Мэнди Хаббард - Рябь (ЛП)
Коул открывает дверь, улыбаясь так, словно рад меня видеть. Он пробегает рукой по своим темным густым волосам, когда показывает мне жестом следовать за ним в дом. Он одет в толстый изумрудно-зеленый пуловер и свободные синие джинсы. На нем нет обуви или даже носков, и что-то в этом кажется мне на удивление интимным.
Холл очень высокий, возможно, метров десять в высоту. Высоко над головой висит хрустальная люстра, а безупречно чистый полированный деревянный пол, украшенный замысловатыми рисунками, ведет во все направления.
Я иду за Коулом, который заворачивает за угол, и мы оказываемся в огромной кухне с десятками вишневых шкафчиков и гранитной столешницей. Вдоль одной из стены тянутся окна от пола до потолка, занимающие не менее десяти метров. Из них открывается невероятный вид. Дом Коула стоит на возвышенности, что позволяет охватить взглядом вздымающиеся песчаные дюны и живой дышащий океан. Он кажется таким близким, что я могу вытянуть руку и прикоснуться к нему. Волны прибоя всего в паре сотен метров отсюда, не более.
Будет трудно. Солнце садится через десять минут. Как только это произойдет, океан будет звать меня, кричать мне прямо в уши. Нам придется покончить со всем быстро.
Я отворачиваюсь от побережья, возвращаясь назад на кухню. Сиенна сидит за дальним концом большого стола в центре кухни, накручивая на ручку прядь волос.
Она поднимает глаза, одаривая меня тяжелым взглядом, как будто ждет от меня оскорблений. Но я не могу сформулировать ни слова. Она закатывает глаза, когда я не в состоянии придумать, что сказать, и возвращается к своим заметкам.
– Хочешь чего-нибудь выпить? Содовой или бутылку воды, чего угодно? – спрашивает Коул.
Я качаю головой и сажусь на самый дальний от Сиенны стул. Коул садится между нами. Я вытаскиваю свои карточки из кармана и складываю перед собой. Карточки Коула уже разложены на абсолютно плоской столешнице.
Сиенна выглядит угрюмо.
– Постарайся не потерять ни одной из них. Я действительно долго над ними работала.
– Плевать, – говорю я.
Она секунду медлит, словно хочет ответить колкостью, но затем просто закатывает глаза.
– Хорошо, благодаря этой дурацкой пожарной тревоге, нам не хватает времени. Если мы не закончим сегодня, мы провалимся.
Она смотрит на меня долгим, испытующим взглядом, как будто это я виновата в этой дурацкой пожарной тревоге. Как будто мне хотелось провести двадцать пять минут на школьной парковке, ожидая пока пожарные выясняли, что какой-то гений решил пошутить и включил пожарную сигнализацию, когда на самом деле ничего не горело.
– Как ведущая, думаю, я должна представить книгу, – говорит Сиенна, держа в руках розовую ручку. Перед ней страница, исписанная ее округлым, женственным почерком. – Я расскажу о ее написании, популярности, телевизионном шоу и так далее, подводя к противоположным мнениям о ней: тех, кто считает, что это мусор, портящий качество нашей литературы, и тех, кто рассматривает ее как сатирическое изображение элиты. – Она переворачивает страницу в своей тетради. Упаси Бог, если там еще одна страница, полностью исписанная ее почерком. – Вводная часть должна занять три-четыре минуты, а потом вы переходите к самой дискуссии.
Я киваю, мой желудок становится тяжелым. Даже не оборачиваясь, я знаю, что солнце уже не более чем легкая вспышка над горизонтом. Из-за этого освещение в комнате становится теплым и маслянистым.
– Ребята, вы просмотрели свои карточки?
– Да, Сиенна. – Мне хочется напомнить ей, что вплоть до смерти Стивена, я была ее единственным конкурентом в борьбе за право произносить прощальную речь на выпускном. После той ночи я две недели не ходила в школу и даже не пыталась делать домашние задания. В той четверти я получила В. Единственный раз, когда моя оценка была ниже, чем 4. Того случая оказалось достаточно, чтобы я на шаг отстала от безупречных результатов Сиенны.
Она должна была сломаться, когда он умер. Но вместо этого, она только распалилась. Вместо того, чтобы распадаться на части, она стала бесчувственной и бездушной.
– Отлично. Итак, ты начнешь дискуссию, поскольку твоя позиция «за», а затем Коул будет оспаривать твои аргументы...
Сиенна продолжает говорить, но ее голос становится чем-то вроде гула в ушах. Солнце село и мне кажется, будто невидимые нити опутывают меня и океан тянет к себе. За эти два года я еще не находилась так близко к океану во время сумерек. Я сжимаю руки между коленей и нетерпеливо постукиваю ногой по деревянному полу, сгорая от желания покинуть это место и пересечь песчаные дюны.
Мое раздражение возрастает, в то время как Сиенна продолжает говорить. Это презентация книги, а не исследование в области ракетостроения. Я стискиваю зубы и заставляю себя слушать ее. Но пытаться игнорировать океан практически невозможно. Его зов похож на прилив, окатывающий меня сзади и заставляющий обернуться.
Требуется еще десять мучительных минут, чтобы обсудить, как будет проходить дискуссия. С каждым прошедшей секундой, мои внутренности скручивает все сильнее и сильнее. И вдруг, наконец-то, мы заканчиваем.
Я подавляю желание умчаться на полной скорости из дома к своей машине.
Коул провожает нас с Сиенной до двери, и я наслаждаюсь вкусом свободы, почти ощущая, как вода в озере омывает мою кожу. Мы выходим за порог и расходимся, даже не прощаясь друг с другом. Как только я сажусь в машину, купе Сиенны, визжа шинами, срывается с места и исчезает за железными воротами. Кажется, я не единственная, кому хотелось уйти.
Я дрожу от холода, поворачивая ключ. Но затем... ничего. Вместо звуков ожившего автомобиля, я слышу лишь череду щелчков. В моем горле мгновенно образуется ком.
Нет, пожалуйста, только не это...
Я закрываю глаза и, затаив дыхание, поворачиваю ключ снова, но машина все равно не заводится.
Серьезно, этого не может быть. Я должна добраться до гор. Я должна добраться до моего озера. Мне нужно плавать.
По моим щекам струятся слезы, и мне не удается их остановить. Если я не смогу добраться до озера... если не буду плавать и ситуация только ухудшится... найду ли я в себе силы сопротивляться? Или пойду плавать в океане?
Нет, нет, этого не случится. Я не позволю. Я отремонтирую автомобиль, даже если для этого мне придется продать почку.
Но что бы я себе не говорила, в груди растет паника. Слезы бегут быстрее и быстрее. Они застилают глаза и катятся по щекам, капая с подбородка. Я кладу обе руки на руль и опускаю голову на руки. Мое тело дрожит и сотрясается от рыданий.
