Роковая Роксана - Ната Лакомка
Впрочем, как роза попала сюда, мне гадать не пришлось, потому что рядом со мной на скамейке сидел королевский эмиссар господин Бранчефорте. Все места в первом ряду были пустые, но граф выбрал место рядом со мной, и я уже предчувствовала, что по этому поводу думают и говорят сидевшие сзади.
Самым правильным было бы не замечать графа, что я и собиралась делать. Пока отец Освальд очень уныло и нудно рассказывал о радости воскресения в Судный День, я смотрела прямо перед собой, не делая попытки убрать цветок с книги. В этот раз проповедь была особенно длинной, и я с трудом высидела до её конца, чувствуя зуд нетерпения во всём теле. Наконец, отец Освальд замолчал, с укором оглядел всех нас, благословил и спустился с кафедры. Я аккуратно положила розу на скамейку, закрыла молитвослов и, скромно опустив глаза, пошла к причастию, а потом – к выходу.
- Вам не понравился мой цветок? – граф Бранчефорте догнал меня на полпути до церковных дверей, бесцеремонно отодвигая других прихожан, мешавших ему подобраться ко мне.
Даже если кто-то не заметил его ухаживания во время службы, то теперь даже близорукий отец Освальд был в курсе событий.
На нас начали оглядываться, и я с тоской услышала уже знакомый шепоток за спиной – сплетницы Солимара получили новую пищу для обсуждений.
- Леди Розенталь, могли бы хоть ответить, - сказал граф, когда мы вышли из церкви.
- В церкви я предпочитаю молиться, а не разговаривать, - ответила я, убирая молитвослов в сумочку.
- Роза вам не понравилась? – повторил Бранчефорте, надевая шляпу с павлиньими перьями.
Трости при нём сегодня не было, зато были часы – в золотой оправе, на толстой золотой цепочке, которая спускалась из мелкого бокового кармашка и крепилась к пуговице камзола. Эти часы ослепительно сверкали на солнце и привлекали к себе внимание ещё больше, чем павлиньи перья.
- Мне не понравилось, что вы обокрали церковь, - сказала я, указывая на кусты вдоль ограды. – Цветы растут здесь для услады ангелов и покойных, а вы отобрали у них эту радость. Вам следует вернуться к отцу Освальду и покаяться в грехах.
- Не надо этих сказок, дорогая леди Розенталь, я их сейчас наслушался во время проповеди, - с улыбкой произнёс граф. – Так и скажите, что хотите от меня избавиться. Почему? Я вас смущаю? – он посмотрел искоса и поиграл бровями. – Или вы хотели пройтись с кем-то из тех юнцов, которые сидят вон там, в кустах, и следят за вами?
- Господин Бранчефорте, - начала я, даже не посмотрев в ту сторону, что он указал, - мне хотелось пройтись в скромном одиночестве, и если вы позволите…
- Вы не слышали? – рядом с нами, как чёрт из табакерки, возник Эмиль Бэдфорд – такой же злой, красный и хмурый. – Дама не желает вашей компании! Извольте убраться отсюда!
- Господин Бэдфорд!.. – ахнула я, растерявшись от такого неожиданного вмешательства.
Зато граф не растерялся и спросил, лениво улыбнувшись и сдвинув шляпу на затылок:
- Эмиль, я полагаю? Вам уже есть восемнадцать, чтобы вмешиваться в разговор взрослых?
- Господин Бранчефорте, - сделала я ему замечание, но меня не услышали как в первый раз, так и во второй.
- Мне двадцать, к вашему сведению! – Эмиль весь пошёл красным пятнами, когда ему указали на его юный возраст.
Конечно, годик он себе накинул, но я решила его не выдавать. Девятнадцать, двадцать – какая разница?
- А выглядите моложе, - похвалил Бранчефорте, с благосклонностью оглядывая Эмиля с головы до ног. – И всё же вам не следует вмешиваться в наш разговор с леди Розенталь. На первый раз я вас прощаю…
- Никто не нуждается в ваших прощениях! – голос у Эмиля зазвенел, и он прокашлялся, а потом заговорил басом: - Леди сказала, что не желает видеть вас рядом – поэтому выполите её желание! Немедленно!
- Господин Бэдфорд, - сказала я, уже без надежды быть услышанной.
- Обращаю ваше внимание, - граф был сама любезность, и только в глазах плясали насмешливые искорки, - что этот вопрос решим мы с леди. Ваше вмешательство излишне. Идите себе, юноша, куда шли, пока матушка вас не потеряла.
- Господин Бранчефорте, - я предостерегающе подняла руку, но беседа двух господ уже протекала независимо от меня.
- Вы хотите меня оскорбить?! – Эмиль уже почти кричал, и из ближайшей лавки, где торговали солимарским лечебным печеньем, выглянул любопытный пекарь.
- Прекратите, прошу вас, - сделала я ещё одну попытку.
- Оскорбить? – переспросил граф, продолжая смотреть на Эмиля со снисходительной насмешкой. – Полноте, я не оскорбляю детей…
- Ах так!... – Эмиль задохнулся от возмущения и принялся стаскивать с руки перчатку. – Ах, вы!..
- Остановитесь! – я сделала шаг вперёд, потому что поняла, что сейчас перчатка полетит в лицо графу, но граф опередил меня.
Схватив Эмиля за лацкан камзола, он легко притянул юношу к себе и шепнул ему несколько слов на ухо. Как по волшебству гневный румянец сбежал с лица юного Бэдфорда, он замер, застыв с полуснятой перчаткой, потом что-то пробормотал, развернулся и пошёл вверх по улице, даже не попрощавшись со мной.
Причём, шёл он очень быстро, а шагов через десять припустил почти бегом. Кто-то из окна второго этажа спросил, что происходит, и пекарь крикнул, что всё в порядке, а потом и сам скрылся в лавке. Инцидент был исчерпан, и только молодые люди, которые стояли поодаль, сбились в кучу, и тихо и взволнованно что-то обсуждали, украдкой поглядывая в нашу с графом сторону.
- Что вы ему сказали? – спросила я без обиняков.
- Пусть это останется между мной и юным и горячим Эмилем, - вежливо улыбнулся граф.
- Пусть, - согласилась я, обошла его и быстрым шагом направилась вниз по улице.
Бранчефорте догнал меня сразу же и пошёл рядом, заглядывая мне в лицо.
- Обиделись?
- И не думала, - сказала я резче, чем хотела. – Но знайте, что господин Бэдфорд был прав – я не желаю вашей компании. Поэтому идите своей дорогой.
- Пока моя дорога совпадает с вашей, - сказал граф. – И всё же я прошу позволения сопровождать