Обещанная медведю - Анна Владимирова
– Надеюсь на это.
Он прикрыл глаза, качая головой. В кабинет вошел Сизов с кофе, заполнил паузу насыщенным ароматом с горчинкой.
– Сигарету? – добил я опера. – Ян, спасибо.
Сизов нехотя удалился, а я поднялся из-за стола и протянул пачку Давиду.
– Дарьяр, мне эту девочку по-человечески очень жаль, – глянул он на меня, прикуривая. Фраза «по-человечески» всегда звучит особенно, когда произносит ее кто-то типа Горького. – Она хорошая, хоть и характер непростой. За моего подчиненного замуж собиралась еще недавно, и я был даже рад. А тут вдруг ты.
– Я не вдруг, Давид, – напряженно выдавил я, открывая окно. – Мы давно знакомы. Она обещала мне себя.
– Так а не забрал почему?
– Тут сложно все. Ее не удержать силой. Но и долго бегать я ей не дам.
Мы помолчали некоторое время.
– Я знаю, что твой отец планирует выступить против Гданьского и Высших, – вдруг тихо сообщил Давид. – И знаю, что не общаешься ты с ним. Но на твоем месте я бы попробовал его отговорить.
Я облизал горькие губы и глянул в окно:
– Меня беспокоит только Ромалия. Если я ее заберу – не отпущу. А если дам еще побегать – она может вляпаться в это дело. Что посоветуешь, Давид Глебович?
– Мда… – протянул он. – То есть ты не вмешаешься?
– Мне не позволили, – выдохнул я очередную порцию дыма. – Поэтому Ромашку я заберу до начала противостояния.
– Переманил бы тебя к себе, – усмехнулся он.
– Боюсь, с бывшим женихом не поладим…
– Кстати, об этом, – поднялся он. – Сергей себя не считает бывшим.
– Вот как? – нахмурился я. – Остаться с тобой друзьями становится все сложнее, Давид.
– Это точно, Дарьяр, – кивнул он. – Но я не теряю надежды. Спасибо за кофе и теплый прием.
Когда шаги Горького стихли на лестнице, в кабинете материализовался Сизов.
– Он пришел сказать, что планируется противостояние?
– Да, – рассеянно кивнул я, прислушиваясь к звукам на улице.
Сегодня утром я еще готов был встать на сторону отца. Но он сам отказался от моей помощи. Так тому и быть – остаюсь в нейтралитете.
Однажды я выцарапал его себе зубами.
И Горький знал об этом. Уверен. Я собственноручно порешил ведьмаков, убивших брата. И более не собирался копить в себе горечь злобы – она разъедает, мучает и превращает в существо, совсем не похожее на моего зверя. Ромашка бежала от меня не потому что была не готова ко мне. Я не был готов к ней. И она это чувствовала. Мне нужно было решить это все с самим собой. Только я вышел из этой войны. А она – нет.
– Мне надо ехать, – поднялся я. – С делами сегодня сам справишься? Я буду на связи, но не обещаю сразу ответить.
– Дар, куда ты? – решительно преградил мне путь Ян. – Это из-за разборок? Что тебе наговорил опер?
– Это не твое дело, – как можно мягче заметил я.
– Мое дело – не потерять тебя, – сдвинул он брови. – Я с тобой.
– Ян…
– Я – с тобой, – надавил он. – Не понадоблюсь – хорошо.
Не стал перечить. Да и мало ли – вдруг и правда понадобится.
* * *
Убедившись, что с Санычем почти порядок, я направилась искать подругу. Шеба нашлась быстро. Ее всегда изолировали в одном и том же месте – в погребе с закрутками, где ничего невозможно спалить. Подруга сидела на бочке, с шипением от раскаленных пальцев выуживала из нее кислые яблоки и зло хрустела ими в темноте. Если не знать, можно и окочуриться от таких звуковых эффектов в сопровождении искр.
– Шеба, – позвала я, поводя зажигалкой. – Ну ты бы хоть свечку зажгла.
– «Блохастые» приказали огнем не пользоваться, – шмыгнула она носом. – Как там наш герой романа «Идиот»?
– Похож на прежнего, только меня он все равно беспокоит, – пробралась я к ней и оглянулась в поисках свечного огарка. – Ты знала, что он давно жрет экспериментальную химию, которую поставляет институт?
– Нет, – выпрямилась она, роняя яблоко. – Вот идиот!
– Ага. – Я, наконец, отыскала замызганный подсвечник с огрызком свечи, и погребок ожил танцующими тенями. – Ты как? – Видно, что Шеба рыдала: нос покраснел, глаза опухли… Меня затопило жалостью: – Можно, я тебя обниму?
– Это тебя надо спрашивать, Рома. Мне о таком только мечтать.
Я притянула ее к себе и прижала к груди:
– Оль…
Вот всегда в такие моменты мне хотелось звать ее настоящим именем, чтобы быть ближе. Но Шеба неизменно щерилась:
– Не надо, Рома…
– Прости, – прикрыла я глаза. – Не нравится мне, что Институт Высших из нас подопытных крыс делает. Ты-то хоть ничего не принимаешь?
– Нет, – мотнула она головой в моих руках, и я отстранилась. – Но я бы приняла, если бы мне сказали, что создали таблетку, способную сделать из меня человека… Да и ты бы тоже не отказалась стать одаренной ведьмой, так ведь?
– Так, – кивнула.
Мои проблемы нельзя сравнить с ее. Ну что мне? Да, не нашлось места в семье и высшем обществе, но это пережить можно. А вот жизнь в погребе – нет.
Родители Шебы погибли в пожаре. Говорят, так и рождаются саламандры. До соприкосновения с огнем они живут обычной жизнью, но когда приходит такое разрушительное горе – обращаются. Только ни раньше, ни теперь их никто не принимал. Шеба спала в ванной с холодной водой, постоянно смачивала одежду днем и постоянно ходила с полной бутылкой воды в рюкзаке. Испытывая сильные эмоции, саламандра начинала пылать и поджигать все, к чему прикасалась. Знание о таких своих способностях к разрушению никак не способствовали спокойствию, и круг замыкался.
– Знаешь, приютские иногда перешептываются, что в правительстве есть целые отряды таких, как я, – тихо продолжила она. – Я бы пошла…
– Ты бы пошла, просто чтобы быть среди таких, как ты, – осторожно взяла ее под руку и задула свечку. – Но не думаю, что если и есть такой отряд, там обеспечивают любовь и заботу.
– Я не об этом. Может, там учат контролировать силу? – ковыляла она в темноте, припадая на мою руку. – Ведь от такой, как я, толку-то немного. А вот умела бы я искрить не все время, а только по желанию…
Мы выбрались из погреба, когда уже почти стемнело, и прошмыгнули в медкорпус.
Саныч уже почти оправился от последствий, но не это заставило меня остолбенеть у входа в палату. Меня опередила Шеба. Она лишь на удар сердца замерла рядом, а в следующий уже была рядом с оборотнем. И я как-то сразу поняла, почему саламандра подожгла халат докторши. А еще – что я сова слепая. Сашка только смущенно глянул на меня поверх макушки Шебы, сжимая ее в руках. И
