Пленённая княжна (СИ) - Богатова Властелина

Через клокотавший густой шум в ушах я не сразу расслышала, что дверь в предбанник тихо скрипнула. И вздрогнула, успев только прикрыть грудь руками, когда внутрь, низко пригнув голову, вошел Вротислав. По плечам и груди были темные крапины, оставленные каплями дождя, светло-русые волосы, потемневшие и потяжелевшие от влаги, падали на его мягко очерченные печным огнем скулы, что разлился золотом по изгибу мокрой шеи, угасая в распахнутом вороте рубахи. В туманном полумраке глаза княжича будто светились изнутри, собирая в себе все блики очага. Оцепенение растянулось в вечность, и пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы повернуться к нему спиной, но от его жгучего взгляда не скроешься — кекуда. Сердце пустилось в галоп, когда он покинул порог и медленно приблизился, так заколотилось, что стены поплыли, и мне пришлось прикрыть веки и вцепиться в край лавки ладокью. Уличная прохлада, исходившая от мужчины, обдала на миг, скользнув зябким потоком по плечам и спине. И я чувствовала себя загнанной в западню, в то время, когда взгляд серо-холодных глаз оглаживал от затылка до самых пяток. Намеренно это сделал, оставив одну, чтобы потом прийти, застав меня раздетой?

— Зачем пришел? — пробормотала, облизав пересушенные жаром губы.

— Тебя долго не было. Я думал, ты уже вернулась, но твоя постель оказалась пуста.

Невольно повела плечами от того, сколь глубоко он волнуется за простую-то девку.

— Мог бы постучать, — попыталась расправить непослушными пальцами ткань рубахи, злясь на себя за свою нерасторопность и на то, как глубоко проникал его голос в самые недра груди, оседая и проливаясь легкой дрожью по телу.

— Я стучал, и звал, — проговорил намного глуше.

Я растерянно посмотрела через плечо быстрым взглядом, Вротислав стоял очень близко, и от того взыгралось волнение, обдавая волнами жара, казалось, сделает шаг, и я точно свалюсь без чувств. Ведь даже не услышала ничего, с паром переусердствовала и засиделась, и, если бы не он, так могло статься, что банные духи и не выпустили бы меня отсюда живой. Даже жутко стало от этого осознания.

Дыхание прервалось, когда я ощутила на своем плече горячие пальцы Вротислава, он мягко провел по моему голому предплечью, поднимаясь к шее, убирая мокрые пряди за спину. Я застыла, ожидая, что за этим последует. Что ок сделает? Возьмет? Но он уже это сделал и сейчас его ничего не остановит повторить это вновь. Да и нужно ли ограждать себя стеной? Делать какие-то усилия над собой? Я прикусила губы, осознавая, что его ласки приносили мне приятные ощущения, были желанны настолько, что разливалось по низу живота разогретой смолой густое томление. Я прерывисто выдохнула, едва удерживая себя на месте, кода Вротислав скинул сапоги, опустился на лавку за моей спиной, обхватив за бедра, притиснул к себе плотнее, так, что я ощущала его налившуюся желанием плоть, упиравшуюся в основании спины, даже через ткань его штанов я чувствовала раскаленный жар. Его объятия стали для меня опорой. Его сильные ладони опустились на бедра, огладили, скользнув вверх к животу и выше, накрыли ждущие его ласки груди. Я откинула голову на его плечо, когда он сжал их и разжал, и вновь сжал, сминая круговыми движениями, и я сама в такт его движения начала покачиваться, выгибаясь и отдавая себя его умелым рукам. Я слышала, как его дыхание сбилось, оно обжигало шею, растекаясь по коже плавленым воском. Одна ладонь выпустила грудь и вновь опустилась на живот, протискиваясь между бедер, и когда накрыла горячее лоно, томление всплеснулось яркими искрами к самой груди, вынуждая испустить глухой стон. Другой рукой Вротислав сдавил шею, вынуждая чуть повернуться к нему, навис, накрывая мои губы своими — горячими и сухими, одновременно его пальцы проникли свободно вглубь сжимавшего их лона, вынуждая его проникать короткими рывками, так, что мне пришлось опереться ладонями и о его крепкие ноги. Его губы и пальцы ласкали настойчиво, но мягко, распаляя меня изнутри, побуждая насаживаться быстрее и нетерпеливее. Его пальцы покинули меня, там все пекло и дрожало от жажды большего. Княжич, горячо выдохнув в мои губы, придерживая подбородок, теперь слегка самыми краешками касался их и будто думал о чем-то, хотя глаза его были затуманенными и потемневшими, такими глубокими, завораживающими — непонятно, как еще держится. Я даже губы сжала плотно, чтобы молчать, чтобы не просить его продолжить — так все внутри крутилось и полыхало мучительной жаждой. Но этого не пришлось делать — Вротислав выпустил.

— Повернись ко мне, — попросил он.

Разум колыхнулся, пытаясь предостеречь, но сквозь желание, что охватило меня, ему уже не пробиться. Я об этом подумаю после, возможно, буду корить себя и ругать — возможно, но это потом. Сейчас в недрах натопленной душно бани хотелось отдаться горячим рукам Вротислава, утонуть еще глубже в жаре его желания, захлебнуться собственной жаждой, нырнуть в глубину до самого дна и раствориться в безвременье. Хотя бы на миг. Я повернулась, сев сверху на лавку, так, что он, обхватив меня под коленями, закинув ноги за спину, подтянул ближе, и мне пришлось обхватить его за шею, чтобы усидеть. От бесстыдного положения стало тесно внутри, потому что теперь он мог видеть меня всю, и я из-под ресниц видела чуть дрогнувший в улыбке уголок губ. Потершись носом о мою щеку, заглянул в глаза — он вовсе не насмехался, напротив — смотрел, будто не на меня, а вглубь, зрачки его стали такими широкими, что я видела в них свое охваченное печным светом отражение. И это было похоже на безумие. Тогда, в палатке, он будто околдовал меня, и сейчас — тоже, иначе этому не было объяснения. Придерживая за плечи, я, набравшись смелости, опустил взгляд, и мои щеки вмиг запекло и, стало резко нечем дышать. Влажная ткань штанов облегала его ноги и облепляла твердую как камень плоть. Он вновь завладел моими губами впиваясь обжигая и кусая так, что по коже рассыпались угли, они жалили больно, остывали на губах пеплом. Он, то намеренно тянул, медленно целуя, то прикусывал и терзал раня калеными гранями своей безудержности и страсти, и вновь делал над собой усилие, касался воздушно и мягко вбирая и оглаживая, собирая кончиком языка соленый пот. И невыносимо было терпеть эту муку.

5_6

И било хпестко смущение того, что он мог сдержать себя, а я — нет. Его желание давило и сминало, заставляло тело плавиться, как масло, жаждать, чтобы он скорее оказался внутри меня, заполонил, залил до краев с головой своей страстью и утопил. Голова помутнела, и осталось только оголенное, обожженное внутренней борьбой первозданное желание принять, вынуждая томиться в ожидании и тянуться всем естеством к тому, кто может эту потребность утолить в полной мере, кто может погасить это пламя и заполнить собой пустоту. Может, так повлиял дурман пробудившейся от спячки природы, или духи все-таки заморочили меня, и завтра я обо всем пожалею. Верно, так оно и будет.

Вротислав сминал мои лопатки, оглаживал плечи и вновь впивался пальцами, стискивая до боли, покрывая мою шею и ключицы жадными и, в то же время, нежными поцелуями. Они вынуждали меня дышать сбивчиво и часто, мне до ломоты в груди не хотелось, чтобы это все заканчивалось, хотелось, наконец, почувствовать его внутри себя сполна, сплестись воедино, дышать одним дыханием с тем, кто уберег от беды и заботится, отдаться прямо здесь, на этой старой потертой лавке в чужом незнакомом месте вблизи незнакомых людей. Мне он необходим, чтобы стать живой, увидеть самое дно своей души. Мне было страшно и горячо от своих мыслей и желаний. Признать собственное влечение к тому, кого едва знаю, оказалось непросто, но еще сложнее отказаться от этого.

А завтра в дорогу. Мы разойдемся, и княжич высокого рода и не вспомнит о неприметной девице, попавшей в беду. И никогда не узнает, кто я есть на самом деле. Все это я помыслила за один короткий миг, но его хватило, чтобы отважиться и следовать невидимому зову.

Я опустила руку на твердый, как гранит, живот и, нащупав тесьму, потянула, расправляя ткань штанов. Вротислав чуть отстранился, закинув руки за спину, потянув рубаху с себя, взъерошив волосы, что тут же облепили его лицо. Теперь я касалась свободно и чувствовала его кожу, упругие литые предплечья такие гладкие и твердые, как обожженная огнем глина, твердая широкая грудь, к которой хотелось прильнуть и слушать удары сердца. Вротислав накрыл мои пальцы, перехватил запястье, прижался губами к середине ладони.