Ирина Молчанова - Сны с запахом ладана

— Потому что я тебя люблю, — закончил Арес. — Прости, — голос его дрогнул.

Девушка разлепила мокрые ресницы.

— Не смей извиняться за любовь, это так… неправильно.

Арес наклонился к ней, коснулся волосами лба и, гипнотизируя взглядом, произнес:

— Я не могу облегчить муки твоей совести, но ты должна понять: хоть прокричи ты на весь институт, кто есть Захар, Элиас нашел бы способ сделать тебе больно. Я — его цель, а ты — средство.

Алина долго молчала, и юноша отстранился, обнял за плечи и уставился на воду.

— Арес, — неожиданно позвала девушка. — А почему твоей предок позволил Анхелю увести свою возлюбленную? Он не пытался ему помешать?

Юноша ответил не сразу, она даже подумала, что он не хочет отвечать, и пихнула его плечом.

— Вот так всегда! Всякий раз, когда мы говорим о твоем мире, ты отмалчиваешься или меняешь тему! Это нечестно! Арес улыбнулся.

— Я пытаюсь вспомнить. Наверно, мать мне не рассказывала.

Девушка досадливо цокнула языком.

— Вот ты, разве не бросился бы за мной?

— Конечно бросился! — Он спрыгнул с дерева, снял с него девушку и, поставив ее на землю, сказал: — Идем, я угощу тебя кофе и пышками в пудре, помнишь, теми, которые тебе понравились!

Алина высвободила у него руку.

— Меняешь тему!

— Нет.

Их взгляды скрестились в поединке.

— Хорошо, — сдался юноша. — Что ты хочешь?

Алина кивнула.

— Скажи, что Элиасу от тебя нужно?

Арес удивился:

— Я ведь уже говорил! Элиас жаждет мести, он…

— А ты? Ты тоже? Нельзя ли перестать друг другу мстить?

Взгляд Ареса стал колючим.

— Элиас у меня на глазах убил мою мать! — ледяным тоном напомнил юноша.

— Месть ее не вернет… Ты сам можешь погибнуть!

Арес отвернулся.

— Я в курсе.

В его голосе не было ни капли сожаления, и тогда Алина тихо добавила:

— А вслед за тобой и я.

Он вздрогнул, но не посмотрел на нее и не произнес ни слова.

Алина делала вид, что записывает за преподавателем, а сама, бесцельно водя ручкой по чистому листу, думала об услышанном сегодня утром из-за двери кухни разговоре. Евгения плакала, повторяя: «Захар не вернется», «Не вернется, я знаю», приемный отец в ответ молчал. А когда жена спросила: «Ну почему, почему это случилось именно с нашим мальчиком?», неожиданно сухо произнес: «А я говорил тебе, не нужен нам второй ребенок, но ты же не слушаешь никогда! Сколько раз нас психолог спрашивал, как воспринял девятилетний мальчик появление в семье чужого ребенка? Что ты говорила? Он немножко ревнует, он привыкнет, он поймет!»

Евгения перестала всхлипывать.

— Миша, почему ты сейчас мне об этом говоришь? Какое это имеет отношение…

— А такое, — оборвал муж. — Ты Захаркой толком не занималась и до усыновления Алины, для тебя всегда на первом месте была карьера. А потом, когда в доме стало два ребенка, те крохи, которые доставались нашему сыну, ты разделила между ним и чужой девочкой! Чего теперь удивляться тому, каким вырос наш сын!

— А каким он вырос? — возвысила голос Евгения.

— Не очень-то счастливым, раз может пропасть и не поставить нас в известность.

— С ним что-то случилось, он бы никогда…

Михаил жестко оборвал ее:

— Хватит! С ролью родителей мы не справились, прими это как данность… Лучше займись фотографиями, своим настоящим детищем!

— Не смей так говорить! — закричала Евгения. — У твоего сына было все, о чем может мечтать любой мальчик! Не нужно винить меня, что наш сын вырос не таким… посмотри на Алину, прежде чем говорить, какая я мать! Почему она выросла умницей и…

— Может, потому, что не мы растили ее до семи лет?

Дальше Алина не стала слушать.

Все эти годы, страдая от невнимания приемных родителей и от издевательств сводного брата, она твердила себе одно: в детском доме хуже. У нее было все для комфортной жизни: вкусная полезная еда, красивая одежда, много игрушек, необходимых вещей. А к одиночеству она быстро привыкла. Родители погибли, ничто на свете не могло уже их вернуть, не имело смысла закатывать истерики, в отместку портить жизнь окружающим, ненавидеть кого-то — маленькая Алина на удивление быстро и четко это поняла. Или поняла вовсе не она?

Девушка задумчиво улыбнулась, вспомнив белые лапы Ареса на мокром от дождя стекле, счастье и странное чувство освобождения, даже после того, как белый волк ушел, оставив ее на долгих одиннадцать лет.

— Гришанин, почему опаздываем?! — ворвался в Алинины воспоминания голос преподавателя.

Она подняла голову от тетради и увидела, что между рядами к ней протискивается Юра.

Она, как и многие другие, удивленно смотрела на парня, который, вместо того чтобы войти через центральный вход, зачем-то явился через дверь с Южного крыла здания, где сейчас шел ремонт.

Парень опустился рядом, на губах его играла нервная улыбка, лоб вспотел, руки дрожали.

— Что случи…

Юра кивнул ей на дверь и едва слышно произнес, немного заикаясь:

— И-иди, Арес там, ждет… п-просил передать, возникли сложности.

Алина посмотрела на главный вход, где двадцать минут назад оставила Ареса, и, ощутив, как сердце в страхе сжалось, спросила:

— Он не сказал какие?

— Нет-нет, — затряс головой Юра, — п-просил т-только быстрее.

Девушка медленно сгребла учебник, тетрадку, ручки в сумку и поднялась. Продвигаясь к двери, она заметила, что парень идет за ней, но спросить о чем-то под строгим взглядом преподавателя не решилась.

Она вышла в белый от мела, абсолютно пустой коридор с закрытыми клеенкой окнами. Дверь аудитории закрылась. Алина уловила сладкий запах ладана, но, прежде чем успела что-то предпринять, позади оказался Юра. Она увидела в его руке шприц с длинной тонкой иглой, которая в следующий же миг вошла девушке в шею. В глазах потемнело.

Глава 14

Любимая кукла

Алина бежала по белоснежной равнине, не чувствуя холода и задыхаясь от нестерпимо острого сладкого аромата смерти. Она постоянно оглядывалась в поисках Ареса, но его нигде не было.

Девушка споткнулась и упала, разодрав голые колени об острый снег. Пошла кровь, источающая все тот же невыносимый запах ладана.

Алина почувствовала, что кожу на лице что-то щекочет, она с трудом приподняла тяжелые веки, попыталась дотянуться до щеки руками, но ей не удалось. На запястья были надеты холодные блестящие наручники, скрепленные цепочками с железными кандалами на ногах. Сама девушка лежала рогаликом на охапке сена, разбросанного по каменному полу камеры размером не больше двух метров.