Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)

Он изумленно смотрел на меня, но лицо оставалось жестким, настороженным.

— Я приподнял фургон? — спросил он так, словно сомневался в моем здравом уме, но этим только усилил мои подозрения. Фраза прозвучала театрально, словно реплика умелого актера.

Я едва кивнула, не разжимая зубов.

— Тебе же никто не поверит! — почти насмешливо сказал он.

— А я никому и не скажу, — медленно проговорила я, тщательно сдерживая гнев.

Удивление скользнуло по его лицу.

— Тогда какая разница?

— Для меня есть разница. Я не люблю врать, поэтому, если приходится, то хорошо бы иметь достойную причину, — упорствовала я.

— А нельзя просто сказать мне «спасибо» и оставить это дело в покое?

— Спасибо, — я ждала, сгорая от нетерпения.

— Ты не отстанешь, ведь так?

— Нет.

— Что ж… Надеюсь, тебе по душе вкус разочарования.

В молчании мы гневно уставились друг на друга. Я заговорила первая, стараясь не упустить нить: я боялась, что вот-вот впаду в ступор от вида его великолепного мертвенно-бледного лица. Тягаться с ним было все равно, что взглядом укрощать ангела-разрушителя.

— И зачем ты вообще туда полез? — холодно спросила я.

Он помедлил, и на мгновение прекрасное лицо стало неожиданно беззащитным.

— Я не знаю, — прошептал он, развернулся и ушел.

Гнев переполнял меня, и еще пару минут я стояла, не в состоянии сдвинуться с места. Наконец, я повернулась и побрела к выходу.

Обстановка в зале ожидания была еще хуже, чем я предполагала. Казалось, абсолютно все, кого я знала в Форксе, были здесь и ждали моего появления. Чарли ринулся ко мне, и я подняла руки.

— Со мной все в порядке, — тусклым голосом произнесла я. Еще не придя в себя от разговора с Эдвардом, я была не настроена на легкую болтовню.

— Что доктор сказал?

— Доктор Каллен посмотрел меня и сказал, что я здорова и могу идти домой, — вздохнула я. Майк, Джессика и Эрик двинулись к нам. — Поехали, — поторопила я отца.

Чарли обнял меня за спину, почти не касаясь, и повел на улицу сквозь стеклянные двери. Я вяло помахала своим друзьям, пытаясь показать, что обо мне можно больше не беспокоиться. Первый раз в жизни я почувствовала облегчение, садясь в патрульную машину.

Домой мы ехали в молчании. Я была настолько погружена в свои мысли, что едва замечала присутствие Чарли. Я понимала, что вынудила Эдварда защищаться, и это лишний раз подтверждало то, во что я едва могла поверить — я действительно видела то, что видела. Все эти невероятные вещи произошли на самом деле.

Возле дома Чарли наконец открыл рот.

— Э-э-э… тебе придется позвонить Рене, — он виновато повесил голову.

Я ужаснулась.

— Ты сказал маме?

— Прости.

Я чуть сильнее, чем следовало, хлопнула дверцей машины.

Мама была, разумеется, в истерике. Мне пришлось по крайней мере тридцать раз повторить ей, что со мной все в порядке, прежде чем она хоть немного утихомирилась. Она умоляла меня вернуться домой — начисто забыв о том, что дома сейчас никого нет — но, к моему удивлению, ее мольбы почти не трогали меня. Все мое внимание поглощала загадка Эдварда Каллена. А также, собственно, сам Эдвард. Дура, дура, дура. Я не так сильно рвалась вон из Форкса, как следовало бы, будь я в своем уме.

Я решила лечь спать пораньше. Чарли продолжал бросать на меня тревожные взгляды, и это действовало на нервы. По дороге наверх я прихватила в ванной три таблетки «Тайленола» и проглотила их. Лекарство подействовало, боль в голове утихла, и я провалилась в сон.

В ту ночь мне впервые приснился Эдвард Каллен.

Там, в моем сне, было очень темно, и только от кожи Эдварда шел слабый свет. Я не видела его лица — только спину. Он уходил прочь, оставляя меня в темноте. Как я ни старалась, не могла догнать его, как ни звала, он не оборачивался. От страха я проснулась среди ночи и долго не могла уснуть. После этого он стал сниться мне почти каждую ночь, но всегда оставался далеким, недосягаемым.

Следующий месяц, тревожный и напряженный, принес поначалу множество неловких ситуаций.

К моему ужасу, всю неделю после происшествия я была в центре внимания. Тайлер Кроули стал совсем невозможен, он был одержим идеей как-то возместить нанесенный мне урон. Тщетно я старалась убедить его, что лучше всего будет, если он просто забудет обо мне, тем более, что я совсем не пострадала. Он ходил за мной на переменах и пересел за наш стол, за которым стало теперь весьма многолюдно. Майк и Эрик приняли его в штыки, и это дало мне повод подозревать, что у меня появился еще один нежеланный поклонник.

Никто не обращал внимания на Эдварда, хотя я снова и снова объясняла всем, что он был настоящим героем — он оттолкнул меня в сторону и сам едва не пострадал. Я старалась говорить убедительно. Джессика, Майк, Эрик и остальные неизменно отмечали, что не видели его рядом со мной до тех пор, пока не отодвинули фургон.

Я удивлялась, почему никто не помнил, что он был довольно далеко от меня перед тем, как столь внезапно и непостижимо спас мою жизнь. С досадой я поняла, что в школе никто, кроме меня, не обращал столько внимания на Эдварда. Никто не смотрел на него такими глазами, как я. Жалкая, глупая я.

Эдварда не окружали толпы поклонников, жаждущие узнать все подробности из первых рук. Его избегали, как обычно. Каллены и Хейлы сидели все за тем же столом, как всегда, ничего не ели и разговаривали только друг с другом. Никто из них, и в особенности Эдвард, не смотрел в мою сторону.

На биологии он неизменно отодвигался как можно дальше и делал вид, что не замечает моего присутствия. И лишь когда он внезапно сжимал кулаки — натянутая костяшками пальцев кожа белела еще сильнее, чем раньше — я понимала, что он не настолько забывчив, как могло бы показаться.

Он жалеет, что спас меня — никакой другой вывод не приходил мне в голову.

Мне очень хотелось поговорить с ним, и на следующий после происшествия день я попыталась это сделать. Когда мы расстались в больнице, оба были вне себя. Я все еще сердилась на него за то, что он не доверился мне, хотя я безукоризненно выполняла свою часть договора. Он ведь на самом деле спас мою жизнь, и разве имело значение, каким способом? Наутро гнев мой испарился, и осталась только восторженная благодарность.

Когда я пришла на биологию, он уже был за столом и смотрел прямо перед собой. Я села, ожидая, что он повернется ко мне, но он не заметил моего появления.

— Привет, Эдвард, — сказала я мягко, давая понять, что намерена быть паинькой.

Он слегка повернул голову, кивнул, не глядя мне в глаза, и тут же отвернулся.

Это был последний контакт между нами, невзирая на то, что он был рядом каждый день — стоило только руку протянуть. Иногда я смотрела на него, не в силах бороться с собой — издали, в столовой или на парковке. Я видела, как золотое сияние в его глазах меркнет день ото дня, и они становятся темнее. Но в классе я обращала на него не больше внимания, чем он на меня. Я чувствовала себя совершенно несчастной. И сны по-прежнему не давали мне покоя.