Увидимся в Новом Свете (СИ) - Брай Марьяна

Глава 14

Мне казалось, что я стала героиней Фенимора Купера, и когда меня обступили женщины и дети, такие яркие, смешливые и раскованные, я начала проклинать эту колонию, где мы должны были жить. Какого черта мы не попали сюда лет эдак на двести раньше?

Пэвэти что-то говорила на своем, и ей отвечали, люди не были настроены враждебно, скорее, они изучали меня, словно диковинку. С моей белой кожей в сочетании с очень темными волосами, я была для них очень необычной. Я улыбалась, но старалась не показывать зубы. Это я узнала в какой-то программе про животных, что по сути, улыбка - это оскал.

Может я была не права, да и они вовсе не животные, но мне было страшновато, особенно, когда они трогали мои волосы. От этих поглаживаний по макушке ползли «мурашки», и я представляла, как мой скальп покрутят прямо перед моими глазами перед тем как я потеряю сознание.

- Идти еда, идти, идти, длинная нора животное, - мне что-то пыталась объяснить Пэвэти, утягивая за собой к костру, возле которого прямо на земле были разостланы ткани, где усаживались люди.

- «Длинное нора»? – я остановилась, чтобы уточнить у нее, что она имела в виду.

- Ты длинное животное нора, - и она зажала нос.

- Сама ты длинное животное, - я пропыхтела это уже на русском, и неужели я пахну так не приятно, и она сейчас обозвала меня скунсом? Надо спросить у Клер, знают ли они о скунсах, и живут ли они в норах… Вообще то, я видела в куче фильмов, что они живут в мусорных баках. Или это не они? Черт, не хочется приобрести дурацкую кличку у индейцев, но, скорее всего, этого не избежать, потому что рост мой и в правду, как у мужчин.

- Есть, есть, вкусно, - она показала, что надо жевать, усадив меня на ткань, и подала деревянную миску, которая ходила по кругу. Там лежало что- то черное, и с виду, это было вообще не съедобно. Пахло чем-то сладковатым, будто подгнившим, но я знала, что отказываться нельзя. Жевала и думала о родине.

- Длинная нора дать чуно, вкусно чуно, папас, - она намекала, что это как-то связано с картошкой, потому что папас у них – точно картофель.

- Да, спасибо, очень вкусно. Мне нужен свежий, новый, из земли, папас, - я показала, что роюсь в земле, и указывала на то, что все по порядку брали из деревянной миски.

Через пол часа непонятного обеда, Пэвэти подняла меня столь же резко, сколь и усадила за это застолье, и потянула к костру, у которого две индианки ощипывали индюшек. Там она взяла нож, и указала, что нужно пороть ленту от юбки.

Я старалась аккуратно, но нитки, которыми лента была пришита, уже сопрели, и я просто тянула, легко отпарывая ее. Когда я закончила, она указала на железные «колокольчики», и я отрезала их ножом вместе с узелками, что были внутри этих небольших конусов. Я отдала ей «богатство», и она передала его пожилой женщине, что заулыбалась при виде этого, как ребенок от погремушки.

- Идти, папас, брать папас, пора, пора, иди, - теперь она тянула меня в лес, и я жалела, что моя подруга, очарованная Сквонто не отправилась с нами, потому что меня начинало уже подташнивать от первого здесь воскресенья.

За небольшим лесом оказался огород. Стихийный огород, где картофель рос как сорняк, перемежаясь с травой и камнями, непонятно зачем разложенными явно специально. Его было не очень много, но мне хватило бы и десяти клубней, чтобы вырастить себе много.

- Брать все, это не надо люди, брать и идти, - она показала, что можно копать сколько хочешь.

Судя по тому, что кусты уже отцвели, клубни не должны быть маленькими, и если можно копать сколько хочешь, мы успеем до осени вырастить свой личный урожай. Правда, придется копать землю еще, потому что вскопанную мы запланировали засадить кукурузой и тыквой.

За нами пришла та старушка с моей лентой, и принесла большие отрезы тканей и инструмент, типа мотыги. Земля была как асфальт – ее невозможно было поднять.

Часа два я рыла непробиваемую землю, доставала из нее клубни размером чуть больше яйца, но я была намерена уйти отсюда с добычей.

Я не могла противиться тому, что хозяева этих земель и этой картошки просто сидели вокруг меня и смотрели, будто фильм в кинотеатре. Надо научить их делать попкорн, точно! Пусть это станет исторической едой индейцев. «Нельзя менять историю», ага, нельзя… От поп-корна не изменится ничего, по моему, это не та часть истории, что отвечает за ядерное вооружение стран.

Через пару часов мы с Пэвэти несли за спинами импровизированные мешки с картошкой. Надо было распрощаться с садовым товариществом директрисы, чтобы попасть в другое время и снова копать картошку? Ага, могу, умею, практикую.

За нами шла толпа, словно ожидая, что по дороге я сделаю еще что-то необычное. Как только мы подощли с мешками к костру, возле которого с Клер сейчас теснились сестры, Клер удивилась, рассматривая наши импровизированные мешки:

- Ты переезжаешь? - мне навстречу вышла Клер и Барбара.

- Да, в Колумбию, говорят, там травка позабористей. Щути, шути, вообще-то я сегодня работала как лошадь на цыганской свадьбе, добывая нам семена для будущего урожая, - мы с Пэвэти поставили связки тканей на пол. В них было примерно по полтора ведра.

- У тебя не было белорусов в предках? – Клер смеялась, и это, хоть и раздражало, но то, что она пришла в себя радовало сильнее.

- Раньше ты в шутках не использовала штампов, но я снова прощаю тебя. Я не сильна в знании своих корней…

- Ты хотела сказать клубней... - она ржала уже согнувшись, и я готова была тоже засмеяться, но к нам подошла Маргрет с сестрами. В этой части поселения было тихо. Никто не работал, и не стучал топорами, не ходили с озадаченным видом женщины, мне нравилось.

- Элизабет, где вы были? – она осматривала нашу ношу, грязную меня, и была растеряна.

- Я копала картошку, сестра. Мы посадим ее здесь, и у нас будет урожай. Но этого мало, и индейцы дадут еще, если мы будем сами копать, поэтому, завтра, когда все девушки будут копать землю под огород, мы с Барбарой возьмем лопаты и пойдем туда еще раз.

Девушки уже поднимали плоды, протирали фартуками и пытались откусить, но тут же выплевывали. Я собрала надкушенные клубни и сложила обратно в тряпку, завязав теперь все узлами. Я оставила штук двадцать, и решила пока не злиться. Наши «домашние» индейцы ощипывали птицу, и сегодня я покажу им что такое картошка, чтобы работали слаженнее. Хорошо смеется тот, кто ел наваристый куриный суп с разваренным картофаном, а не это вот все, девочки. Сегодня будет разрыв шаблонов, мать вашу.

- Ты не знаешь, что за черная хрень, которой они меня угощали, и настаивали, что это картошка. Пахнет, как корм для свиней, а на вид, как… я даже не знаю…

- Чуно? – Клер таинственно заулыбалась, но ее рот все сильнее и сильнее растягивался, давая понять, что я снова съела какую-то непотребщину.

- Да, только давай без смеха, а иначе я буду падать в обморок как ты, в любой непонятной ситуации, и загорать на солнышке, вместо того, чтобы делать дела.

- Это гнилая сушеная картошка. У них это как запас на случай конца света. Они пошутили над тобой. Она прошлогодняя. Ее чуть подмораживают, потом топчут, а потом складывают подсушить.

- Ферментация?

- Типа. Это пища на случай голода.

- Спасибо, я пойду вон в тот лесок, и попробую выгнать этот стратегический запас из себя, - я оттолкнула руку Клер и пошла за дом, чтобы проверить шерсть. Пора было ее убрать, но никто об этом и не думал. Солнце уже не пекло, и шерсть теперь лежала в тени. Если не убирать прямо сейчас, она отволгнет. Но я устала как собака в упряжке, и показала знаками Барбаре, что пора заносить все в дом.

- Хорошо, птицу с картошкой я беру на себя, - Клер шла за мной, пытаясь хоть как-то подбодрить, но меня уже не плохо бодрило ее чувство вины, и я сделала свое лицо еще несчастнее. Это работало всегда. А поп-корн индейцам я обязательно отдам. Это их зерна.

Главное сейчас – не проболтаться ей про мою новую кличку, может и индейцы это замнут, назовут по-другому, но что-то мне подсказывает, что рост – хорошая штука только в прошлом мире, где я жила со своим сто пятьдесят пять и пять, и завидовала тем, кто бы от метра семидесяти. «Длинная нора», блин, ну какого черта, а, почему жизнь так не справедлива ко мне? Ладно, ныть – не моя прерогатива. Завтра будет сложный день, и, если занять его работой и не париться из-за мелочей, все встанет на свои места.