Принцесска: Никому не верь (СИ) - Мелех Ана
— Аэрт, стой! — я хватаю его за рукав, силой поворачиваю к себе. — Давай поговорим!
Вокруг полно народу: кто-то из кадетов наблюдал за нашей тренировкой сверху, кто-то ждет, когда откроются двери спортивного зала. Меня никогда не останавливали зрители. К сожалению, не останавливают и сейчас.
— Аэрт…
Он вырывается из моей хватки так резко и зло, что я делаю шаг назад, пугаясь бушующего в его глазах хищного пламени. Его зрачки сужены, ноздри трепещут.
— Поговорим? Да, давай поговорим! — он делает шаг ко мне, и я отступаю. — Ты эгоистичная, беспринципная, наглая, самоуверенная выскочка. Но при этом ты почему-то считаешь, что заслуживаешь большего, чем такие же бесталанные выскочки, как ты. Чего ты добиваешься? Внимания? Моего или мастера Ирэ? Плевать. Я смотрю только на тех, в ком есть хоть немного чего-то, кроме смазливой мордочки и задницы. А ты даже этим похвастаться не можешь. Тогда откуда, скажи, эта высокомерность? Ни чести, ни разума и гордости тоже нет. Иначе ты бы не бравировала своей тупостью, а сидела бы, как мышь. Я подам прошение о твоем отстранении от практики. И хоть знаю, что его не удовлетворят, я буду делать это до тех пор, пока ты не осознаешь, где твое место!
Вокруг царит тишина. Как мерзко! Я смотрю в золотые глаза, а жестокие слова мечутся по черепной коробке, как ополоумевшие блохи. Сзади слышится смешок. Нужно ответить, нужно поставить его на место. А я совершенно ничего не могу сказать. Уйти, надо просто уйти. Скорее. Но ноги будто срослись с каменным полом.
Хоть бы не расплакаться! Хоть бы не здесь, не при всех.
— Чего ты ждешь? — склоняется надо мной Ивес. — Беги в свою милую комнатку и поплачь там, маленькая, глупая девочка.
Его шепот бьется в мой висок, и я не выдерживаю. Под всеобщими насмешливыми взглядами я медленно разворачиваюсь и направляюсь в другой конец коридора. Бегу в свою милую комнатку, чтобы поплакать там. Путь преграждает толпа, которая, похоже, счастлива тому, что я разбита. Я вижу улыбающиеся лица, взгляды, жадно следящие за моими наполняющимися влагой глазами, за дрожащими руками.
— Прочь! — голос не похож на мой, но меня пропускают.
Я дохожу до конца коридора, спускаюсь по лестнице, ведущей к жилым корпусам. Первый раз за все время своего обучения в Кадетском Корпусе имени мастера Шедоху мне хочется умереть. Теперь ничего не отличает Крепость от отчего дома.
Мне нужно передохнуть. Прислоняюсь к стене и пустым взглядом смотрю в стену напротив. Мимо проходят какие-то люди, но я совершенно не могу на них сосредоточиться. За что он так со мной? Никто, кроме отца и брата, не унижал меня, никому больше я такого не позволяла. Папенька сейчас сказал бы, что я слабохарактерная немощь, раз не могу за себя постоять.
Мысли о родителе напоминают о жутком кольце, болтающемся на запястье. Я дотрагиваюсь до него пальцами, словно сейчас это единственная стабильная вещь в моей жизни. Несмотря на то, что кольцо тесно прикасалось к коже, оно остается приятно холодным. Вот бы такими же холодными могли оставаться и мои мысли. Дальше я уже не задумываюсь. Порывисто сдергиваю с цепочки кольцо и натягиваю его на безымянный палец левой руки. Украшение сидит, как влитое. А что? Очень даже неплохо выглядит. Не знаю, как насчет защиты, но, может, хоть успокаивать будет.
Я оборачиваю кольцо вокруг пальца в одну сторону, потом в другую. Кажется, когда-то у мамы было похожее и она так же вертела его, когда нервничала. Давнее воспоминание мутным пятном всплывает в сознании и тут же растворяется. А вместо него приходит знакомый панический страх и ощущение ледяной руки на горле.
Темную фигуру все так же никто не видит, а я все так же не могу дышать. Чувствую камни спиной, пальцы на моей шее, горячие слезы в глазах. Силуэт наклоняется ко мне, как и в прошлые разы. Мне страшно. Сердце вылетело бы, если было на это способно. Но разве может мне быть больнее, чем сейчас? Или страшнее? Кажется, минуту назад я хотела умереть. Так почему бы и не от ледяной руки?
Я расслабляюсь и закрываю глаза за мгновение до того, как фигура дотрагивается до моего лица. Ледяная ладонь исчезает, а я жадно хватаю воздух. Легкий теплый ветерок касается моих открытых губ, скользит по шее, избавляя от неприятных ощущений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Облегченно выдыхаю. Я справилась. Мне не страшно.
— Привет, дуреха, — вдруг раздается слева от меня хриплый мужской голос. — Я уж думал, не догадаешься кольцо надеть.
18
Я медленно оборачиваюсь. Никого.
Вот и все, дорогая. Безумие подкралось незаметно. Справилась она, как же! Мерзкий внутренний голос плюется злорадным ядом и мне чуточку обидно оттого, что я раздражаю даже собственное внутреннее я.
— Чего встала? — голос раздается прямо из пространства передо мной, однако его обладателя я не вижу. — Иди в комнату.
— Ну, все, крыша съехала, — уверенно говорю я себе, заставив нескольких проходящих мимо кадетов опасливо отойти от меня подальше.
— Да иди ты уже! — рявкает на меня невидимый собеседник, придавая резвости моим непослушным ногам. — Если, конечно, хочешь узнать, кто жаждет твоей преждевременной кончины.
— Я жажду своей кончины, — глядя только на ступени, а не лица проходящих мимо меня людей, бубню себе под нос.
Но у моего бреда отменный слух.
— Вот тетеха-то, — обозначает он свое отношение к моим словам.
Я не спорю. Вести дебаты с голосом в собственной голове — это ниже моего достоинства. Да и он тоже не развивает тему моей интеллектуальной недостаточности, за что ему спасибо.
Я ловлю на себе взгляды и мне кажется, что они все знают. Знают, что я унижена. Знают про меня все. Хотя я и привыкла к вниманию, сейчас мне хочется от него скрыться.
К счастью, весь путь до комнаты мы с моим бредом преодолеваем в молчании. Я уже думаю, что мне это все привиделось от пережитого стресса, но возле самой двери в мою обитель, голос вдруг командует тоном, не терпящим возражений:
— Сейчас открываешь дверь и сразу отходишь в сторону. Поняла?
Собранность и решительность невидимого незнакомца убеждают меня подчиниться ему. Ну еще и капля интереса. Не успев привыкнуть к бестелесности моего нового собеседника, я оглядываюсь, ищу его взглядом.
— Подожди еще немного. Судя по всему, скоро познакомимся.
Мне кажется, что говорящий улыбнулся. И я улыбаюсь в ответ.
Вдруг я четко осознаю, что доверяю голосу, как самой себе. Успокаиваю себя тем, что этот он вполне может быть результатом хорошо развитой интуиции. В таком свете ситуация не выглядит так уж абсурдно. На мгновение я задерживаю ладонь на металлической ручке, выдыхаю, собираясь с духом и, слегка толкнув дверь, отхожу в сторону. Пока все по плану.
Первые полминуты ничего не происходит. Я уже успеваю себя обругать за неадекватное поведение, когда в глубине комнаты замечаю едва уловимое шевеление. Это движение словно ускоряет время.
На зеркало, в котором (я позднее это поняла) отражалась возня, брызгает что-то красное. Не сразу понимаю, что это кровь заваливающегося вперед человека. Я стою в оцепенении и наблюдаю, как мужчина в черных одеждах мягко, как будто его придерживают, опускается на пол прямо перед зеркалом. От неподвижного тела в сторону проскальзывает нечеткая тень. Я зажимаю рот рукой, чтоб не выругаться вслух, и прячусь за дверью. Больше мне ничего не видно. Распластанный на полу труп — единственное, что доступно моим глазам. Сражение в моей спальне проходит бесшумно, отчего комната в моем воображении становится схожей с могилой. Братской. Лишь иногда слышатся редкие хрипы и сдавленные стоны несостоявшихся убийц, которых мне совсем не жалко. Я зачарованно смотрю, как кровь из-под мертвого мужчины липким бурым пятном растекается по светлому полу.
— Входи, — зовет голос. — Только осторожно: слева от двери лужа.
Отчего-то я уверена, если он меня зовет, то опасности для меня в комнате уже нет. Первое, что я делаю, войдя в спальню, наклоняюсь и заворачиваю край ковра, чтобы он не испачкался кровью. И уже после этого осматриваю место битвы и застываю. Даже для моих, вполне закаленных такими зрелищами нервов, это слишком.