Когда гаснут звёзды - Степан Витальевич Кирнос
Пальцы Даль’Кира сомкнулись на тонкой ножке бокала. Внутри него разливалось приятное тепло, он чувствовал, что вот-вот и расскажет о чувствах. Он чаял этого момента, ждал то, что его хотя бы выслушают, а призрачный шанс на то, что чувства найдут ответ для него переставал быть эфемерным. Но то, что он увидел дальше, оказалось вне всяких ожиданий.
Штеппфан обернулся, взяв фужер и оторопел. Даже огромное количество гостей в пёстрых костюмах не скрыли страшной рассудку картины. Пара секунд показались вечностью. Взгляд остекленевших глаз застыл. Калия нежно припала устами к мужчине, закрытые глаза возвестили о намёке на теплоту от этого. Её рука инстинктивно потянулась к шее мужчины.
Это вызвало энтропийную волну сдавленного шока, отразившейся звенящий мыслью:
«Нет!»
Его разум отказывался верить в то, что выхватывают глаза. Закареш, пускай на секунду, но поддалась чувствам… которые были посвящены не ему. Нефритово-холодные глаза смотрели на картину полного разгрома, и с каждой секундой, понимания абсолютного бессилия, холодные когти ужаса всё глубже погружались в грудь. Рука незнакомца соскользнула с её талии и задела запястье, сорвав браслет. Звук упавшего металла ударил по ушам Штеппфана сильнее выстрела эрофинской великой бомбарды, сверкающий гранат стал подобен угольку ада, вложенному в его грудь.
«Она даже не заметила».
Парень отшатнулся, его голова закружилась, словно на него дыхнула сама смерть. Он попытался как-то собраться, организовать мысли и продумать действия, но кричащий ум не находил ничего, кроме бездны хаоса. Придумать что-то адекватное… да вообще хоть что-то оказалось ещё тяжелее, чем спасти положение во время военного поражения. Он не находил ничего, кроме страшного холодного воя, растекающегося по душе убийственным льдом.
«Нет…».
Поражение абсолютно и неоспоримо, все прежние чувства были испарены. Раскалённая обида, гнев и отчаяние испарили всё прежнее, оставив только зияющую рану. Чтобы хоть как-то отвлечься, он отнял взор от целующихся, посмотрев на небо, где неистово пестрела россыпь маленьких точек… но Даль’Кир не увидел звёзд, только голодный холодный мрак, разверзшийся над его головой. Для него погасли любые светила, не было больше света… ни над головой, ни в душе.
— О, Мальфас, где твоё милосердие? — прошептал Штеппфан, не желая привлечь внимание «праведных» аристократов. — Неужто ты жесток, раз не зришь беду твоего слуги? О Морала, помоги мне. Успокой дух, вырви сердце, лиши души… сделай всё, что угодно, но лиши меня этой боли.
Шепотливое бурчание переросло во вспышку гнева.
«Владыки, не стойте истуканами, помогите!»
Но лживые боги, не ответили. Они далеко, повелители Инодана глухи к верным сынам и дочерям, к их боли и страданиям. Ему никто не ответит, никто не поможет, никто не лишит бурлящего моря рвущих эмоций. В конце концов праздник силы и славы Мальфаса стал крушением веры в ложное божество:
«Боги не придут… они не разделят с нами страданий, не помогут, когда нам больно. Они требуют лишь жертв и повиновения. Но боги ли они?»
Отрицание сменилось рокочущей волной гнева. Лицо, щёки стали побагровели. Торс рванул вперёд в не обуздываемом желании что-то изменить, но физическая боль его остановила.
«Будьте вы прокляты, боги» — вопил разум Штеппфана, пытаясь переварить, справиться с увиденным, но ничего не могло помочь расколотому уму.
Холод ветра подхватил несколько шелестящих флагов, под которыми стоял судья. В этот миг триста двадцать кулеврин из батарей салютных команд разорвали небо единым залпом. Артиллерийские дивизионы Арка сегодня поставлены на службу празднику, став глашатаями рассвета. В поднебесье сию секунду, с хлопками и грохотом распустились мириады цветков — красные, зелёные, синие, жёлтые и фиолетовые. Народ, десятки тысяч человек столицы Эндерала смотрели на салют.
Но Штеппфан его видел… ни салюта, ни звёзд. Странная противная холодная тьма коснулась его сердца, окутала душу гадким едким дымом и затуманила взор. Его грудь словно окатили струёй раскалённого пламени, в ногах пропала сила и парню пришлось опереться на башенный зубец, чтобы не грохнуться.
Он должен был что-то сделать… и он делает то единственное, что сейчас является верным. Под аккомпанементы салюта, разукрасившие город в разные цвета, молодой судья оборачивается и тянется к выходу.
— Вы уже нас покидаете, Штеппфан? — спросила роковая спутница полуаэтерна, который примерил маску пантеры.
— Да… как-то… холодно, — выдавил судья, пытаясь убирать бокал.
— Так тепло же. Лето!
— И всё же, — Штеппфан коснулся губами сладкого вина, которое ему показалось нестерпимо горьким, как эрофинская лимонная водка.
Ещё раз он бросает взгляд в сторону и прицепился взором к девушке в лисьей маске, к её чёрным волосам и изгибу шеи. Хоть они и не целуются, она положила ладонь на руку незнакомца, что ещё сильнее обожгло сердце судьи. Он попытался поставить бокал, но его пальцы дрогнули и хрусталь выпал, со звоном разбившись о камень.
— Штеппфан, с вами всё в порядке?
Едва ли не задыхаясь, с чувством стянутого тернистыми цепями сердцем, судья смог произнести:
— Мне… холодно.
Мужчина дальше побрёл призраком, карикатурой на человека, сквозь ликующую толпу. Он было попытался выпрямиться, но пучковая боль связала центр груди, не давая это сделать. Парень медленно перебирал ногами, пытаясь как можно быстрее скрыться из виду. Ощущение как будто его огрели мешком по голове, не отпускало.
«Зачем всё это было? К чему?», — его не терзала и тень обвинения Калии; он уважал её чувства и выбор, весь вектор ненависти и боли была направлен в себя. — «Зачем мне долбится в двери, которые не будут открыты? Почему каждый раз одно и тоже?».
— Друг, — был остановлен судья золотокожим парнем в алом.
— Итиэль, — прохрипел Штеппфан.
— Я видел, как ты пригласил Калию. Вот ты разбойник, — ударил парень в плечо товарища. — Ты выиграл спор!
— А что мне с этого? — вопрос прозвучал, словно сказанный призраком склепа.
— Что случилось?
— Ты был прав, — тяжело дыша, смог собрать мысли Штеппфан. — Ты всегда был прав.
Итиэль взглянул на Калию, увидел мужчину рядом с ней. За руку они более не держались, но помощник всё осознал.
— Понимаю, — покачал головой аэтерна. — Но ты сделал всё, что мог. Я же говорил тебе — это может закончится плачевно. Вы слишком далеко отстоите друг от друга.
Штеппфан запустил руку в карман, вытащив бумаги. В свете распускающихся небесных бутонов изумрудом отблеском мелькнула печать с геральдическим тигром на письме. Вместе с ней пальцы зажали
