Практика в преисподней - Ольга Райская

Между ними всегда будет стоять Франа Кавецкая, пока его невеста, но… Их свадьбу отсрочила лишь война. Странная женщина. С момента их помолвки они практически не встречались с глазу на глаз. Кроме того случая, когда она внезапно проявила интерес его эксперименту с человеческими девушками, наделенными спящим даром. Вообще, ему всегда казалось, что Кавецкой так же ненавистен их будущий союз, как и ему самому. Она неизменно занимала место рядом с ним на официальных приемах, вежливо приветствовала, столкнувшись в коридорах университета, и… всегда пресекала любые его попытки сблизиться, будь то приглашение на ужин или любая иная встреча в неформальной обстановке. Поначалу такое ее поведение несколько удивляло, но потом он просто пустил все на самотек. Ведь, по большому счету, единственное, что от него требовалось это произнести брачные клятвы и сделать наследника. В конце концов, Сильвестр тоже не горел желанием дружить с навязанной невестой.

Семейный склеп Кремеров находился на пологом холме в саду родового поместья. Давненько Сильвестр не бывал здесь. Последний раз, когда хоронили отца. Тяжелая каменная дверь отзывалась лишь на магию крови, и пришлось проколоть палец, чтобы капнуть на артефакт.

Узкий проход уходил вниз. Как только Кремер ступил в коридор, на стенах вспыхнули магические светильники. Девятая колонна… Тайник… О чем говорил родитель перед смертью?

Огромный зал, где нашли последнее пристанище все представители древнего магического рода, был огромен. Куполообразный потолок, символизирующий звездное небо, поддерживали девять колонн. Одинаковых, как близнецы. И как узнать, какая из них девятая? Ему никогда и в голову не приходило, что у колонн может быть нумерация. Так какая же из них первая, а какая последняя — девятая?

Сильвестр двинулся по окружности зала, внимательно всматриваясь в каменные столбы. А ведь отличие все же есть. Мимолетное, едва заметное глазу, но есть. Колонны обвивала мраморная виноградная лоза. И если стебли и листья не отливались друг от друга, то плоды художник изобразил в разное время своего цикла : от цветения до тяжелых гроздей спелого винограда. Все начинается с цветения и заканчивается сбором урожая.

Подтверждали его догадку и полу стершиеся надписи у основания колонн. «Domum — dimidium totius.» — гласила надпись на колонне, где виноград только зацветал. Да, начало — это половина целого, тут не поспоришь. Тогда, исходя из правил магической цикличности, последняя колонна должна быть следующей против часовой стрелки.— Quisque ex fine solum initium novum — прочитал надпись вслух. Отец не отправил бы его к этой колонне просто так. Значит, конец действительно начало для чего-то, он надеялся, хорошего, ибо плохого в последнее время более чем достаточно.

Но как бы он не всматривался в орнамент и надпись, никакого тайника не обнаружил. «Конец — начало…» — стучало в голове. В этих словах скрыта подсказка, Сильвестр чувствовал. Начало — основание колонны, оттуда начинается орнамент.

Опустившись на колени, он стал рассматривать каменный стебель. Почти на границе с полом Сильвестр нашел подсказку. На одном из крошечных листиков отец нацарапал три буквы «u», «r» и «s». Урс — основатель рода Кремеров, прародитель и архимаг. Его саркофаг покоился в самом центре семейного склепа. Именно его окружали девять колонн.

Под тяжелой каменной крышкой оказался скелет, облаченный в рыцарские доспехи. Руки скелета сжимали рукоять большого, двуручного меча. Кожаные детали давно истлели, но золото и драгоценные камни по-прежнему радовали глаз.

Тревожить вечный покой усопшего не самое лучшее занятие, но обыскать его придется. Сильвестр уже протянул руки, чтобы отогнуть латы, но тут его взгляд зацепился за навершие рукояти. Те же три буквы, которые написал родитель. Неужели, тайник в мече? Кремер осторожно дотронулся до золотого шара, которым оканчивалась рукоять, и попробовал его открутить. Нехотя, но он поддался, открыв небольшую полость. Всего два листочка, аккуратно сложенные в несколько раз, а сколько жизней и судеб от них зависит!

Сильвестр держал в руках свое главное наследие и боялся прочесть. Он так надеялся, что там, среди строк, написанных отцом, он найдет освобождение от данной клятвы. И вот теперь робел. Возможно, впервые в жизни.

Сын, если ты читаешь эти строки, значит, мое тело уже не живет, а душа устремилась к той, по которой тосковало сердце. Не надеюсь, что ты когда-нибудь простишь, лишь уповаю на то, что придет тот час, когда ты поймешь меня. Надеюсь, ибо твое понимание будет означать, что и ты познал настоящую, истинную любовь, которая, рождаясь маленькой теплой искоркой, заставляет гореть твою душу.

Я не ищу себе оправданий, а лишь хочу предостеречь хотя бы сейчас, когда уже не связан магической клятвой.

Мир магов изменился давно. Он уже много веков не является таким, каким его пытаются представить. Те, кто гордо именует себя магами, тем самым возвышаясь над обычными людьми, оказались еще более подвержены человеческим порокам, чем те, которых когда-то они поклялись защищать и оберегать. Маги всего лишь люди, вдруг возомнившие себя богами. Именно на этой простой истине и играют иные, превращая нас в предателей. Гефы — так называли их древние, выискивают любые трещинки наших душ, чтобы вогнать в расщелину клин и превратить узкую полоску в бездну. И слабыми нас делают не только отвратительные стороны. Разумеется, в ход идут и они: зависть, жадность, злоба. Но в большей степени слабыми нас делают самые светлые чувства: дружба, преданность, любовь…

Да, любовь, мой мальчик. Именно она опаснее всего, потому что любящая душа беззащитна и доверчива.

Когда-то я встретил девушку, и моя жизнь разделилась на до и с ней. Я любил Анну. Нет, я люблю Анну, ибо мое чувство бесконечно, и оно не подвержено времени. С ней меня связывает все самое светлое, самое ценное: счастье, радость, твое рождение. А потом она забелела. Ты видел все и пытался помочь, но даже призрачная надежда таяла с каждым днем. И тогда пришел Кавецкий. Он предложил немыслимое, недопустимое для мага, преступное — отдать часть души, ради спасения жены. И знаешь, я бы отдал ее всю ради жизни Анны.

Как только я согласился, мне завязали глаза и, как слепого котенка, водили по бесчисленному количеству переходов. Дали выпить какого-то отвара и лишь затем сняли повязку. Храм и саму процедуру изъятия я почти не запомнил.