Жрица моего сердца - Маргарита Зайцева
Я попыталась выполнить её просьбу. Но встать получилось не сразу, а если бы мне не помогли, и вовсе бы этого не сделала – сил не было совсем, а ноги не слушались. Набросив на мои плечи темную ткань, которая оказалась теплой, вторая женщина подхватила за другую руку и повели меня в ночь.
Случившееся казалось сном. Злым, неправильным, сумасшедшим. Я лежала на белых простынях, в сорочке цвета слоновой кости и смотрела на белый потолок. Них живота сильно тянуло. Сердце кололо. Лёгкие сковывали спазмы, от чего дышать было тяжело и неприятно.
Незнакомки привели в одно из каменных сооружений на холме, где как раз заканчивается граница города. Они помыли меня, переодели и оставили почивать одну через чур белой комнате, где и пятнышка серого нет.
Хотела ли я умереть? Возможно. Могла ли я выполнить задуманное? Нет. Оставить меня одну, они оставили, но перед этим произнесли какие-то неразборчивые слова. Меня сначала овеяло легким ветерком, но, когда за ним закрылись двери, а я кинулась к столику с подносом завтрака и схватилась за нож, серебряный прибор, словно прах, осыпался к ногам.
Возмущаться, кричать и просто что-либо делать не было сил. Даже единственное желание не было шанса воплотит в жизнь. А потому я просто лежала на большой, но жесткой кровати и наблюдала за беготнёй солнечных зайчиков, которые пробивались сквозь плотные белые ткани.
«Куда меня привели? – крутилось в голове. – Почему я потеряла ребёнка? Что за злой рог повис надо мной? Кто эти женщины?»
Осознав этот вопрос, поняла, что действительно не знаю, кем являлись эти добрые и заботливые женщины. Встала с кровати, размяв затекшие мышцы, пошла к выходу. Снаружи было тихо, лишь прохладный ветерок гулял между стен. Несколько факелов освещали длинный, белёсый коридор, создавая впечатление загробной жизни и нереальности происходящего.
Обняв себя за плечи, в надежде согреться, пошла к одинокой открытой двери в самом конце коридора, откуда доносились негромкие голоса и пахло чем-то вкусным и явно горячим.
– Простите, – заглянула в комнату, оказавшейся кухней.
– Что же ты стоишь как не родная?! Проходи, садись.
Прошла, села.
– Ты почему босиком? Совсем уже обезумила?! Давай, подбирай к себе ноги, – после того, как я выполнила просьбу старшей, она укутала меня теплым, шерстяным пледом.
– Тебе тапочки возле кровати для чего оставили? Чтоб ты передвигалась по ледяному полу босиком? – поддержала не вторая.
– Дитя мое, пойми нас правильно, мы не хотим на тебя надавить, просто переживаем за твое здоровье.
– Кто вы? – глядя куда-то перед собой, спросила женщин.
– Мы? – удивленно спросила третья. – Девочка моя, мы жрицы – посланницы богини Плодородия.
– Где я? Как я попала сюда? – вопросы сыпались из меня один за другим.
– А ты не помнишь?! – теперь в удивлении воскликнули остальные.
– Если честно, я даже не знаю, как меня зовут, – смущено опустила голову на бледные слишком тонкие пальцы. Глаза до сих пор щипало от выплаканных слез. Боли не было. Она прошла вместе с соленной водой. Ни душевных терзаний, ни физических спазмов – я ничего не чувствовала. Внутри меня была одна пустота. Чёрная. Горькая. Всепоглощающая.
– Тогда оставайся с нами, – заговорила после долгого молчания самая младшая жрица.
– Да, точно! – подхватила её вторая. – Наша Богиня будет только рада новой дочери!
– Ларсене, что скажешь? – женщины уставились на свою старшую сестру.
Напряженное молчание повисло на кухне. Даже мне стало неуютно в этой давящей обстановки и посмотрела на женщину, которая все это время стояла в стороне и с серьёзным видом взирала на нас.
– В комнате можешь делать, что хочешь, но за её пределами обязана слушаться сестер.
– Ура-а! – женщины, как дети, запрыгали на месте. Они плясали, говорили что-то громкое и мало разборчивое. Кажется, они поздравляли меня.
Вот только я не знала, что чувствовать: толи горе, толи радость. Я просто сидела и смотрела на начисто выбеленную стену, уйдя глубоко в себя. И ни жар, ни холод не брал мое бледно-мертвое тело…
***
Год спустя
– Дитя мое, ты готова? – старшая сестра всегда сдержанная, серьезная сегодня переживала больше нас всех. И ведь был повод. Сегодня у нашей Богини Плодородия – Афисы – родится дочь, верная, покорная и… сумасшедшая на всю голову.
Да, вы правильно поняли, речь шла обо мне.
С тех пор как три добрые жрицы нашли меня на каменном полу в лужи крови в заброшенном доме на краю города, куда они забрели совершенно случайно; когда я узнала о своей злой участи и о всей несправедливости этого жестокого мира; когда после несчетных попыток наложить на себя руки я начала встречать утро. С тех пор прошло много времени. Раны затянулись уродливым рубцом на сердце. Боль утихла, забрав с собой все слезы и страдания. Во мне осталось лишь переполняемая меня радость. Сестры научили меня любить этот мир, пусть он и жесток, людей, даже если они этого и не заслуживают, свою жизнь, несмотря на то, какие преграды она заставляла пройти. А я любила. Стоило забыть о боли, как начала наслаждаться жизнью.
Сначала было тяжело улыбаться, строить из себя веселую и жизнелюбивую девушку – это быстро выматывало. Первое время, приходя к себе в комнату, заваливалась прям в одежде на кровать и ревела. А на утро вновь надевала на лицо полную радости улыбку и выходила в свет. И так продолжалось, пока в один из дней я не поняла, что горевать-то больше незачем, внутри меня нет того, что заставляло ночами напролет оплакивать нарождённого сына. Нет, я не забыла о потере ребенка, просто ради него продолжила жить дальше. Если он не увидит этот мир, его увижу я, но уже другими глазами, с другой жизнью.
«Беляна» – временное имя, которое дали мне сестры. Ведь свое я так и не вспомнила. Как свое прошлое. Ничего из того, что было со мной раннее, не осталось в памяти. Словно кто-то специально вырвал все прожитые мной года.
«Но для чего? Да и кому могли понадобиться такие зверства?» – эти вопросы задавали все жрицы храма Афисы. Их очень разозлило такое нечеловеческое отношение к молодой девушке, ещё совсем непознавшей мира, ничего не видавшего, кроме родительского очага. Но с этим я была не согласна. Маленький червячок сомнения сидел внутри меня и каждый день умолял меня вспомнить, но что именно – не говорил. Будто он знал что-то важное, но хотел, чтоб я сама поняла,
