Алая птица - Анна Рудольф
Она стрятала улыбку в тени, по-прежнему не спуская глаз с отражения в озере.
— Отсюда кажется, что там наверху сбываются все мечты. Менестрели об этом балладу сочинили: «Король, подобный солнцу». Фани мне ее спела.
— А они не правы? Чем ближе ты к нему, тем быстрее сгоришь.
— Разве что закутаешься в кокон из рун. Твой взлом прошел удачно?
Рунар кивнул.
— Свиток найдут, только если держава падет.
Айрин подождала продолжения, а не получив его, развернулась и оперлась спиной о парапет.
— Меня всегда интересовало, насколько солнце горячее. Если его жар так силен, что достигает земли, почему оно не кипятит океан, когда касается его на восходе и закате?
Маг с заинтересованно покосился на нее.
— Философские вопросы? Занимательно! Над подобными загадками, Айрин, бились величайшие умы. У шарибцев есть легенда, что когда-то солнце двигалось по небу с юга на север, и земля там, где оно касалось ее на рассвете, стала черным стеклом, а все вокруг обратилось выжженной пустыней. На закате же солнце теряло свой жар, становясь холодным, и заморозило часть Ледяного моря, поэтому к северным берегам иногда приплывают айсберги.
— Знаю, «Песнь о великом затмении», одна из старейших в мире. Как-то я разыгрывала по ее мотивам спектакль для детей. Думаешь, что там за небесным куполом?
Они подняли головы к темному небу.
— В Академии нам рассказывали, что около сотни лет назад один из сильнейших магов ясной ночью отправил в небо ярчайший магический фонарик, ожидая, что тот ударится о небесную твердь, но тот только постепенно удалялся, пока не затерялся среди звезд.
— Возможно, там чертоги Всевышнего?
Рунар оперся о парапет рядом с Айрин.
— А, может, вовсе ничего.
Их разделяло меньше одного шага, и ей до мурашек хотелось преодолеть его, чтобы почувствовать человеческое тепло и родную магию, а еще вернуть трепетное и теплое ощущение недавнего поцелуя, от которого ее сердце заходилось в груди, однако, она решительно спрятала ладони подмышками и предложила:
— Рассказать тебе, как я впервые по-настоящему воспользовалась магией? — он незамедлительно кивнул. — В тот год, когда мне стукнуло тринадцать, зима выдалась страшно суровой. Наше село захлестнули болезни, пало много скота. Вскоре по ночам за околицами мы стали слышать волчий вой. Однажды с соседским ребенком и двумя рыбаками я пошла к реке, чтобы наловить рыбы. Стоило мужикам заметить волков, как они побросали снасти и сбежали. Теперь я понимаю, что шансов против трех голодных зверей у них не было, а наша жертва дала им фору. Я тоже могла убежать. — Айрин запрокинула голову и хрипло рассмеялась. — Бог свидетель, больше всего на свете я хотела убежать!
— Ты осталась?
Редкие снежинки возникали из темноты, словно по велению древнего заклинания. Сквозь прорехи в тучах поблескивали иглы-звезды.
— Осталась. Отмахивалась удочкой и орала, что есть мочи. Не знаю, что я сделала, но лед под волками треснул, и двоих мгновенно унесло течением, а третий загорелся сам собой. Он скулил и катался по снегу, а огонь все не гас, и, в конце концов, волк сам прыгнул в воду. Когда нас нашли, я наплела какую-то чушь, а тому ребенку никто не поверил. Я не желала зла волкам, они просто обезумели от голода. Никто не заслуживает такой мучительной смерти.
— Порой жизнь не оставляет выбора.
Айрин несогласно качнула головой.
— Ровно через два года моя младшая сестра Берта провалилась под лед и утонула, я не смогла ее спасти. Еще через два я сожгла в амбаре своего отца. А потом едва не отправила на тот свет барона, хотя, тут обошлось без магии.
Она ощутила руку на своем плече и поспешно объяснила:
— Я не жалуюсь, просто предупреждаю! Вот-вот наступит зима.
Рунар развернул Айрин к себе и посмотрел в ее упрямые глаза. Тени тех же демонов он долгое время видел в собственном отражении, пока не попал на рудники. Каменная пыль, жара и смрад вытравили из него сострадание и сожаление. Он хотел сказать Айрин, что самобичевание — навязанная богобоязненным прихожанам чушь, прощение — акт лицемерия, а любовь — смертный приговор. И промолчал.
Она дрожала. От холода или страха? Упрямая, колючая, как королевский чертополох. Она навязала себе роль демона, не догадываясь, кто из них двоих подлинный дьявол.
Он хотел сказать ей то, чем с ним однажды поделился отец после неудачной охоты на морских чертей. Океан рокотал в предрассветной мгле, горькая белесая соль оседала на одежде и щипала царапины. Ветер нес с собой запах свежих водорослей и мокрой гальки.
Когда они открывали очередную ловушку, шестилетний Рунар по глупости влез внутрь без спросу, и зубастая рыбина едва не откусила ему пальцы. Отец отпустил края капкана и успел схватить морского черта, но острые железные штыри, сомкнувшись, распороли ему предплечье. Рунар рыдал и все просил прощения, а отец делал вид, что ему вовсе не больно.
«Сложно простить врага, но еще сложнее простить себя. Ты ни в чем не виноват».
Тогда Рунар вознес Всевышнему мольбу о том, чтобы никогда больше не причинять отцу боль. И его желание сбылось. Меньше, чем через год рыбака Рандора забрал океан.
Эти слова — все, что осталось Рунару в память об отце, но через много лет их перекрыло раскаленное добела тавро с королевским гербом.
— Все мы о чем-то сожалеем, Айрин. Моя сила тоже проявилась в неподходящий момент, — он помолчал, собираясь с мыслями. — Я ни с кем прежде не делился этой историей. В замке и в Академии знают более красивую версию, а по городу ходит с десяток баек, начиная с причисления меня к ангелам, заканчивая тем, что я тот самый убитый аймаррцами первенец королевы, принц Велиас. Истина менее привлекательна. Мы с отцом попали в шторм в водах Великого океана, и нашу рыбацкую лодку унесло к скалам. Отец отдал мне свою страховочную веревку, потому что я по неопытности плохо закрепил собственную, и его смыло волной. Он был еще в сознании, только сильно ударился о борт, и я мог втянуть его обратно.
