Карен Монинг - Лихорадка теней

Он посмотрел на нее. — Все.

— Каков план? — сказала я.

— Ты должна отдать амулет своей матери, — сказал Питер.

Я коснулась цепочки на своей шее и посмотрела на Бэрронса. Он сделал медленный вдох и открыл рот. В широком беззвучном рёве.

Я моргнула опять посмотрев. Он был спокоен и учтив как всегда.

— Это твой выбор, — сказал он. — Тебе решать.

Я чувствовала себя странно. Мак 1.0, бармен, взбалмошная и страстная поклонница солнца хотела бы пропустить все мимо ушей и перекинуть ответственность на кого-то другого. Почувствовать о себе заботу. Не быть той, кто беспокоится. Я больше не знала ту женщину. Мне нравилось принимать трудные решения и сражаться в хорошем бою. Приобретение ответственности больше не вызывало чувство непосильной ноши — она была скрытой важной частью моей жизни.

— МакКайла время истекает, — произнес мягко Питер. — Тебе не нужно больше бороться. Теперь мы здесь.

Я посмотрела на Ислу. Ее голубые глаза блестели непролитыми слезами.

— Послушай своего отца, — сказала она. — Ты никогда не будешь больше одинока, милая. Отдай мне амулет. Скинь свое бремя, и позволь мне нести его за тебя. Оно никогда не должно было стать твоим.

Я оглянулась на Бэрронса. Он смотрел на меня в ответ. Я знала. Он не будет подталкивать меня под руку.

Я оглянулась на происходящее еще раз. Я что шучу? Конечно же, Бэрронс стал бы подталкивать меня под руку. Он хотел заполучить заклинание разрушения, чтобы оборвать жизнь своего сына. Он охотился за ним почти все свое существование. Он должен был топать, спорить и реветь. Он никогда еще не был так близок к своей цели, только для того, чтобы отступить и дать мне возможность принять самостоятельное решение.

— Не делай этого, — рычал он. — Ты обещала.

— Синсар Дабх вошла в город, — просто сказала Исла. — Ты должна решиться.

Я тоже ее ощущала, спешащую к нам, как будто она знала, что стоит ей поторопиться, то может застать нас со спущенными штанами, а я не определилась и всех подставляла, моей неспособностью принять решение.

Я двинулась к Исле, пропуская цепочку сквозь пальцы. Как я могу признать, что не буду принимать участия в этой войне? Я готовилась к ней. Я была готова. Но здесь стоит она, говорит, что мне не нужно беспокоиться. Я не обрекаю мир на гибель, и мне не нужно его спасать. Что были другие, более подготовленные к этому моменту.

Это нереальное чувство вернулось. И что это за гул в ушах? Мне кажется, что я слышала рев Бэрронса, но каждый раз, когда я смотрела на него, он не произносил, ни слова. — Мне нужно заклинание из Книги, — сказала я.

— Как только она будет заперта, мы сможем получить все, что нужно. Питер знает Первый язык. Такой язык, твой отец и я встречали, работая над древними манускриптами.

Я смотрела на ее лицо, как на свое собственное, но более постаревшее, более мудрое, более зрелое. Я хотела это сказать, я должна была сделать это, хоть раз. Такого шанса у меня больше не будет. — Мама, — попробовала я слово на языке.

Дрожащая, сияющая улыбка изогнула ее губы. — Моя дорогая, любимая МакКайла, — воскликнула она.

Мне так хотелось коснуться ее, очутиться в ее объятиях, вдохнуть аромат моей матери и знать, что я ее. Я фокусируюсь на своей единственной памяти о ней, доселе глубоко похороненной. С огромным трудом сосредоточившись на ней, я удивляюсь, откуда оно появилось. Поверить не могу, что не забыла это за все прошедшие годы. Как мой детский мозг смог выцепить единственный кадр: Исла О’Коннор и Питер, смотрящие на нас со слезами на глазах. Они стояли у синего фургона и махали нам на прощание. Лил дождь и кто-то держал над моей коляской ярко-розовый зонтик с нарисованными на нем зелеными цветами, но холодный ветер разгонял под ним туман. Я молотила своими крохотными замерзшими кулачками и плакала, Исла тут же отстранилась от Питера, чтобы надежнее подоткнуть мне одеяльце.

— О милая, это было самое тяжелое для меня, оставить Вас в тот дождливый день и позволить Вам уйти! Когда я отдавала Вас, мне так отчаянно хотелось Вас обнять, чтобы Вы остались с нами навсегда!

— Я помню зонтик, — сказала я. — Думаю, что именно тогда мне и привилась любовь к розовому.

Она кивнула с горящими глазами.

— Он был ярко розовый с зелеными цветами.

Слезы жгли мои глаза. Я смотрела на нее в течение долгого времени, запоминая ее лицо.

Исла распахнула объятия.

— Моя доченька, моя прелестная маленькая девочка!

Сладостно-горькие эмоции затопили меня, когда я поддалась навстречу рукам моей матери. И как только они теплом и утешением сомкнулись на мне — я начала рыдать.

Она погладила меня по волосам и прошептала:

— Тише дорогая, все в порядке. Мы с отцом теперь здесь. Ни о чем не волнуйся. Все хорошо. Теперь мы снова вместе.

Я громче зарыдала. Потому что могла видеть правду. В такие моменты это причиняло много боли.

И в тоже время было слишком идеально.

Руки моей матери обнимали меня за шею. Она приятно пахла, как Алина — персиковыми свечами и духами Бьютифул.

И не было ни одного воспоминания об этой женщине.

Не было никакого синего фургона. Никакого розового зонтика. И вообще дождя в тот день.

Я вытащила копье из своей кобуры и втиснула его между нами.

Прямо в сердце Ислы О’Коннор.

Глава 47

Исла резко вздохнула от боли и одеревенела в моих руках, хватаясь за мою шею.

— Дорогая? — в мои глаза смотрели пустые, растерянные, голубые глаза Ислы.

— Ты тупая никчемная сука! — в мои глаза смотрели умные, взбешенные, с жестокой яростью голубые глаза Ровены.

— Как ты могла так поступить со мной? — плакала Исла.

— Если бы я убила тебя той ночью в пабе! — брызжа кровавой слюной, плевалась Ровена.

— МакКайла, моя дорогая, милая доченька, что же ты наделала?

— Охх, это ты во всем виновата! — бранилась Ровена. — Ты долбанная О’Коннор, никому не приносящая ничего, кроме проблем и неудачи!

Я чувствовала, как подгибались ее ноги, но чтобы не упасть, она хваталась за мои плечи. Она была упорной старой каргой.

Я содрогнулась. Получается, я никогда не разговаривала с Ислой. Все это время — это была Ровена, которой завладела Синсар Дабх. Но теперь она умирала, и способность Книги убедительно поддерживать иллюзию истощалась вместе с ней. Она мигала туда и обратно между иллюзией Ислы и реальностью Ровены.

— Ты убила мою сестру? — Я так резко встряхнула старуху, что из ее тугого пучка рассыпались волосы.

— Дэни убила твою сестру. А вы двое были всегда так милы друг с другом. О-о-о, я предполагаю, теперь ты так не считаешь! — закудахтала она.