Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната

– А я тебе на полном серьезе расквашу нос, если еще раз скажешь про Бориску гадости!

Мы возились возле дверей, Царёв бормотал совершенно ненужные мне извинения, я злилась всё сильнее, и тут дверь распахнулась – настежь, бесшумно, так что мы едва не вывалились в коридор.

На пороге стоял Кош Невмертич и молча смотрел на нас, переводя взгляд с меня на Царёва и обратно. Я тут же отпустила куртку Царёва, а он сделал шаг в сторону, приглаживая растрепавшиеся во время нашей возни волосы.

– Что здесь происходит? – спросил ректор глухо, как будто ему сдавило горло.

– Внеклассная воспитательная работа, – ответила я дерзко, сдувая со лба прядку. – А вас не учили стучаться, прежде чем войти?

– Даже не подумал об этом, – парировал ректор. – Вы так увлеклись воспитательной работой, Краснова, что я думал – вас убивают.

– Скорее наоборот, – огрызнулась я.

Царёв предостерегающе дернул меня за рукав, но я только покривилась. Боялась я тут всех их вместе взятых! С их ректором во главе!..

– Наслышан о ваших успехах на ленте у Ивана Родионовича, – согласился Кош Невмертич, и с меня разом слетела вся бравада.

– Это получилось нечаянно, – торопливо сказала я.

– Даже не сомневаюсь, – ответил ректор. – Поэтому завтра в обеденный перерыв вам, Краснова, необходимо прийти…

– К вам в кабинет? – перебила я.

Что ж, это будет очень даже кстати. Будет повод поговорить наедине. А у меня есть, что сказать.

– К Барбаре Збыславовне, – Кош Невмертич будто припечатал меня взглядом. – На внеклассную воспитательную беседу. А вы, Царёв, за мной. Для вас найдем другое внеклассное занятие.

– У вас же сегодня внеклассные занятия с Вольпиной! – не утерпела я.

Что он ответит? Подтвердит? Или удивится? Я с замиранием сердца следила за ректором, но лицо его было непроницаемым, как маска.

И ответ был абсолютно в кощеевском стиле:

– Вот вас, Краснова, это точно не касается. Идёмте, Царёв.

Царёв понурился и поплёлся по коридору следом за Кошем Невмертичем, а я с силой захлопнула дверь. Этого мне показалось мало, и я еще раз открыла ее и хлопнула так, что сломала дверную ручку.

7

– Жаль, что приходится ещё раз напоминать вам о необходимости поддерживать дисциплину в нашем институте, – Барбара Збыславовна Ягушевская пододвинула ко мне вазочку с карамельками и предложила: – Возьми конфетку, Василиса.

Даже безобидное слово «конфетка» сразу напомнило мне о Вольпиной и прижгло так, что я заёрзала в мягком кресле, в котором сидела перед заведующей по учебной части. Разумеется, от угощения я отказалась.

– Что-то не нравится? – сразу же спросила Ягушевская.

– Кто-то не нравится, – угрюмо поправила я ее. – Мне Вольпина ваша хвалёная не нравится.

– Как интересно, – она по-птичьи склонила голову к плечу. – И чем же она вам так не по душе?

– А что в ней хорошего? – ответила я вопросом на вопрос.

– А что плохого? У Карины очень непростая судьба. Но, в отличие от вас, она быстро освоилась в «Иве», сумела найти друзей, сплотить вокруг себя единомышленников. За ней идут. Она умеет привлечь внимание и удержать интерес…

Возразить ей было нечего, потому что с ее точки зрения Вольпина кругом была хороша. Если бы можно было рассказать, что она болтала про меня и Коша Невмертича… Но я не повторила бы этого даже под пытками. Потому что это было всё равно, что жаловаться. Как-то… жалко. Поэтому я ничего не сказала, а Барбара Збыславовна продолжала:

– В то время как вы, Василиса, сильно сдали позиции по сравнению с прошлым годом.

– С чего это? – обиделась я.

– Вы раздражены, так и фонтанируете негативными эмоциями. Это все замечают. Не стану спрашивать вас о причинах негатива, – темные глаза Ягушевской вспыхнули, а губы еле заметно дрогнули в улыбке, как будто она видела меня насквозь, – потому что Кош Невмертич сказал, что это совершенно не важно. Но он попросил передать вам, что Жар-птица – это честность, благие мысли и огонь. Будьте именно такой. Колдовство меняет, и не в лучшую сторону. Но только от вас зависит – изменитесь вы или будете сопротивляться этим изменениям.

«Кош Невмертич сказал…», «попросил передать»… А сам почему не сказал?!

Я угрюмо молчала, глядя перед собой, на вазочку с разноцветными конфетами. Луч солнца падал на них, и они казались драгоценными камешками.

Честность… Я хоть раз ему врала? Всегда говорила правду. Даже когда выпустила из Особой тюрьмы джанару – сразу призналась.

– Мне кажется, мы и в самом деле требуем от вас слишком много, – мягко сказала Барбара Збыславовна. – Я просмотрела ваше расписание – у вас вся суббота в кружковых занятиях. Понятно, что каждый преподаватель хочет видеть Жар-птицу на своем предмете, но для вас это слишком большая нагрузка, как мне кажется. Чтобы никого не обидеть, сделаем так: вы выберете те занятия, которые вам интересны… Допустим, три или четыре предмета, а насчет остальных я объяснюсь с преподавателями. Скажу, что Кош Невмертич запретил пока вам их углубленное изучение – проводит эксперимент.

– Спасибо, – выдавила я, по-прежнему разглядывая конфеты.

– Определитесь за завтрашний день, – Ягушевская снова пододвинула ко мне вазочку. – И возьмите конфетку, Василиса. У вас слишком кислое выражение лица. Немного сладости не помешает.

Тут опять бы не помешал лимонадик с водкой!

Я вышла из кабинета Ягушевской в ещё более растрёпанных чувствах, чем зашла. Значит, ректор решил воспитывать меня на расстоянии. Самому сказать обо всем – это выше его королевского достоинства, привлек к воспитанию главную фрейлину.

Анчуткин ждал меня за углом и сразу бросился расспрашивать – как и что.

– Всё нормально, – процедила я сквозь зубы. – Посоветовала пить успокоительное.

– А-а… – протянул он, захлопав глазами.

– Два-а… передразнила я его.

Следующими лентами были уроки потаенной магии. В прошлом году этот предмет вел Кош Невмертич, но в этом году в расписании преподавателем была указана Щукина Светлана Емельяновна, и это тоже не радовало. Как будто ректор решил держаться как можно дальше от меня. Я что – такая опасная?!.

– Привет! – нам навстречу выплыла Вольпина в сопровождении своих «конфеток».

Я сделала вид, что не расслышала, и хотела пройти мимо, но она загородила мне дорогу, с улыбочкой заглядывая в лицо.

– У вас сейчас потаенная магия? Очень интересный предмет! У нас Кош Невмертич ведет. А у вас – Щукина? Она такая забывчивая, по-моему!

– Дай пройти, – потребовала я.

Сегодня все «конфетки» были в розовых кофточках. Это смотрелось странно – как будто собралась спортивная команда.

– По средам мы носим розовое! – радостно поделилась Вольпина, заметив мой недоуменный взгляд. – Розовый освежает цвет лица и молодит. А ты почему носишь синее и голубое? Тебе бы желтый пошел, или яркий зеленый – что-нибудь яркое. А так – слишком уныло…

– Вот сама и надень что-нибудь желтое, и зеленое, – посоветовала я ей, – и красное. И будешь, как светофор.

Она рассмеялась, словно я сказала что-то о-очень забавное. А я нарочно зажала нос, показывая, как меня раздражают ее приторные духи.

– Ты такая милая! – объявила Вольпина, играя ямочками на щеках, не обращая внимания на игнор. – А правда, что в прошлом году ты этого красавчика со второго курса – Царёва, прямо на ленте, в полете сбила? А ещё Щукину вальсировать заставила, а потом ректору врезала, что он даже пошатнулся?

– Ты сплетни, что ли, собираешь? – спросила я с недовольством.

– Нет, – изумилась Вольпина и растерянно захлопала ресницами. – Борис рассказал, – и она перевела взгляд на Анчуткина.

Он покраснел до слез и забормотал что-то насчет «известно всем».

– Трепло, – прошипела я, толкнула Вольпину плечом, чтобы убралась с дороги, и пошла в аудиторию.

– Василиса! – догнал меня чуть не плачущий Анчуткин. – Это же все знают! Весь институт об этом…

– Боря, не доводи меня, – сказала я, и он сразу затих, и не заговаривал со мной до самого начала ленты.