Снежная стая (СИ) - Ремезова Любовь

Я только головой покачала — нет, не понять мне ее.

Спешат проворные пальцы, туго-натуго плетут ладную косу. Ловко вплетают ленту, крепко вяжут в узел — день ноне будет долгий, не хватало еще ее, непослушную, переплетать то и дело.

Одежи я выбрала самые что ни на есть простые, из тех, что каждый день носят — праздничным одежам черед позже придет, а в работе и обычные сгодятся, чисто да опрятно — и ладно!

Одемшись, я выскользнула тихонько из своей комнатушки. На лестницу, вниз, через едальный зал, на кухню.

На кухне-то, вестимо, всякий день дел хватает, а уж в праздничный — так и втрое.

И в тех делах да хлопотах пребывая, я все припоминала дней последних происшествия. И многое становилось ныне очевидным такого, что вроде как и изначально понять стоило, а не хватило умишка одно к одному сложить.

Ныне же до боли, до рези в глазах и ломоты в зубах было ясно, о чем говорил давеча ветер, испугавший меня на озере. Отчего вдруг снег негаданно и неурочно на Седой Лес пал. А тако ж — почему понесло во все тяжкие одну дуру-девку.

Я носила на кухню воду, помогала тетке Млаве управится с пирогами, праздничным угощением, али иное дело справляла из бессчетного множества, а мысли все вокруг досады на оплошность свою вертелись.

Все я верно тогда, у лесного озера, в зарослях осеннего рдеста стоючи, учуяла. Недоброй была та волшба, что ветер осенний оседлала. Одного не я поняла, глупая — не чужак ее творил, а враг. Да такой, какому и глотку перервать за грех не встанет.

Не для раннего снега он чаровал, изверг. Стаю снежную будил. А снег — так, мелочь попутная. Стая — то без снегу невозможна. И будил он нежить лютую вовсе не затем, чтоб она опосля по тварному миру вольно гуляла.

Тот, кто звал снежную стаю, крепко рассчитывал, дозвавшись, ее под свою руку взять.

Ладно. Подосадовала — и будет.

Теперь самое время за разум взяться.

Ноне на гуляньях знакомцев порасспросить. Из тех, что в лес часто хаживают, да из тех, что по соседним селищам не так давно гостили. Места у нас глухие — если где чужак объявился, его всенепременно кто-нибудь, да видел. А если не его самого — то хоть след его.

А я не гордая, мне и следа хватит…

ГЛАВА 6

Гудит нарядная толпа — веселится честной люд, приветствуя снежное время. И снежок, летевший с ночи, да так и не утихший к вечеру, ложится пушистыми сугробами.

Поляна, давным-давно облюбованная молодежью для гулянок да посиделок, утоптанная множеством ног до каменной твердости, радостно привечала всех пришедших. Вновь прибывшие спешат поклониться разведенному костру, подношение скромное сделать. Ставят на широкий стол, загодя притащенный из селища четверкой самых крепких парней, кто чем богат — сытный мясной пирог, туесок стоялого меду, круг манящего желтым боком сыра али кувшин летошнего ягодного вина, бросают в очищающее пламя лоскуты ткани, с ношеных одежд срезанные, хитро промеж собой в узлы скрученные — пусть горят вместе с ними накопившиеся за год хворобы да усталости, а новым пусть нонешний снег дорогу заметет, пусть пути-дороги к человечьему жилью не найдут, да так в лесу и останутся! — и торопятся влиться в праздничную суету.

Высоченный костер благосклонно принимает дары, с шумом, с треском шлет в предсумеречное небо искры. Перекликаются веселые голоса, гуляет честной люд, привечает-задабривает грядущую зиму.

— Нет, не видал, — Гнат мотает тяжелой башкой, от него пахнет хмелем, рыбным старостихиным пирогом, здоровым мужским телом, а еще, почти совсем неощутимо, цветочным запахом девичьих притираний. И если причуяться, можно даже разобрать, с которой любушкой охотник миловался, но мое ли то дело?

— Около нашего селища — точно нет, и не ходил никто, кроме гостей вот ваших. — он кивнул на трактирщика с женой, около которого тесным семейным кругом собрались оба старших сына с домочадцами, и непраздная Ельна, средняя невестка, неосознанно и оберегающе прикрывала руками тяжкое чрево, и на мир смотрела счастливо и гордо, и муж ее рядом стоял, верно, и сам не примечая, что старается огородить собой молодую женку, прикрыть собой от всех бед и горестей, что всамделишных, что мнимых…

Я улыбнулась им светло, и отвела взор — негоже на такое глазеть, так и счастье спугнуть недолго. Гнат, взгляд мой перехватив, тоже улыбнулся тепло да понимающе, да и сам в ту сторону таращиться боле не стал.

— А где, кстати, гости-то? Побрезговали, небось, нашим празднеством скромным? — вопросил рослый охотник насмешливо, и я в свой черед отрицающее мотнула головой.

— До свету еще в лес подались, все-пятеро.

Так и есть. Спустились в едальный зал в густых предрассветных сумерках, уже собранные целиково, и устроились за прочно облюбованным столом. Я сама им и завтрак собирала, оставшуюся с вечера кашу на мясе грела. Маги ели без охоты, чай, утроба ещё не проснулась, но весь день в Лесу голодным провесть — не подарок. Вот и наедались впрок. Колдун, единый из всей пятерки, евший в охотку, на сотоварищей смотрел без одобрения, а потом на меня взглянул — и я молча кивнула, без слов понимая, чего ему надобно. Развернулась, да и ушла на кухню, суму им с собой собрать. Укладывая сыр, да крупными ломтями нарезанный окорок, да луковицу, заботливо заворачивая в чистую тряпицу пол ковриги хлеба, ох и ругала же себя!

Ну, что мне стоило — прикинуться, будто не поняла, да дождаться, пока вслух попросит-велит?! Так нет же, вперед себя услужить побежала…

У, дура-девка, волос долог, ум короток! Тебя по холке погладили мимоходом — а ты уж половиком перед ним стелиться готовая.

Но припас, меж тем, собирала не скаредничая, и удачи в Седом Лесу пожелала.

А чего б и не пожелать, коли снежного волка там, все едино, покамест нет?

Гнат понимающе кивнул, и продолжил разговор, выдергивая меня из воспоминаний:

— Словом, где я по лесу хожу — чужих следов нет, а где другие ходят — про то тебе других и спрощать надо, — и добавил, неожиданно серьезно глядя мне в глаза, — Сама-то как?

Я от неожиданности растерялась, не того вопроса я ожидала, но ответствовала вежливо:

— Хорошо, Гнатушка, с чего бы по — иному было? Но за заботу — благодарствую, — и поклонилась легонечко.

Охотник смотрел все так же пристально, внимательно — словно сквозь вежливый ответ другое что разобрать пытался. Но кивнул все ж — как знаешь, хорошо так хорошо. И ушел, так и не спросив о том, о чем должон был раньше прочего вопросить — с чего вдруг это подавальщица трактирная о неведомом чужаке выспрашивать взялась, а главное — почто он ей?..

Боги с ним, с Гнатом. Не спросил — и к лучшему, я-то отговорку заранее придумала, да только хлипенькая она, а охотник — муж не глупый. А я лучше, и впрямь, иных порасспрошу. Я приподнялась на цыпочки, выглядывая промеж нарядных сельчан того, кто мне нужон ныне был.

Яробуд Хлыст, молчаливый, мрачный да нелюдимый бобыль из Огневки, слыл первым охотником на всю округу. Уж как его занесло так удачно в Лесовики, не ведаю, но, раз уж он тут на первый снег оказался — на гулянья пришел. Чай, не маг, с пониманием мужик. Разумеет, что негоже гостю хозяйский праздник не уважить. Но и надолго задерживаться не собирался — я его уже уходящим перехватила. Выслушал меня, призадумался. А потом и задал тот вопрос, которого я остерегалась.

Хоть и не хотелось мне, а пришлось выдуманную лжу изречь — про то, что лекарка наша в лесу чужую волшбу почуяла, а магики приезжие не то, что ничего не заметили, а и вовсе не верят, будто была та волшба. Он только хмыкнул в ответ:

— Не видал, — и уж совсем отвернулся да уйти вознамерился, как вдруг, нежданно для меня, добавил, — Но, если увижу — весточку пришлю.

С тем развернулся, и ушел с поляны по натоптанной тропке в сторону селища, оставив меня буровить взглядом широкую спину. Да что ж такое сегодня с охотниками? Один вдруг нелюбопытным сделался, другой разговорился. Ох, и чудны дела нынче в Седом Лесу творятся…