольствия. Эви задыхалась, отчаянно балансируя на грани, но Бьярг накрыл губами самое чувствительное местечко, легонько прикусил и одновременно вошел в нее пальцем.

Из легких вышибло воздух.

Мир завертелся и свернулся в крохотную точку, чтобы через секунду взорваться сотней обжигающих искр.

Эви не помнила, кричала или нет. Внутри все сжималось, тянуло, пульсировало, разгоняя по телу жаркие воны удовольствия. Они прошивали насквозь, напитывая каждую клеточку тела сладким вином, которого хотелось еще и еще.

— Давай, Пташка, — прохрипел над ухом голос одного из братьев. — Теперь я хочу ласки.

И ее перевернули на живот. Ненадолго. Бедра резким рывком подняли, ноги развели, а по губам прошлась бархатистая мужская плоть.

Не раздумывая, Эви вобрала в рот крупное и скользкое от смазки навершие. По горлу растекся солоноваты привкус, и она не могла сдержать протяжного стона удовольствия — так вкусно!

— Горячий ротик, — прохрипел дикарь, наматывая на руку растрепанную косу. — Бьёрг, разработай нашу сладкую как следует.

От пошлой откровенности возбуждения вернулось с утроенной силой. С каким-то особым удовольствием Эви упивалась мыслью, что возьмут ее сейчас как вертлявую дворовую девку — сразу с двух сторон.

От нетерпения она заёрзала, за что получила увесистый шлепок.

— Не терпится, Пташка? — прохрипел позади Бьёрг. — Мне тоже. Ты вся насквозь вымокла.

И вдоль чувствительных складок прошлась твердая, будто камень, плоть. Дикарь с силой надавил на вход и опять повел вдоль складок.

Эви сдавленно замычала, но Бьярг двинул рукой, заставляя принять его глубже в рот.

— Работая языком, Пташка, — ослабил хватку. — И руками тоже.

Изо всех сил стараясь угодить, Эви обхватила ладошкой толстый ствол, обмирая от понимания, что едва ли может сомкнуть пальцы — его так много!

А позади давил Бьёрг. Терпеливо, но напористо расталкивал тесные мышцы и вдруг резким рывком вклинился внутрь.

Эви вздрогнула. Он уже вошел! Но… боли ведь совсем не было!

Мысль мелькнула и пропала, когда мужчина задвигался. Мужское естество растягивало лоно до предела, каждым толчком подхлестывая унявшееся было возбуждение.

Пещеру наполнили сдавленные стоны и пошлые шлепки.

Послав в одно место стыд и смущение, Эви трудилась над вздыбленной дубинкой одного брата, а сзади ее отхаживал другой. Скользил внутри туго и сладко, до легкой боли. А первый держал за косу, намотав ее на кулак.

Мужчины брали ее разом, по-животному. А Эви охотно принимала два крепких ствола, млея от пошлых словечек и хриплых приказов:

— Мокрая какая… Вся течешь.

— Бери глубже, ну! Горлом…

— Чую, как ты дрожишь. Сжимаешься…

— Вот так, двигай рукой сильнее не бойся. Ар-х-х… хорошо!