Герой моих грез и кошмаров - Лана Ежова
– Как сильна ваша жалость, Джемма?
Он шагнул вперед, сокращая между нами расстояние и тесня меня к двери. Сквозь слои нашей одежды я чувствовала жар его тела. Аламейского лихорадило от чар и сдерживаемой страсти.
И это будоражило.
Сухие горячие губы скользнули по моим.
– Что ж, – шепнул Аламейский, – пожалейте меня, Джемма.
Легкий поцелуй-касание превратился в напористый, алчный. Аламейский будто захватывал крепость, захватывал решительно, беспощадно. И, боги, как же мне это нравилось!..
Жесткое колено вклинилось между моих ног, тренированное тело прижало к двери.
Я ахнула от новых ощущений – и поцелуй стал глубже. Аламейский целовал, прикусывал мои губы. Руки гладили, сжимали, даря огненную ласку.
Подхватив под попу, он приподнял меня, вынуждая обвить его ногами. Почувствовать силу его желания и твердость намерений.
Вскоре я снова оказалась на софе. Зацелованная, разомлевавшая от бесстыдных ласк и поцелуев.
Не сводя с меня горящих глаз, Аламейский сбросил камзол на пол, одним движением сорвал шейный платок. Запонки, а затем и пуговицы звонко поскакали по паркету, разбавляя тишину не только нашим прерывистым дыханием. Нетерпеливый мужчина…
Белоснежная рубашка улетела куда-то в сторону книжных стеллажей.
Я впилась взглядом в тренированное тело, покрытое золотистым загаром. Сухощавое, мускулистое, исписанное шрамами. Белые кривые росчерки – живая летопись войны…
Шрамы не портили Аламейского, они добавляли ему мрачного очарования хищника. Матерого неумолимого зверя, чьей добычей сейчас стала я.
Дыхание перехватило от осознания, что я в полной власти этого опасного мужчины.
– Какая же ты красивая, – шепнул Аламейский, склоняясь и целуя коротким поцелуем.
Поцелуй-укус вызвал волну желания, прокатившуюся по телу. Низ живота тянуло. Томительные ощущения жара и безудержное желание. Аламейский словно поделился чарами, заражая меня страстью.
Отстранившись, он разулся и торопливо сбросил последнюю одежду.
Я не удержалась и скользнула взглядом по обнаженному мужчине.
Широкие плечи, стальные, четко очерченные мускулы – сильное тело боевого чародея, выкованное в кузнице бога войны и закаленное в сражениях с демонами. Рельефный пресс, узкие бедра и… Боги щедро одарили своего любимчика во всех смыслах.
Я закрыла бесстыжие глаза.
– Джемма, посмотри на меня.
Аламейский навис надо мной, почти накрыв своим телом.
Темный ищущий взгляд спрашивал без слов. И видел ответное желание и согласие.
На меня обрушился шквал поцелуев, показывая, что все, что было, – это так… легкий аперитив.
Руки Аламейского были повсюду, ласкали, попутно расстегивая пуговицы на платье. Я же не успевала отвечать на поцелуи и сдалась под напором чужого голода. Я плавилась, забывая свое имя, млея под восхитительной тяжестью мужского тела.
Губы Аламейского нежили, поцелуями жалили мою шею, дав мгновение, чтобы перевести дыхание. Объятия Аламейского будоражили и одновременно успокаивали, даря чувство защищенности. И я хотела в них забыться, раствориться без остатка.
Я положила руку на чуть шершавую от шрамов лопатку. Погладила, мысленно прося прощения.
А может, закрыть глаза и раствориться в удовольствии?..
Нет. Нельзя.
Вздохнув, я активировала сонное заклинание, приготовленное для грабителей.
Пропустив подлый удар, Аламейский вырубился, наваливаясь на меня всем телом.
– Ух… – Бесчувственный чародей оказался слишком тяжелым.
С трудом выбравшись из-под него, я быстро привела свою одежду в порядок. Меня морозило, тело ломило. В объятиях Аламейского я горела, как никогда ранее в супружеской постели.
Может, стоило подождать еще немного? Я так долго была порядочной вдовой… Два года.
Ох и глупости лезут в голову! Есть этика целителей, и не важно, с дипломом я или без.
– Так, что же сделать в первую очередь?
Наверное, успокоиться.
Я спрятала горящее лицо в ладонях. Выровняв дыхание, приступила к своим обязанностям.
Для начала инспектора следовало перевернуть на спину, что я и сделала с некоторым усилием.
Несколько секунд рассматривала обнаженного Аламейского. Шрамы, шрамы, шрамы… И при этом идеальное мужское тело. Сила и жесткость.
Дурацкая мыслишка, что я слишком рано его усыпила, не хотела меня покидать. После древних чар он мог бы меня и не вспомнить…
Ох, богиня Гармония, я же целительница! Целительница!.. И должна воспринимать чужую наготу как нечто естественное, я же пялюсь на спящего мужика! Должна думать о пациенте, а не о том, какое роскошное у него тело и как здорово он целуется.
Целовался он божественно, да…
Опять вспомнила. Зачем? Я едва не рычала, злясь на саму себя. Почему же я жалею? Я ведь поступила правильно!
То ли меня испытывает проклятая Дис, то ли я тоже случайно выпила из бокала-артефакта? Это все бы объяснило и частично оправдало.
Наконец, успокоившись и прогнав подлую мыслишку, я прикрыла инспектора его же рубашкой и камзолом. Пора начинать лечение. Это слово совсем не подходит, но да ладно. Смысл тот же: я хочу избавить пациента от страданий.
Древние артефакты из церигия считаются самыми мощными, с их воздействием мог справиться только другой древний артефакт. Или хотя бы отсрочить влияние, как было в случае Аламейского.
Но мало кто знал, что проявившие себя чары можно снять с объекта и перенести на какой-то предмет, сделав из него сильный одноразовый амулет.
Дед предсказывал мне славу самого талантливого специалиста по древним артефактам. Еще бы, моя стихия – земля, проводить дни в семейной библиотеке я начала с шести лет. И главное, я потомственный артефактор, должна стать десятой в роду.
Должна была. А я взяла и поступила на целителя.
Дед не простил…
Прогнав невеселые воспоминания, отыскала на полу одну из шпилек, выпавшую из прически. Украшавший заколку аметист отлично примет на себя чары, главное, потом случайно не активировать их.
Я наклонилась над спящим, чтобы прижать ладони к его вискам.
Аламейский открыл глаза.
– Джемма, – прошептал хрипло.
И дернул на себя.
Упала я крайне неудачно – областью декольте на лицо инспектора. Он умиротворенно вздохнул туда и задышал ровно. Уснул?.. Похоже на то.
Выждав еще немного, я осторожно выбралась из чужих объятий и поднялась на дрожащие ноги.
Мне везло, бессовестно везло!.. Аламейский не ожидал бесчестности с моей стороны и сбросил с одеждой и защитные артефакты, открылся, поэтому и пропустил мощное заклинание сна. Жаль только, утром он будет помнить, кто его навел.
Озарение, приправленное грустью, накатило внезапно: он не простит. Я фактически навязалась, показала, что не прочь близости, а сама… предала его доверие. Нет, точно не простит.
А и не надо! Сейчас сниму чары, утром встречусь в школе, чтобы узнать имя убийцы, и больше мы никогда не увидимся. Я уеду из города, надеюсь, Лил уже собрала вещи.
Преисполненная мрачной решительности, я потянулась к вискам мужчины. И опять все повторилось: через секунду я лежала на Аламейском. Продолжая спать,